Острие медленно приблизилось к левому глазному яблоку, закрывая пространство вокруг. Маг услышал, как его сердце истерично колотится в груди, будто пытаясь вырваться наружу, в висках колокольным набатом стучит кровь, а руки и ноги отчаянно трясутся. Мысль о том, что некроманту предстояло лишить себя глаза своими руками, вызывала такую панику, что он начал задыхаться в буквальном смысле этого слова.

Шею обожгло горячее дыхание, и парень почувствовал, как на его плечо лёг острый подбородок волчицы. Она мягко провела нежными пальцами по его руке.

— Ничего не бойся, пока я здесь, — донёсся до ушей ласковый шёпот. Пальцы Зарфи обхватили ладонь, сжимающую рукоять ножа. Другая её рука поднесла к пересохшим губам деревянную палочку, и маг с трудом открыл рот, зажимая её между зубов. Он не успел даже подумать о чём-то: рука зверодевушки дёрнулась слишком резко. Сначала мир в одном глазу погас, а потом накатила острая, нестерпимая боль, мощным разрядом откликнувшаяся по всему телу. Не выдержав, Алан заорал, сжимая палочку так крепко, что его зубы, казалось, вошли в дерево. Он забился в руках зверолюдки, но та была подобна стальной статуе, не давая некроманту вырваться.

— Бери тряпку. Бери!

Не в силах сдерживать громкие стоны боли, заглушаемые деревяшкой, Алан протянул трясущуюся руку к столу, отбросил кинжал и схватил пальцами ткань, которую окунул в кипящее вино. Не колеблясь, волчица снова крепко взяла его за руку и заставила приложить пропитанный лоскут к глазу, отчего кузнец затрясся ещё сильнее, чувствуя жгучую боль. Даже палочка в зубах слабо сдерживала его болезненный крик. Зверолюдка в это время держала лезвие ножа над свечами, нагревая тонкий металл. Когда кончик накалился до ярко-оранжевого цвета, Алан, следуя её указанию, бросил тряпку с вытекшими остатками глаза на блюдо, и Зарфи, обняв парня так, чтобы он не мог поднять руки, приложила клинок к окровавленным векам, прижигая раненую плоть. Запахло палёным мясом, и маг издал такой душераздирающий вопль, что даже у волчицы по спине пробежала стая мурашек.

— Тише, тише, мы почти закончили, — успокаивающе прошептала она, слыша, как товарищ захлёбывается плачем, перестав сдерживаться. — Теперь глаз… И читай.

Некромант трясущейся рукой поднёс стальную сферу к опустевшей уродливой глазнице, содрогаясь всем телом. Оставшийся слезящийся глаз он поднял на лист с написанным им же текстом, который волчица держала второй рукой.

— Око… За… Око… Что дарую вам, то… Даруйте мне… Жертва… За жертву… До конца дней моих…

Металлический глаз стал мягко пульсировать зелёным светом, инкрустированный в него кристалл на мгновение оказался абсолютно чёрным.

— Вставляй! — внезапно рявкнула Зар. Собрав последние силы, Алан приложил сферу к глазнице и как можно сильнее надавил на неё пальцами, завыв от нестерпимой боли. Зверолюдка схватила бокал с вином, задрала голову парня и тонкой струйкой вылила горячую жидкость прямо на артефакт, игнорируя вопли кузнеца. Когда последние капли вина покинули бокал, Зарфи отпустила голову товарища и внимательно посмотрела на него. Стальной шар в глазнице погас, зато кристалл, помещённый в него, начал насыщаться ярко-зелёным.

— Получилось, — шёпотом выдохнула девушка, подхватывая обессиленное тело мага и укладывая его на кровать. Она взяла со стола тонкий лоскут ткани и плотно перевязала «новый» левый глаз. Когда некромант перестал трястись и дрожать, зверолюдка осторожно достала из его рта деревяшку, на которой остались глубокие следы передних зубов, облегчённо выдохнула, слизнула языком ещё не запёкшуюся кровь около носа и на несколько секунд прикоснулась к губам Алана своими. Это был даже не поцелуй — скорее, нечто символическое. Накрыв постанывающего парня одеялом, она села рядом, не отводя от него взгляда и возбуждённо дыша.

Когда боль слегка притупилась, а накативший жар спал и сознание вернулось, парень хрипло выдохнул, открывая глаз. Левая половина комнаты была почти не видна, зато кузнец увидел смутные очертания собственного носа. Вспомнив, что произошло, он осторожно пошевелил конечностями, возвращая контроль над телом, и медленно сел на кровати. Пальцы коснулись плотно наложенной тканевой повязки на глазу.

«Охренеть… Я это сделал».

Алан судорожно вздохнул, увидел на полу у изголовья кровати кувшин с водой и жадно припал к нему губами, осушив до дна. Окинул взглядом стол с окровавленной тряпкой и ножом, сгоревшими свечами и истерзанной деревянной палочкой.

На дворе стояла глубокая ночь. В окне маг увидел светлые росчерки звёзд, полосующие небо причудливыми линиями. Сайфера не было: либо он ещё не вернулся из гильдии, либо Зар не пустила его сюда. Но сейчас это было неважно: ему нужно было как следует отдохнуть и дать организму прийти в себя после такого издевательства. Закрыв глаз, парень снова лёг на мокрую от пота подушку и шумно выдохнул спёртый воздух из лёгких.

«Спать…»

На крыльце таверны сидели, любуясь ночными красотами, Зверолюдка и ученик архимага. Зарфи не стала раскрывать того, что происходило в комнате Алана, лишь загадочно, слишком уж довольно улыбалась, и Сайфер, видимо, трактовал это по-своему: с его лица не сходила хитрая ухмылка.

— Ты был в храме? — поинтересовалась девушка, потянувшись.

— Да. Заглянул сразу после разговора с гильдмастером. Пришлось надавить, но мне всё-таки сказали, где захоронили эту Вельсигг.

— Значит, дело продолжается, — вздохнула зверодевушка. — Думаю, к завтрашнему дню он оклемается.

— Ты его настолько… — начал было маг, но взгляд Зарфи заставил его проглотить не высказанную мысль. — Ладно, пора бы и нам на покой…

— Вот-вот, — закивала волчица. — Наша девочка, наверное, очень без тебя скучает. — Зар пошло ухмыльнулась, словно желая отомстить боевому магу, и тот возмущённо фыркнул:

— Иди ты, а!

— Вот и пойду. — Вильнув хвостом, зверолюдка встала и быстро скрылась за дверью таверны. Посидев ещё несколько минут в одиночестве, Бильтайн тоже вернулся. Правда, зверодевка настояла, чтобы он ночевал в комнате с Лангейр. К счастью, девушка уже крепко спала, спрятавшись под одеялом почти с головой. Сайфер бесшумно разулся и занял вторую койку, отвернувшись к стене с надеждой, что Фисс не заколет его с перепугу, когда проснётся.

Наутро Зарфи, Бильтайн и Лангейр встретились в общем зале. Народу в таверне было на удивление много: к постояльцам добавились несколько больших отрядов, видимо, недавно приехавших в Штаркхен. В разношёрстной толпе спутники рассмотрели небогатых вельмож в бордовых шёлковых шапочках, наёмников, выполнявших обязанности охраны важных господ, путешествующих торговцев и даже нескольких размалёванных шутов, шатающихся по залу в поисках скучающих горожан.

— С чего это вдруг такое оживление? — поинтересовалась волчица, рассматривая народ.

— Так сегодня же праздник! — Сайфер удивлённо посмотрел на Зарфи. — По всему королевству отмечают Небесное Схождение.

— Это что за праздник такой? — Зверолюдка склонила голову набок и навострила уши.

— Дремучая простота, — вздохнул боевой маг. — По легендам, в этот день Великий Дракон Небес спускается на землю и бродит среди людей всего мира, отмечая достойных служения ему Крылатой Печатью.

— Крылатая Печать?

— Да, — кивнул Бильтайн. — У непорочных и чистых душой людей на спине может появиться печать в виде драконьих крыльев. Эти люди считаются отмеченными Драконом. Всех Достойных отправляют в столицу на церемонию, где им воздаются почести и благословения верховного жреца. После этого, на рассвете следующего дня, их души преподносят Великому Дракону Небес.

— Убивают, что ли? — поразилась волчица. За всё время своего пребывания в Рэйвеллоне она ни разу не слышала об этом обычае.

— Слишком… Приземлённое слово, — покачал головой маг. — Получить Печать считается великой честью, и Достойные по своей воле отдают душу Дракону. Во время ритуала в королевском храме они сами освобождают себя от земных уз под торжественные песнопения жрецов.