— Давай копать.
Под непонимающим взглядом кузнеца она принялась на одной железной воле разрывать снежные комья в стороны. Задавать вопросы не было сил, и Алан молча присоединился, работая руками, как лопатами. Вскоре они выкопали внушительного размера яму.
— Решила нам могилу обустроить? — невесело пошутил Алан. Зарфи скинула с себя походную сумку и отстегнула от неё туго скрученный спальник, раскатав его по дну ямы. Она бесцеремонно сорвала с плеч спутника плащ, положила его на землю, а рядом набросила свой. После этого стала стягивать с себя остатки одежды.
— Раздевайся, — приказала девушка. До Алана, наконец, дошло, что она собралась делать, и он, поборов ненужное сейчас смущение, кое-как стянул с себя вещи, неловко работая плохо гнущимися пальцами. Зарфи, оставшись без всего, сменила звериную форму ног на обычную и быстро залезла в меховой спальник и, прежде чем скрыться в нём с головой, красноречиво посмотрела на парня. Долго упрашивать его не пришлось.
Двоим внутри оказалось настолько тесно, что Алан не мог толком ни повернуться, ни двинуть конечностями: одежду они затолкали ближе к ногам, и места катастрофически не хватало. Ему сейчас было совершенно не до того, что он прекрасно ощущал собственным телом тело волчицы. Девушка одной рукой накинула на спальник плащи, завернула его край под голову и тихо выдохнула, прижав ледяные ладони к груди кузнеца, отчего у того всё внутри сжалось.
Воздух, однако, быстро стал нагреваться, и, не минуло получаса, спутники снова смогли почувствовать, как горячая кровь струится по конечностям, а в нервы втыкаются тысячи игл, оживляя их после переохлаждения.
— Я пустая, — устало протянула зверодевушка. — Нужно время восстановить силы…
Алан вспомнил слова Руфуса о том, как именно Зарфи себя подпитывает, и пришел к выводу, что даже с таким методом поглощённой энергии нужно время для усваивания. Оставалось молиться, что снег укроет следы и хоть на какое-то время замедлит погоню.
«Тот инквизитор не сразу почувствовал моё присутствие, — подумал парень, закрыв глаза, — значит, не факт, что нас смогут найти по магическому следу». Он, не сильно осознавая собственные действия, накрыл Зарфи своей рукой и расслабился, чувствуя на шее неровное тёплое дыхание зверолюдки. Смертельная усталость влекла разум в крепкий сон, и сопротивляться ей не получилось.
Боги оказались милостивы: за время отдыха путников никто не потревожил. Алан не имел понятия, сколько они проспали, но когда его глаза под опухшими веками наконец открылись, Зарфи ещё сопела под боком. В других обстоятельствах парень, быть может, и был бы в некоторой с тепени рад такому событию, но сейчас голова оказалась забита слишком серьёзными проблемами.
Во-первых, Алан окончательно уверился в том, что спокойная жизнь ему больше не светит при любом раскладе — если только он не вернётся обратно в родной мир. А это значит, что дальше его ждёт исключительно бегство и вечное путешествие в поисках недостижимой цели. Сам того не желая, он стал ключевой фигурой на политической доске Айнзельда, и прозошедшие за последнее время стычки были каплей в море грядущих схваток за свою жизнь.
Во-вторых, разум кузнеца всё ещё преследовали призраки прошлого. Он так и не понял, что за таинственная Госпожа ворвалась в его жизнь и отняла единственных близких людей, которых он нашёл в этом мире. Если она настолько могущественна, что сумела подчинить Вечную, то наверняка уже должна быть в курсе невероятной популярности Алана, и сбрасывать со счетов то, что эта фигура, скорее всего, покажет себя снова, было нельзя.
Вечно полагаться на Зарфи Алан тоже не мог, а значит, ему придётся постоянно тренироваться, наращивать силу, и это подсветит его ещё больше. По всему напрашивался очень уж неприятный вывод, признавать который парню не хотелось всем сердцем: если вечно убегать — не вариант, то рано или поздно придётся окрепнуть и начать давать отпор. Но воевать со всем миром? Эта картина была слишком фантастична. Разве что осесть на время где-нибудь на самых окраинах материка, как следует набраться силы и начать использовать свою скрытую мощь по полной. Правда, этот путь неизбежно приведёт к полномасштабной войне, особенно если учитывать специфику магии кузнеца.
Когда мысли начали крутиться вокруг магии, Алан вновь вспомнил слова Руфуса о том, что волчице требуется ультранасилие, чтобы восстанавливать ману. Из книги по теории магии он узнал, что каждое живое существо этого мира так или иначе взаимодействует с магическим фоном, но влиять на потоки энергии напрямую нельзя: сперва нужно впитать её в себя, а уже затем воздействовать на неё, трансформируя. С вопросом так называемого магического потенциала — максимального объёма маны в организме — тоже не всё было понятно. В книге говорилось, что у каждого создания этот показатель разнится. Что происходит с маной, когда лимит переполняется, можно ли его «раскачать» и как это сделать — было загадкой.
Также во время чтения и практик Алан пришёл к интересной мысли: если воздействие магии основывается в первую очередь на визуализации, то каким будет эффект, если не просто представлять что-то, а попытаться изменять процессы, которые понимаешь изнутри? Например, можно ли, владея информацией о молекулярной структуре металла, с помощью сырой магии изменять его свойства, делая прочнее и твёрже? Этот вопрос ещё требовал изучения, но заняться им парень решил, когда они с Зарфи разгребут жизненно важные вопросы. Впрочем, не свалится ли на них что-нибудь ещё после этого — было риторическим вопросом.
Волчица, наконец, проснулась.
— О, привет… — Алан не видел лица девушки, но её сонный голос, смешанный с грудным урчанием, звучал гораздо свежее. — А ты горячий. У меня даже мокро стало…
— Давай без подробностей? — тут же вспыхнул кузнец, зажмурившись. — Надо идти дальше, а то мы только по весне оттаем.
Выбраться, однако, оказалось гораздо сложнее. За время, что спутники отсыпались, спальник придавило большой массой снега, и разгребать его голышом было не самым приятным занятием, но это хотя бы сильно взбодрило. С трудом откопавшись, товарищи наспех оделись и собрали вещи. На светлеющем небе тонкие белые лучи пронзали облака, и Алан никак не мог понять, сколько они проспали — несколько часов или почти сутки. Но парень чувствовал себя относительно отдохнувшим. Голова больше не раскалывалась, хотя он всё ещё смутно помнил финал резни у ворот Финнесберга.
Путники продолжили идти к виднеющимся вдалеке вершинам деревьев, решив придерживаться плана и вилять как можно сильнее, чтобы замести следы.
— Я ведь вчера использовал какую-то магию? — спросил Алан, переставляя ноги по колено в сугробах.
— Ага, — отозвалась Зарфи. — Я видела мельком, но людей у ворот накрыло твоей зеленью, и когда я уносила тебя, их забавно корёжило, как будто изнутри разрывало.
— Ну и ну, забавно? — вздохнул парень. — Меня после этого как по голове ударило, ничего больше не помню.
— Так неудивительно. Ты только начал учиться. Тело ещё не привыкло к магическим нагрузкам, а ты шваркнул по ним, наверное, из последних сил. Я думала, прямо там лапы отбросишь.
— Слава богам, не отбросил, — покачал головой кузнец. — Но придётся больше практиковаться, иначе нас сожрут и не подавятся. Я понял, что от нас теперь точно не отстанут, выбор небольшой: или вечно бежать, или стать сильнее и драться.
— Ооо! — снова оживилась зверодевушка. — Охота! Я даже чуточку возбудилась!
— Да твою ж! — Алан укоризненно посмотрел на Зарфи. — У вас у всех принято говорить такое вслух?
— Ага, — активно закивала та. — Это у вас, людей, всё как-то сложно. У нас проще: хочешь самку? Прибей других претендентов и возьми её. Хочешь самца… А, нет. Не так. Видишь сильного самца — хочешь его. И все счастливы!
— Не знаю, как на это реагировать, — растерялся кузнец, осознавая, насколько огромна бездна между культурой и жизненным укладом разных рас. — У нас не «сложнее», просто люди в первую очередь руководствуются эмоциями, а не инстинктивными желаниями. Есть и те, кто идёт на поводу у собственной похоти, таких немало, но большая часть общества придерживается некоторых… моральных и этических устоев. Нельзя просто взять и присвоить себе девушку, если она этого не хочет.
