Так что, мой древний народ старался пролить побольше крови в их славу и усыпить их кровожадность до того, как они придут по души властителей и жрецов. Неся разрушение и кровопролитные войны в окружающие земли, мы спасали всё человечество. По крайней мере, мы в это верили.

И я, очарованная рассказами отца, бывшего верховным астральным жрецом при дворе повелителя, с детства имела определённые... склонности. Смерть окружала меня повсюду. Я была на кровавых ритуалах и следующих за ними каннибальских пирах во славу бога-ягуара и его верной супруги, отражавших саму неизбежную смерть. Да, в нашей древней культуре к смерти относились куда проще и, одновременно, почтительнее, чем во всех культурах, что были после.

Для людей нашего рода не было ничего странного в том, чтобы доесть то, что не взяли боги. В конце концов, было известно, что это тоже продолжение жертвоприношения. И потому я вскормлена скорее не сладкой кукурузой, а солёной и жестковатой плотью врагов. Такова уж была эпоха.

Впрочем, не только те, кого брали в плен были обречены на принесение жертвы. Накормить собой богов и толпу, в общем-то большая честь. И жалкие вражеские солдаты были скорее лёгкой закуской перед главным блюдом - специально избранной девушки, самой красивой, которую только могли найти на просторах огромной Мезоамерики. Её одевали в лучшие ткани, кормили и воспевали. А потом также бесцеремонно закалывали и ели.

Пока я росла, видела много таких девушек. Их приводили в главный храм, которым заведовал мой отец. Так что я могла с ними общаться перед тем как они, с полным благоговением и отдачей пошли бы на заклание. И каждый раз, после таких разговоров я спрашивала себя: "Почему на её месте не я?" Я считала себя ничуть не менее красивой и достойной того, чтобы боги могли вкусить мою плоть. Даже думается, что я была умнее и интереснее многих таких жертв. Но почему-то раз за разом оказывалась проигнорирована в моменты, когда жрецы отправлялись на поиски новой жертвы.

Они даже не смотрели на меня, уязвляя моё достоинство и продолжая распалять чёрную зависть к тем, кому повезло больше, чем мне. Тем, кого боги считали более достойными. И даже когда я выросла и перестала уже надеяться на то, что меня изберут, эта ненависть осталась внутри меня. Она и до сих пор есть.

Например, я терпеть не могу Памперо из-за того, что она сразу получила ту жизнь, и то обожание, которых мне всегда не хватало. Она была поцелована в темечко и избрана с рождения. Но в итоге просто плюнула на тот подарок, который ей дали боги. Пренебрежительно отнеслась к мечте, которую я лелеяла. И уж кто-кто, а она точно не заслуживала перерождения в качестве бессмертной. Она вообще ничего не заслужила из того, что получила!

А что до меня? Моя сладкая кровавая мечта не осуществилась. Ибо уготовано мне было стать преемницей отца в качестве звёздной жрицы и предсказательницы. Я была его единственной дочерью и наследницей, и именно это, как мне теперь думается, стало причиной того, что жрецы обходили меня стороной во время выборов жертвы. Отец считал, что оберегал меня. А я его ненавидела за то, что это разрушило мою самооценку. Я плясала и радовалась, когда он умер.

А потом заняла его место и мои мечты стали далеки, как никогда. Я всё ещё участвовала в кровавых ритуалах, но скорее в качестве палача: предсказывала по печени жертв будущее.

И это, в купе с юношескими фантазиями, выросло в то, что меня стали посещать особенные сны. Кровавые фантазии, в которых меня истязали, резали, калечили. Я была то жертвой, то дикой воительницей взятой в плен, то... да много кем. Вскоре я стала мечтать об этом и наяву, проводя дни и ночи напролёт в придумывании подобных сюжетов. Я пренебрегала обязанностями, ускользала с важных ритуалов, а всё то время, что меня не навещали мазохистские мысли я чувствовала себя исключительно опустошённой.

Так, я совершенно перестала высыпаться и начала наплевательски относиться к своему труду. В один из дней, я невнимательно отнеслась к положению звёзд и их соответствию календарю. Я составила неверное предсказание, обещавшее нашему лидеру победу.

А на следующий день он вернулся из скоротечного похода злой и без половины многотысячной армии. Конечно, меня тут же разжаловали из предсказательниц. Чтобы ещё больше унизить меня и моё происхождение, я была продана в рабство младшему храмовому слуге. В назидание, можно сказать.

Рабство у моего народа было совсем не тем прекрасным и жестоким институтом, что у белых, чёрных и жёлтых людей, которые могли держать в жёстком подчинении многие поколения целых народов. Нет, оно было мягким и даже несколько бесхребетным, что очень контрастировало с нашей, в целом, кровожадной культурой. Из него было легко сбежать или выкупить самого себя. Можно было жениться и дети не перенимали рабский статус. При усердной работе могли пожаловать освобождение. Можно было даже иметь собственных рабов! А хозяина и вовсе могли наказать за жестокое отношение.

Конечно, все эти блага обычно доставались не пленным, а нашим, по тем или иным причинам попавшим в неволю. Некоторые даже добровольно шли в рабы, лишь бы справиться с финансовыми трудностями и пожить немного на хозяйских харчах, отплачивая их своим трудом.

И если для кого-то это была трудная необходимость, то моё попадание в рабство оказалось окном возможностей. Возможностей для исполнения мечты. Тем более, что я оказалась в подчинении Либеччо, тогда ещё носившего имя Тлибек.

Это был удивительно хлипкий и нежный юноша. Особенно, в контексте своего времени. Будучи жрецом бога-ягуара, воплощения ярости и смерти, он страдал недугом сочувствия и эмпатии. Тлибек нежно оплакивал умерших, морщился от обыденных жертвоприношений и считал, что пролитые реки крови никак не будут способствовать отсрочке конца света. Он был исключительно уникальным гуманистом в жестоких реалиях кровавого века.

Но именно такие нежные и интеллигентные существа могут становиться самыми кровожадными и жестокими монстрами. Так всегда было. Испокон веков.

Их нужно только правильно испортить и мне помогло то, что я сразу очаровала Тлибека, привязав к себе, как верную собачку. Я заставляла его доставлять мне боль, а он хотел спокойной жизни, большую семью и много детей. Но согласно закону это даровало бы мне свободу от цепей. А я уже тогда стала понимать, что настоящая власть может быть получена только в плотно затянутом ошейнике.

Я манипулировала Либеччо, давала ему надежду на то, что однажды мы реализуем его глупую мечту о спокойной жизни. Кормила его обещаниями и извращала тёмными удовольствиями. Благодаря моим наставлениям нежный юноша рос по службе, креп физически и становился всё более жестоким. Чтобы угодить мне, Тлибек творил ужасные вещи, усердствуя в ритуалах и принося всё более масштабные жертвы. Не во славу богов, а скорее в мою честь. Волк даже перерос своё отвращение к человеческой плоти и стал есть её на глазах у всех.

Он поклонялся не тем, кому по призванию должен был служить, а мне. Каждая капелька крови пролитая им, была для меня. И с такой "рьяной и истиной верой" волк добрался до должности главного жреца. Тлибек стал даже более важным, чем когда-то была я и мой отец, ибо теперь он ведал всеми жертвами. Через него я завоевала огромную власть и влияние, легко надавливая на его мужские слабости и манипулируя стремлениями к нежности и любви. Но мне было плевать на власть. Мной двигало не она.

Теперь я могла реализовать свою главную фантазию. Либеччо был принуждён к тому, чтобы избрать именно меня в качестве "главного блюда" Божественных супругов. Он долго противился, причитал, но в конце концов, это было МОЁ решение. А МОИ решения он принимал как божественные наказы.

В мой самый счастливый день, меня нарядили в самый роскошный рабский наряд. Провели мимо толпы, в обожании которой я купалась. Затем мы с Тлибеком поднялись на вершину самой высокой пирамиды. Там он проколол мне язык золотой барбеллой, чтобы кровь пролилась вместе с моей душой, содержавшейся в ней. Затем он раздел меня, положил на алтарь и достал ритуальный нож.