– А ты расслабься и насладись превосходным ужином. Хамсин действительно гений готовки.

Я вздохнул и посмотрел на огромный поднос перед собой. Это заметила сидевшая слева от меня пума. Ничуть не стесняясь присутствующих, она наклонилась ко мне и спросила:

– А чего это мой лисёнок не ест?

Одной рукой она обняла меня под плечо, а другую, в которой держала кусочек мяса, поднесла к моему рту:

– Хочешь, я тебя покормлю? Давай, открой ротик и скажи "А"... – она придвинула своё лицо так близко к моему, что я отчётливо чувствовал её горячее, тяжёлое дыхание, – Давай, если хочешь быть со мной, тебе нужно много-много энергии.

Она попыталась положить кусочек мне на язык, но мои зубы, осознавая чем именно меня кормят, как-то сами собой рефлекторно сомкнулись, намертво зажав мясо.

– О, ты хочешь так? – спросила пума, – Так мне даже больше нравиться...

Она укусила мясо так, что наши губы плотно соприкоснулись. Этот поцелуй казался ещё более неправильным, чем тогда, в зоне 51. Тем более, что все за столом смотрели на нас, но никто ничего не сказал. Никто её не остановил. Все просто продолжали есть. Когда пума наконец от меня отстранилась, я вдруг услышал краем уха, как Вань-Шень шепнул Либеччо:

– Ты что ЭТО стерпишь?

Тот тяжело дыша и трясясь встал во весь рост. И ударил тяжёлым кулаком по столу:

– Хватит! Феликс, ты труп. – он грозно тыкнул в мою сторону, – За то, что тронул Тайю я тебя убью. Сейчас, на верхней палубе!

Больше всех этому скачку эмоций обрадовалась гиена:

– Ого! Лучшее, на что можно смотреть за едой, так это на гладиаторский бой! Пусть даже мужской.

Меньше всех обрадовался Зефир, нянчившийся с уже успевшей научиться ходить и что-то лепетать, девочкой-козочкой:

– Либеччо, не испытывай судьбу. По крайней мере до того, как мы закончим с Мауи. Потом выясняй отношения сколько хочешь...

– А может они уже того... – Либеччо, – Я что должен просто сидеть и смотреть как мою единственную любовь уводят?

– Не переживай Либи, ты бы знал. Я бы обязательно прислала тебе много фото, чтобы ты окончательно понял, что ты мне больше не нужен. – пума была холодна, – Хочешь, могу даже записать на видео...

Либеччо грузно выдохнул:

– Я требую дуэли.

– Я не хочу драться.

– Тогда ты умрёшь без боя.

Дальше события развивались стремительно. Волк вытянул небольшой револьвер из своей кобуры и направил на меня. На это мигом среагировала Санта-Анна. Она собой заслонила меня от выстрела, а сама схватила нож для мяса и бросилась на Либеччо с таким напором, что тот не смог сопротивляться. Кровь брызнула во все стороны, Анна с остервенением наносила удар за ударом, будто бы тыкала тряпичную куклу. Бафомет заплакала, испугавшись. Волк не кричал.

Вскоре на диванчике, за столом, развалилось мёртвое тело. Пума, вся в крови, встала и сказала, обращаясь к только что убитому:

– Я этого не хотела. Жил бы ещё и жил. Но старый мусор однажды всё равно надо будет вынести.

Зефир, едва успокоив ребёнка, произнёс:

– Надо его вынести.

– Да, – грустно подтвердил Вань-Шень, – Как-то всё неправильно закончилось...

Они вдвоём подняли труп и понесли в коридор. Я, боясь теперь просто оставаться рядом с Санта-Анной хоть сколько-нибудь долго, попросился идти с ними. Мы поднялись на верхнюю палубу небольшого теплохода. Снаружи весело пели чайки, зеленели стены расположенной неподалёку ветхой крепости Тарифа. Без излишней панихиды мы сбросили труп в воды Гибралтарского пролива.

Никто вообще не проронил ни слова. Всем было плевать на дрейфующее тело. Либеччо оказался брошен и покинут, предан и жестоко убит. Ни могилы, ни памятного камня, ничего. Кажется, действительно жалко его было только мне. Вань-Шень с Зефиром сразу вернулись в кают-компанию, а я бесконечно долго сверлил глазами плывущий труп, походивший на мусорный мешок. Неужели меня тоже это ждёт?

– Только если ты продолжишь её бояться, mate, – сказал Мартин, опираясь на перила, – Либеччо её боялся. И вот что с ним стало.

– А мне казалось, он её любил...

– Даже если бы любовь существовала... Этот волк любить точно не мог, у него не было живого и храброго сердца. А вот страху было хоть отбавляй! Он боялся её потерять, боялся остаться один, боялся умереть, боялся, что никто не будет с ним считаться, боялся потерять свои земли. Либеччо трус похлеще Трамонтаны. Та просто сидела под корягой и пряталась от того, чем управляла. А этот ещё и панически что-то делал для того чтобы всё оставалось как было. И как всё закончилось? Случилось всё, чего он боялся.

– Но...

– Что? Хочешь сказать что-то в его защиту? А я скажу, что поделом. Он сделал много неправильных выборов, руководствуясь своим страхом. И по нёс за это соответствующее наказание. Теперь выбор за тобой: будешь бояться, как он или проявишь волю?

– Что ты предлагаешь делать?

– Взять то, что тебе предлагает Таянна. Не бояться её, а встретить лицом к лицу.

– Ты предлагаешь... дать ей то, чего она просит?

– Я предлагаю тебе поступить не так, как она ожидает, mate. Она от тебя не отстанет, ради тебя она убила... Если не хочешь плавать в Средиземном море...

– Это ужасно. Чудовищно!

– В компании чудовищ, ты обязательно станешь чудовищем. Иначе тебя загрызут, как жертву. Альтернативного выбора нет. Ты либо хищник, либо Либеччо.

– Я просто хочу быть хорошим человеком... Я не хочу делать отвратительных вещей...

– Добро пожаловать в реальный мир, Феликс. Хороших людей не бывает, тем более их нет в Обществе. Есть лицемеры. Не будь лицемером, mate. Не ври хотя бы себе.

Я ушёл с палубы, спустился в свою каюту и, прямо в одежде, лёг на скрипучую пружинистую койку. Ни возвращаться к столу, ни тем более делать того, о чём меня просил Мартин я не хотел. Противостояние судьбе не мой конёк, тем более, когда для этого необходимо предать последнюю ниточку к человечности. Я предпочту противолежать, долгие часы противолежать, пока что-нибудь само не произойдёт, что-нибудь. Только бы не что-то ужасное... Только бы Мартин не оказался прав...

Наступил вечер, в каюте стемнело, свет пробивался только из коридора. Кажется, после всего, я даже смог немного вздремнуть так, что не заметил как. Я продолжал лежать и глядеть в потолок. Вдруг, в проходе, образовалась женская фигура. Пума. Она пришла по мою душу, голая, даже не смыв кровь с шерсти.

Без лишних разговоров она забралась на мою кровать, улёгшись мне на грудь так, что её лицо было прямо напротив моего. В её опьянённых, замутнённых, глазах горел огонёк страсти: она явно рассчитывала получить сегодня всё, что ей захочется. Бесстыдно скользнув рукой мне в штаны, она сказала:

– О, Феликс... У нас тут большая добыча, да? Хочешь я тебе...

Она остановилась, когда я схватил её за плечи, серьёзно посмотрел в глаза и сказал:

– Я поведу. Ложись, дай мне раздеться.

Она явно была удивлена, позволила мне подняться и начать снимать одежду. Пока я это делал, думал о словах Австера. Он был прав. Он во всём был прав. Я сделаю это, я разбужу внутреннего зверя. Я вытащу наружу то тайное, что хоронил в себе, что не давало мне спать и вызывало кучу неловкостей. Памперо. Я сделаю с пумой то, что хотел бы сделать с холодной и отстранённой козочкой. Конечно она не сравниться...

Ни за что и никогда. Но я могу представить. Я могу использовать, чтобы утолить свою жажду. В конце концов, это всего лишь плоть и кровь? Всего лишь тело. О, Памперо... Я знаю, что это неправильно. Совсем неправильно, я не должен о таком думать, меня не так воспитывали. Это всё так грязно, а моя козочка такая чистая и нежная, такая незапятнанная. Мне так хотелось её испачкать, измазать в грязи, в моей грязи, той что бурлила в моей черепушке. От осознания того, что я сейчас сделаю, я напрягся, мышцы мои были как сталь.

Мысленно воображая перед собой белошёрстную козочку, я проник жёстко и агрессивно. Как животное, как мерзкое грязное животное я навис над ней и стал двигаться. "Памперо" взвизгнула от такого напора, её сладостный стон заставил меня прокручивать в голове всё более грязные мысли... Я подумал о том, что её наверняка никогда и никто, и я буду первым за многие века. Я буду суров, я накажу за воздержание. За её и моё сразу. Я покажу ей прелести того, от чего она бежит. Я буду нагоню её и заставлю почувствовать то же, что чувствую я.