— После смерти отца, — Карлетт проглатывает противный комок в горле. Воспоминания до сих пор свежи в памяти, а раны не прекращают кровоточить, — после его смерти матушка сильно изменилась. Стала… более замкнутой.

— Да, — тянет маг. — Это на неё похоже.

Эрбин погружается в свои мысли, взгляд его стекленеет. В воздухе повисает напряжённая, густая тишина. Карлетт закусывает губу, неловко бродя взглядом по залу, не зная, за что зацепиться.

— Не переживай об этом, — внезапно подаёт голос правитель Ихт-Карая. Он смотрит на юную ведьму тепло, уголки его губ немного приподняты. — Скоро всё вернётся на круги своя. Всегда возвращается.

Карлетт копирует мужскую улыбку и согласно кивает. Со стороны входа слышится возня, топот ног и чей-то смех. Через мгновение в зал влетают смеющийся Алкей и взъерошенный Ларсам. Глаза младшего горят недобрым огнём, смотря на блокнот в руках брата.

— Прекрати, — просит Ларсам, хмурясь. — Алкей, это уже не смешно.

— А по-моему, очень даже, — смеётся старший, листая страницы блокнота. — Итак, что тут у нас? А вот…

Не успевает Алкей зачитать написанное вслух, как младший брат бросается на него, отбирая свою собственность. Завязывается перепалка.

— А ну прекратить, — грозный голос Эрбина Тиндаля заполняет высокие своды зала. — Что это вы тут устроили?! Несносные мальчишки, хоть посмотрели бы, кто прибыл к нам с визитом!

Алкей и Ларсам тут же останавливаются, выпрямляясь и поправляя на себе одежду. Они подходят к девушкам и кланяются, целуя протянутые ладони.

— Вы выглядите великолепно, — игриво шепчет Алкей, подмигивая. Карлетт усмехается, чуть качая головой.

Ларсам, в отличие от брата, не флиртует, обходясь обычным приветствием. Карлетт замечает краем глаза, что даже на такую заурядность Эмрис по уши заливается краской.

— Так-то лучше. А теперь позвольте откланяться, — господин Тиндаль встаёт с трона, широкими шагами преодолевая расстояние до выхода из зала. — И сыновья, не дайте дамам заскучать.

Маг скрывается за поворотом, а его старший сын, не скрывая озорного блеска в глазах, обводит собравшихся взглядом.

— Как вы относитесь к стрельбе?

…Стрекоза пролетает совсем близко над ухом, но он не обращает внимания. Прицеливается, щуря один глаз. Выстрел. Стрела попадает ровно в центр.

— Да! — Алкей победно улыбается, удобнее перехватывая лук, и, выпятив грудь колесом, смотрит на мишени брата. Стрелы в пределах красной и синей зон, но ни одна не попала в жёлтый круг. — А у тебя как дела, братец?

Ларсам скрипит зубами от насмешливого тона брата, на щеках проступают желваки.

— Может, лучше покатаемся? — спрашивает он, ставя лук на место. — На лошадях.

Алкей вопросительно смотрит на Карлетт, а та, видя, как загорелись глаза Эмрис после предложенной идеи, утвердительно кивает.

Лошади идут медленно, не спеша, позволяя разглядеть красоту осеннего парка. Листья всех оттенков красного, оранжевого и жёлтого срываются с веток от самого небольшого дуновения ветра, кружась в пёстром водовороте.

— Вы любите осень, Эмрис? — спрашивает Ларсам, поудобнее перехватывая поводья и внимательно смотря на девушку, ожидая ответа.

— Я… Мне нравится каждое время года, — отвечает фамильяр, смущённо отводя взгляд. — Я считаю, что все они прекрасны.

Ларсам кивает улыбаясь. Их разговор течёт плавно, непринуждённо, тихо и на своей волне. Эмрис смеётся с шуток молодого человека, прикрыв рот ладошкой и смотря на Тиндаля-младшего влюблённым взглядом. Алкей смотрит на брата с доброй, гордой улыбкой. Он несильно дёргает поводья, ровняя свою лошадь с лошадью Ларсама.

— Эй, братец, а давай наперегонки до моста? — предлагает Алкей, подмигивая и бросая быстрый взгляд на Эмрис. Ларсам, понимая замысел брата, кивает и тут же, пришпорив коня, бросается вперёд.

Алкей пускает лошадь вслед за ним, весело хохоча. Они несутся по брусчатке, срывая потоком ветра листья с деревьев. Кони фыркают, то замедляя, то ускоряя бег. Алкей вырывается вперёд, что-то крича брату. Он почти достигает моста в тот момент, когда сзади раздаётся крик и дикое, испуганное ржание. Молодой маг стопорит лошадь и оборачивается. Улыбка пропадает с его лица, сердце покрывается тонкой коркой льда. Конь Ларсама, напуганный пробежавшей мышью, встал на дыбы, прыгая на задних копытах. Сам же Ларсам, не справившись с взбунтовавшимся животным, падает на твёрдую землю и замирает. Конь падает сверху, прижимая своим весом юного мага. Алкей спрыгивает с лошади и бежит к брату, падая перед ним на колени.

— Эй, Ларсам… Ларс… — дрожащими руками Алкей вытаскивает тело брата из-под животного. — Эй! Очнись!

Он заглядывает в стеклянные глаза, пытаясь рассмотреть в них искорку жизни. Голова Ларсама неестественно вывернута, на затылке глубокая вмятина, одна нога сломана.

— Нет, нет! Брат!

Алкей не замечает, как к нему подбегают Карлетт и Эмрис. Не замечает, как слёзы начинают течь по щекам нескончаемым потоком. Не замечает своего крика, дрожи земли и деревьев от неконтролируемого выплеска магии.

***

7155 лет со дня рождения Богини.

Игг-Сабет, замок Ивив-Серип.

— Похоже, твой отец хочет сделать объявление, — говорит Карлетт, кладя ладонь в чужую руку. Спокойная музыка танца заполняет бальный зал.

— С чего такие выводы? — спрашивает Алкей, выставляя ногу вперёд для реверанса.

— Он нервно стучит по бокалу с вином, не отрываясь смотрит на тебя с начала танца и о чём-то перешёптывается с моей матушкой третий раз за последние десять минут. Я вижу, как она начинает раздражаться.

Алкей хихикает и с поклоном завершает танец.

— Ты прекрасно танцуешь, — жёлтые глаза проходятся по фигуре в нежно-голубом платье.

— Ты это уже говорил, — усмехается Карлетт, с нежностью смотря на мага.

Молодые люди проходят в центр зала, к своим родителям. Ксена Тиндаль, мать Алкея, ласково улыбается, приглаживая и без того идеально уложенные волосы сына. Красивые, тонкие черты лица украшают лучики-морщинки. В голубых глазах плещется искристая любовь к сыну и гордость за него.

— Не верится, что с твоего рождения прошёл уже двадцать один год, — магиня прижимает кулачки к груди, вздыхая.

— Матушка, — тянет Алкей, стараясь скрыть смущённую улыбку, на что Ксена добродушно посмеивается.

Музыка затихает. Эрбин Тиндаль выходит вперёд, поднимая бокал с вином. Его звучный, возбуждённый голос разносится по помещению гулким эхом.

— Друзья! Я рад видеть вас всех на дне рождения моего сына! — шерон подходит ближе к Алкею, кладя руку ему на плечо и заглядывая в глаза. — Мой мальчик! Моя гордость! Умелый маг и прекрасный воин! Будущий шерон Ихт-Карая!

Гости согласно галдят, поднимая бокалы. Алкей, вздёрнув нос, гордо выпячивает грудь.

— Но каждый из нас знает, — продолжает Тиндаль-старший, — что любой хороший правитель не будет таковым без направляющей его руки мудрой жены.

Карлетт чувствует, как вибрирует магия Алкея и как напрягся он сам в попытке её усмирить. Ведьма придвигается ближе, перехватывая чужой мизинец своим.

— И поэтому мной и достопочтенной мадам Лави для процветания наших государств был заключён союз. Мой сын, Алкей Тиндаль, наследный шерон Ихт-Карая, и дочь Верховной Жрицы Акрата, Карлетт Лави, начиная с сегодняшнего дня обручены!

Карлетт застывает в ступоре, оглушённая грохотом поздравлений и нестройного хлопанья. Девушка поднимает голову, встречаясь глазами с недоумённым, но полным осторожной радости и хрупкой надежды взглядом Алкея.

…С момента объявления о помолвке прошло чуть больше полугода, и за это время…

— Они едут! Они едут! — Марона, восторженно подпрыгивая на носочках, переводит взгляд с окна на подругу и обратно.

…ничего не изменилось. Отношения Карлетт и Алкея остались такими же тёплыми и нежными, разве что теперь молодые люди более открыто демонстрировали миру свои чувства. Они подолгу гуляли в садах, разговаривали обо всём и ни о чём одновременно, а дворцовая библиотека заполнилась их смехом, цитированием стихов и прочитанными по ролям фрагментами из глупых романов. И несмотря на это оба считали, что в своей влюблённости они одиноки, ведь ставший таким привычным флирт теперь больше походил на дружеские шутки, нежели на показ своих чувств. Марона сокрушалась каждый раз, когда Карлетт рассказывала ей о своих переживаниях. Дамкер советовала просто поговорить с Алкеем, но новоиспечённая невеста боялась, что её будущий муж не примет чужих чувств, сказав, что для него она просто хорошая подруга.