Я плюхаюсь обратно в кресло.

— О.

— Если эти потребности возникнут, я не хочу знать, как их удовлетворить, — тихо говорит он, мышцы вдоль его челюсти напрягаются.

— Хорошо, — я заправляю волосы за уши. — Думаю, это разумно.

Кристен тушит сигару и встает.

— Пойдем.

Я поднимаюсь со стула.

— Ты же знаешь, что не можешь командовать мной, как тебе заблагорассудится, только потому, что мы связаны, верно?

Он не смотрит на меня, шагая в дымную завесу и направляясь в заднюю часть клуба.

— Это, я думаю, тебе понравится, — выдыхает он и берет бутылку с другой странной жидкостью с подноса официанта, когда мы проходим мимо нее.

Сливовый ликер переливается на внутренней стороне бутылки, пока мы пробираемся сквозь толпу.

— Может, мне тоже взять? — спрашиваю я его.

Он качает головой, выражение его лица мрачное.

— Нет, это для меня. Тебе это не понадобится.

Чем дальше мы заходим в клуб, тем темнее и громче становится.

Я понятия не имела, что он такой большой.

Думаю я, когда столы превращаются в палатки, а дым в воздухе становится тяжелее. С каждым вдохом я все больше и больше курю эту сигару.

Раздается рев приветствий, когда мы проходим через пару задернутых штор и оказываемся с краю огромной толпы. Мое сердцебиение учащается. Перед толпой — бриллиантовый боксерский ринг, а на ковре лежит мертвый человек, из его спины торчит меч. Победитель вскакивает на край ринга, победно взмахивая кулаком в воздухе.

— Они берут добровольцев? — спрашиваю я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы получше рассмотреть победителя.

Его икроножные мышцы толще, чем обе мои руки вместе взятые.

Тем не менее, я бы с удовольствием приколотила его гордость на несколько колышков.

Кристен слабо улыбается мне как раз в тот момент, когда рефери подходит к краю ринга.

— И кто осмелится сразиться с нашим победителем? — объявляет рефери. — Наш ночной чемпион на протяжении почти трех лет?

О, черт возьми, да.

Я бросаю взгляд на Кристена.

— Ты не против?

Он поднимает бутылку, которую схватил.

— Это для того, чтобы притупить боль при любых травмах, которые ты получишь.

Затем вполголоса.

— И ребра, которые ты ушибла.

Мой взгляд скользит по его обнаженному торсу.

Ушибленные ребра?

Я искренне думала, что он чересчур драматизирует, подпитываясь нашей негативной энергией.

Весь смысл в том, чтобы НЕ причинить ему вреда сегодня вечером.

Выговариваю я себе. Я почувствовала боль в ребрах после того, как упала на него, но списала это на то, что я запыхалась после того, как она быстро прошла

— Ты пропустишь свой выход.

Он кивает рефери, который продолжает перечислять различные достижения своего победителя.

Я колеблюсь.

— Тебе больно?

Он смотрит на меня сверху вниз.

— Я приму целебное зелье во дворце.

— Разве я не должна чувствовать это? — я спрашиваю его.

— Если бы я был ранен слишком серьезно, да. Но с помощью спиртного и моих сил, направленных на то, чтобы не допустить попадания этой информации в мозг, нет. — Кристен делает большой глоток своего напитка, затем кивает судье. — Иди.

— Но если мне вообще будет больно, тебе будет еще больнее, — медленно говорю я.

Затем он полностью встречается со мной взглядом, его обманчивые глаза мерцают отсутствием трезвости.

— Когда это тебя останавливало, Зора?

Я хмурюсь и вздергиваю подбородок.

— Сегодня вечером, — отвечаю я, — Это останавливает меня.

Его глаза подозрительно сужаются.

— Ты отказываешься от драки?

Я снова с тоской смотрю на кольцо, но скрещиваю руки на груди.

— Да.

Кристен наклоняется ко мне.

— Почему?

— Я сказала тебе почему. Я не хочу причинять тебе еще больше боли, — говорю я.

Паника пробегает ко мне через связь, и это отражается в его глазах.

— Что ты задумала? — спрашивает он низким и строгим голосом. Он хватает меня за запястье. — Ты убьешь меня здесь, в толпе? Или подождешь, пока мы вернемся в конюшню?

Я с гримасой вырываю свое запястье из его хватки.

— Нет. Ничего подобного.

— Тогда что? — спрашивает он, его печаль и страх захлестывают меня.

Я шиплю, когда боль пронзает мои ребра.

Черт. Его власть над узами, должно быть, ослабевает из-за алкоголя.

— В чем дело? Ты заманила меня сюда обманом, не так ли? Ты спустилась по решетке, потому что знала, что я приду тебе на помощь.

Он чертыхается про себя и допивает остатки своего напитка, прежде чем бросить его на землю. Стакан разбивается у моих ног, и несколько человек в толпе оборачиваются, чтобы поглазеть на нас.

— Я гребаный дурак, — рычит он и отворачивается, сжимая кулаки и проталкиваясь сквозь толпу.

Я спешу, чтобы не отстать от него.

— Ты не дурак, — говорю я, хватая его за плечо.

Он сбрасывает меня с себя и устремляется вперед.

— Кристен.

Мне удается взять его за руку.

Он рычит и толкает мое тело вперед, усиливая мою хватку на его руке.

Я ахаю от удивления, когда он прижимает меня к стене в темном, прокуренном углу.

— Что? — рычит он, его дыхание скользит по моему лицу и по ключице, когда он смотрит на меня сверху вниз, его лоб в дюйме от моего.

— Единственный план, который у меня был — это вытащить тебя из дворца, провести ночь, когда мы не пытались бы обмануть друг друга, — говорю я ему, полностью раскрываясь. — Ты не принял мои первые извинения, и хотя я все еще чертовски зла на тебя за то, что ты принудил меня к этим узам, к этому браку, я также действительно… устала.

Я прислоняю голову к стене, глядя в его затененное лицо.

— Ты прав. Если бы я была той же женщиной, которая предала тебя, то я бы вышла на этот ринг. Я бы приняла на себя каждый удар, и я бы сделала все это ради своей гордости, не заботясь о том, как сильно это ранит тебя.

Я облизываю губы и отвожу взгляд.

— Но когда я ударила тебя ножом…

— Я не хочу этого слышать, — шепчет он.

— Когда я ударила тебя ножом, это было потому, что я была убеждена, что ты не можешь любить меня так сильно, как утверждал.

Я осторожно поднимаю на него глаза.

Мышцы на его руках, когда он заключает меня в клетку, пульсируют от напряжения.

— И я думаю, мне просто нужно, чтобы ты услышал меня, когда я говорю тебе, что сожалею об этом. Мне жаль, что мне пришлось разрушить все, что у нас было, чтобы понять, что именно чувствовал ты, а что я. Потому что я действительно это чувствовала. Я была в ярости последние несколько дней, но даже тогда я все еще чувствую это время от времени.

Я колеблюсь, мои губы растягиваются в робкой улыбке.

— Я не сильна в этом.

Его дыхание становится прерывистым, когда он прижимается ко мне ближе.

— Чего ты хочешь от меня, Вайнер?

Моя улыбка исчезает при упоминании моей фамилии. Я нащупываю нужные слова.

— Ты простишь меня? Можем ли мы начать двигаться вперед?

Он долго смотрит на меня, потом:

— Нет.

Я поднимаю на него взгляд, чувствую, как ярость обволакивает и сжимает меня через узы.

— Нет?

Мне не нужно много усилий, чтобы сравниться с его яростью. Я выпрямляюсь, расправляю плечи и сжимаю кулаки.

— Что, если ты простишь меня за минутную слабость, а я прощу тебя за то, что ты постоянно сковываешь меня своим присутствием?

Кристен отходит от меня с мрачным смешком.

— Все, что ты делаешь, даже твои извинения, продиктованы эгоистичными мотивами.

Он пристально смотрит на меня сквозь темноту.

— Нет, Вайнер, я не стану смягчать твое чувство вины. Если бы я действительно верил, что ты изменилась, что ты стала той, кому я могу полностью доверить свою жизнь — тогда я бы простил бы тебя.

Я приближаюсь к нему.

— Чего ты от меня хочешь? Я пытаюсь, хорошо? Я не какая-нибудь чопорная принцесса, наделенная грацией и невинностью. Я не могу просто вытаскивать полные, осмысленные извинения из своей задницы каждый раз, когда ты немного обижаешься на то, что я, блядь, не точное воплощение девушки твоей мечты, девушки, которую, как ты думал, ты знал по шкатулке с нитями, за которой присматривал, — я тыкаю пальцем ему в грудь. — Прекрати. Ожидать. Свой. Проклятый. Богами. Список. Желаний. От. Меня.