— Отвратительно, — я закатил глаза. — Все знают, что идеальный размер это…
Дискуссии не вышло, а потому глаза пришлось выкатить обратно. Дедок мечтательно урчал, а его сухие руки грациозно порхали в воздухе. Казалось, будто он лепит ком теста. Огромный ком теста.
Зажглась красная лампа. Дверь в камеру открылась.
По другую сторону стоял полицейский, одет он был в стандартную полицейскую форму: светло-синяя водонепроницаемая куртка, такого же цвета спортивные штаны с тремя белыми полосками по бокам. Погоны на плечах поочередно загорались то синим, то красным.
— Здравия, товарищи арестанты, — офицер приподнял фуражку. — Играли когда-нить?
— А то, — прохрипел дедок, не прекращая мацать невидимые груди. — Всю молодость на это дело потратил…
— Ясно… А ты? — охранитель порядка смерил меня волчьим взглядом.
Вопрос был явно с подвохом. В тюрьме вопросов без подвоха не бывает, это я уяснил еще вчера, когда только попал за решетку.
Думай, голова, думай, а не то пострадает другая часть тела, та, что чуть ниже.
Повторить фразу деда не получится, он потратил на это «играли» свою молодость, а моя молодость всё еще идет. На банальщину а-ля «играю прямо сейчас» наверняка уже заготовлен соответствующий ответ: «Ну тогда снимай штаны, поиграем в кооперативе».
Ничего толкового в голову не лезло, а потому я решил выиграть время.
— А? — переспросил я.
— Ты тупой? Или глухой? — миролюбиво уточнил полицай.
Тут уже проще. Сам вопрос я услышал, следовательно, глухим быть не мог.
— Тупой, — уверенно кивнул я.
Полицейский на откровение никак не отреагировал. Он достал из нагрудного кармана смартфон и навел камеру на меня. Сфотографировал.
— Так ты с Четве-е-ертого, — расцвел он. — Компуктеров-то, наверное, в жизни не видел. Вот, надевай и дуй за мной… Людоедам я не доверяю.
Он кинул мне серебряного цвета наручники. Хотя правильнее будет сказать, кинул не мне, а в меня. Еле, блин, удалось поймать.
Я спрыгнул со шконки, нацепил браслеты и нехотя перешагнул порог камеры.
Вот и всё.
— Стой! — остановил меня дед.
Я обернулся.
— Из хаты нужно выходить с правой ноги, а не с левой, — просветил он.
— Почему?
— Ну… Не по-людски с левой выходить. А с правой выйти — к удаче… Наверное. Старшие сказали с правой выходить, в общем.
— Удача мне не повредит, на казнь иду как-никак, — я вошел обратно и вышел, как полагается.
Тюремный менталитет, как оказалось, вещь совершенно неподвластная времени и пространству. Мой мир с миром этим разделяли десятки тысяч лет развития, но и там, в подневольных обществах, были свои забавные устои.
У меня даже есть теория, почему зэки выдумывают свои авторские законы. Для них следование законам общепринятым означало бы согласие с собственным заключением, а как известно любому побывавшему в тюрьме, каждый первый тут сидит по беспределу. Вот и выстроили себе систему, где они зайки и ничего такого не делали.
Мы шли по узкому коридору. Зеленая краска вроде как должна успокаивать, но в сочетании с тусклым светом она скорее вгоняла в депрессию. Ну, или в депрессию меня вгоняла неиллюзорная возможность отсечения головы, тут сложно разобраться, какой из факторов влиял больше.
Интересно, что это будет? Электрический стул? Петля? Смертельная инъекция? Империя Райз гуманизмом никогда не славилась, наверняка что-то куда более изощренное.
Страж порядка открыл одну из железных дверей, и мы вошли в комнату наблюдения. Тут была куча телевизоров, в основном они показывали картинки с камер. На некоторых крутилась японская реклама. А в центре сидел усатый толстячок в оранжевой робе. Мой надсмотрщик остановился. Я тоже.
— И? — кивнул на меня усач. — Нашел?
— С Четвертого, — похвастался полицай.
— Повезло, повезло. И того, команда зэков готова, — одобрительно ухмыльнулся усач. — Наши раздавят их. Без шансов.
— Точно, — подтвердил полицай, а затем повернулся ко мне. — Слышал? Ты, если чего, сопротивляться даже не думай. Всё равно раздавят. Так тут заведено. А выкинешь чего… Ы!
Он замахнулся, но бить не стал. Опустил руку, и они с толстячком громко заржали.
Ага, очень смешно. Посмотрю я на вас, когда императором стану. Уж тогда вместе посмеемся.
— Ставлю, как договаривались? — спросил толстячок.
— Как договаривались, — подтвердил полицай. — И смотри, чтоб тебя новенькая не запалила. Чистюля сраная.
— Не запалит.
Тут явно обсуждалось что-то темное. Ставки.
Мы продолжили путь.
Судя по всему, казнят меня через некое групповое сражение, вроде гладиаторских боев. Так казнили людей еще в Древнем Риме. Кова же как раз позиционирует себя как «пятый Рим». Наследуем традиции, так сказать.
Сражаться предстояло без использования магии. Как только я поступил в тюрьму, на меня тут же нацепили ошейник-подавитель. Эффект очень походил на тот, с каким я столкнулся еще на кирпичном заводе, когда хаора не смогла преодолеть барьер Руки. Только теперь я сам был центром барьера. Связь с хорой просто нулевая.
А в обычном бою я не то чтобы хорош… Вернее, я не знаю, каков я. Я без магии ни разу не дрался.
Коридор расширился, и мы сквозь цветные ленточки дождика вошли в длинное помещение. На полу стояли столики с закусками, а под потолком летала горсть разноцветных шаров.
Я даже успел облегченно вздохнуть, мне почудилось, что сейчас выпрыгнут мои девочки и начнут поздравлять с днем рождения. Эээ, в смысле, с днем усыновления. А затем я увидел широкую фиолетовую ленту, что была приклеена к стене.
Желтые буквы на ней складывались в совсем не праздничную надпись: «Ретро-турнир будущего 2284». Слово «ретро» означало «обращенный к прошлому». Маркетологи пользовались этой приставкой всякий раз, когда, паразитируя на чувстве ностальгии, собирались втюхать плебеям всякий древний хлам. Гладиаторские бои подходили под это определение идеально.
Мы пошли мимо дверей: «КС 1.6», «КС Сурс», «КС ГО», «КС 2», «КС 4», «КС Арена».
КС — камера смертников. А приписки, по всей видимости, означали разные способы убиения. Мой, несомненно, скрывался за «ареной».
— Почти пришли, — сладко пропел полицай.
Я засопел.
Из фильма про гладиаторов я знал, что бои с заключенными никогда не проводятся честно, а потому мне оставалось только одно. Побег.
Как же не хочется покидать страну. Она такая классная. От одной только мысли об эмиграции становится тоскливо.
За те две недели, что я пробыл в этом городе, он успел меня полностью покорить. И чтоб ответить ему взаимностью, я хотел бы начать покорение планеты именно с него.
Но ничего не поделаешь, как гласит старая поговорка, уж лучше жить в Пензе́, чем умереть в Москве.
Когда-то Кову называли именно так — Москва. Переименовали ее в рамках ценностной революции двести лет назад. Привратники нравственности пришли к выводам, что все проблемы страны идут от приставки «Мос»: экономика страдает из-за Мос-биржи, культура — из-за Мос-фильма, автопром — из-за Мос-квича. Приставка была подвергнута анафеме, Москва превратилась в Кову (вариант с Ква вызывал ненужные ассоциации с Францией), а все показатели Империи Райз с тех пор идут только вверх.
Да, через год после переименования грянула Третья мировая, затем демоны с запада вообще полстраны в руины превратили, но показатели идут только вверх, так на официальном сайте «Райз. райз» написано.
Когда-нибудь я обязательно вернусь. Может, как человек, может, как завоеватель. Не знаю, но знаю, что Кова станет столицей моей империи.
Ну, понеслась.
Я резко остановился. Полицейский врезался в меня. И прежде чем он успел что-то сказать, я двинул локтем по его волчьей харе. Вернее, хотел двинуть, но промахнулся. Размахивать локтями, будучи закованным в наручники, оказалось на удивление неудобно.
Служитель закона ловко дернул головой и уклонился, но немного не рассчитал и со всего маху долбанулся черепушкой о стену. Старая краска осыпалась. А затем осыпался и сам полицай.