И снова пустота. Теперь в сознании звучали голоса.

— … Ты ведь знала, на что идёшь, — сказал первый, принадлежавший незнакомой женщине.

— Если бы знала, нашла бы тебя и прикончила в ту же минуту! — возражала Сигг.

— Теперь поздно жалеть, моя дорогая. Печать хранит твоё согласие, и будет хранить его до тех пор, пока я не решу тобой воспользоваться. И даже не думай о том, чтобы попытаться умереть. Я не позволю тебе отправиться в вечность прежде, чем ты исполнишь предназначение, не забывай об этом.

Всё стихло, и тьма начала уступать место далёким просветам, которые становились всё ярче, пока не залили пространство вокруг.

Алан снова начал ощущать себя. Глаза резало, тело болело, как после избиения палками, но он был жив.

— Очнулся, наконец? — раздался голос Вельсигг. Что-то в нём было не так, но парень не мог понять, что именно. Он с трудом открыл глаза. Перед ним стояла Сигг, измазанная кровью, но кровь эта, судя по всему, принадлежала не ей. — Я думала, так и не проснешься. Ты просто свалился посреди боя, но мне было немного не до этого. — Девушка виновато пожала плечами, окинув комнату взглядом.

Алан моргнул, глядя на Вельсигг — и в памяти раскалённой печатью выжгло поток воспоминаний, которые он увидел, и снова по ушам резануло тихое «сделай то, что должен».

— Вельсигг… — Алан почувствовал, как в уголках глаз собираются слёзы, а к горлу подбирается ком. — Прости меня.

Девушка озабоченно посмотрела на парня, медленно подошла к нему и взяла за подбородок.

— Не нужно извиняться… — начала она свою речь, но Алан крепко обнял Сигг, спрятав лицо в ее волосах.

— Ты должна. Прости меня… За Герта. И за Кайдена…

— Все хорошо, — улыбнулась она, погладив Алана по голове. — Я не виню тебя.

— Прости меня, — глухо сказал он в последний раз, — за тебя.

Удар.

Глаза Вельсигг округлились. На покосившихся ногах она пошатнулась, и Алан подхватил ослабевшее тело, осторожно укладывая его на пол. Из груди девушки торчал её собственный кинжал. Сердце, пронзённое железом, из последних сил пыталось качать кровь, но захлёбывалось ей. Изо рта девушки с бульканьем полилось, в воздухе запахло металлом. Алан чувствовал, как внутри все сжалось, его заколотило, к горлу подступили слёзы.

— Прости, — прошептал он одними губами и прижал умирающую Вельсигг к себе, больше не в силах сдерживаться. У измотанной психики не осталось запасов. Алан плакал, трясся от бессилия, и даже когда слёз не осталось, а во рту появился вкус крови из разодранного криком горла, он продолжал прижимать к себе безжизненное тело, касаясь губами макушки Сигг и шепча:

— Прости, прости, прости…

Охваченный горем, он не увидел, как с последним вздохом девушки шар на алтаре мягко засиял голубым свечением.

Вдруг пространство вокруг начало вибрировать и дрожать. Алан, всхлипнув, поднял голову. На поверхности артефакта со звонким хрустом появилась большая трещина. От неё во все стороны начали расходиться более мелкие, а потом оглушительный взрыв ударил по ушам, и Алан ослеп от нестерпимой разноцветной вспышки, чувствуя, как кожу рассекают тысячи острых осколков, впивающихся в плоть ледяными иглами. Его отбросило в сторону, будто тряпичную куклу, спину пронзило нестерпимой резью, и всё исчезло.

Последние несколько недель существования Алана нельзя было назвать жизнью. Погружённый в агонию бреда рассудок, расколотый на куски, восстанавливался медленно и крайне болезненно. Бесконечный водоворот воспоминаний терзал душу, внутренности выворачивало наизнанку. Незнакомая белая комната без мебели казалась тюрьмой, кровать — гранитной плитой. Время от времени в помещении появлялась женщина в форме служанки, оставляла у постели еду и уходила, не давая даже шанса рассмотреть ее лицо мутным взглядом или спросить хоть что-то. Те немногие силы, которые удавалось восстановить в болезненном сне, наполненном призраками прошлого, Алан направлял на то, чтобы через тошноту запихнуть в себя хоть какие-то крохи и не умереть от голода. Воспалённый мозг в какой-то момент перестал различать минуты, часы и дни, смешав реальность в зацикленный эпизод сериала за авторством шизофреника.

И, когда Алан уже смирился с тем, что его оставшаяся жизнь будет именно такой, организм и психика всё-таки похромали на поправку. Вечное полубредовое состояние уступило постоянной усталости, мигрени и боли в груди, но он хотя бы мог относительно трезво думать.

— Постойте, — сиплым голосом произнёс Алан, когда женщина в очередной раз принесла ему еду. Она посмотрела на парня, ничего не ответила и вышла из комнаты.

«Я будто попал в психушку», — горько усмехнулся он, протянув ослабленные руки к металлической миске с кашей непонятного происхождения.

По крайней мере, предположение, что попадание в иной мир было бредом, Алан отверг: судя по одежде женщины, интерьеру и посуде, это был всё тот же средневековый мир.

Когда дверь в комнату открылась вновь, Алан вздрогнул и выронил тарелку с остатками каши из рук. Та коричневыми пятнами брызнула на одеяло и начала растекаться по нему. Парень поднял взгляд, ожидая увидеть служанку, но на пороге стоял незнакомый ему человек. Невысокий, полноватый, седой, со сталью во взгляде, дорого одетый, он был похож на дворянина. Мужчина медленно прошел к кровати Алана и посмотрел на него, спрятав руки за спиной.

— Какая радость, что ты пришёл в себя. — В голосе его, однако, не звучало ни капли этой радости.

— Кто вы? Где я? — растерянно пролепетал парень слабым голосом. Ему всё еще сложно давалась концентрация на чём-либо, и лицо мужчины слегка плыло перед глазами.

— Герцог Штаркхена, Дюрон Дьяги, — прямо ответил аристократ. — Ты в моей резиденции. — Алан невольно вжался спиной в подушку. — И у меня есть к тебе вопросы.

— Погодите, какой сегодня день? Сколько я находился в этом… Состоянии?

Память хоть и возвращалась к нему, но Алан по-прежнему воспринимал последний кусок своей жизни как боль, боль и еще раз боль. Он прекрасно помнил события в пещере с артефактом, смерти Герта, Кайдена и Вельсигг, которые тупой болью пульсировали в груди и вряд ли скоро перестанут ранить уколами вины и разочарования в себе.

— Почти два месяца, — тяжело вздохнул герцог. — Тебя нашли члены экспедиции, которых послала гильдия магов, через несколько дней после того как вы уехали. Артефактор гильдии забил тревогу.

— А… Остальные?

Дьяги помрачнел, поджав губы, и прошёлся по комнате.

— Об этом я и хотел узнать. Из всех, кто находился в той пещере, жив был только ты. По словам главы экспедиции, ты основательно помутился рассудком и не хотел выпускать из рук тело Вельсигг с ее же кинжалом в сердце и повторял "прости". Ещё там нашли тела выпускника академии магов с кинжалом в сердце. Убитого заклинанием Кайдена Сивеса простолюдина, в котором Вильгельм узнал одного из вашего отряда. И призывателя гильдии Штаркхена, Мортис, с перерезанным мечом горлом… Все эти два месяца мы тщетно пытались понять, что же там произошло, но не нашли ни одного логичного объяснения, в котором ты был бы единственным выжившим и притом невиновным. Деревенский сопляк, не имеющий ни боевого опыта, ни магии, ни хорошего снаряжения. Что там произошло? Я хочу знать всё.

Алан болезненно поморщился. Каждый раз, когда он возвращался в памяти к тому эпизоду, голова начинала разрываться с новой силой. Он попытался структурировать произошедшее и рассказал герцогу все, что мог, скрыв лишь одержимость Вельсигг и ее природу.

Лорд Дьяги внимательно слушал историю, неподвижно стоя перед кроватью, а когда Алан закончил, нахмурился.

— Это не объясняет всего. Что имела в виду Мортис, когда упоминала эту «госпожу»?

— Я не знаю, — дрожащим голосом ответил Алан. — Они с Вельсигг схватились в бою и смертельно ранили друг друга, вот и все, что я видел!

— Понятно, — закончил Дюрон. — К тебе пришлют магов, они попробуют найти в твоей памяти что-нибудь ценное. Если тебе, конечно, нечего скрывать.