Колебания, когда она ругается, так чертовски милы, что мне хочется плакать. Вместо этого я поднимаю бровь.

— Жесткий разговор. Ты хочешь, чтобы я заставил тебя?

Она бледнеет, замирая в моих руках, когда я хватаю ее колено и впиваюсь пальцами с намеренным давлением. Ее грудь вздымается, сиськи поднимаются и опускаются самым соблазнительным образом. Я не отрываю взгляд от ее лица, пока она запинается:

— Н-нет. Ты больной.

Она не ошибается. Но что-то в ее глазах заставляет меня остановиться. Быстрый взгляд влево, затем назад.

Известный признак лжи.

Какого черта? Она ни за что не хочет, чтобы я делал что-то подобное. Прямо сейчас она ненавидит меня больше, чем, вероятно, кого-либо еще, за исключением, может быть, Коула и своей матери.

Она не хочет меня.

Но, может быть, какая-то глубоко скрытая часть ее хочет этого.

Я думаю о том, как отчаянно она хныкала даже в своем глубоком сне. Как долго она лишала себя прикосновений? Удовольствия? Она пила чертово шампанское. Она чего-то хотела от меня, и она не могла подумать, что это будет только солнечный свет и цветы. Часть ее была недовольна своей замкнутой, безбрачной жизнью.

Я дарю ей свою лучшую, самую садистскую улыбку. — Ты маленькая лгунья.

Затем я отпускаю ее волосы, приседаю перед ней и раздвигаю её колени.

Она борется, сжимая бедра вместе с удивительной силой. Но я сильнее. Вскоре ее идеальная киска расстилается прямо перед моими глазами. Она замирает, все ее усилия прекращаются, когда я вдыхаю ее запах. Я наклоняюсь и делаю глубокий, драматический вдох, чтобы не было никаких сомнений в том, что я делаю.

Ее тело дрожит. Легкая дрожь, прямо по позвоночнику. — Боже мой, Ева, как же ты вкусно пахнешь. Не могу дождаться, чтобы попробовать тебя на вкус.

Снова эта дрожь. Я никогда ничего подобного не видел. Она практически вибрирует. Но от чего? От ужаса? От сдерживаемой потребности?

Я отстраняюсь, изучая ее лицо. Стеклянные глаза, приоткрытые губы. О да, это сработало. Я полностью завладел ее вниманием. — Сохраняй эту позу. Если твои колени сдвинутся хотя бы на дюйм, ты проведешь следующие два часа привязанной к одному из моих стульев в столовой. Поняла?

Она сглатывает, затем кивает. Недостаточно хорошо. — Скажи «Да, Габриэль».

Она облизывает губы и шепчет.

— Да, Габриэль.

Выражение ее лица драгоценно, как будто она не может поверить в то, что только что вырвалось из ее уст. Я затронул что-то первобытное, спрятанное глубоко в моей Еве. Ей это нужно.

Я не могу поверить своей чертовой удаче.

Я хочу задать ей вопросы. Потребовать узнать, как давно у нее не было оргазма. Заставить ее рассказать мне о грязных фантазиях, которые она видела в темноте. Но сейчас мне нужно, чтобы она сосредоточилась на физическом. Я не хочу давать ей шанса снова погрузиться в мысли.

Я подношу руки к нежной коже ее внутренней стороны бедер. Мне приходится делать это очень, очень медленно. Если я схвачу ее грудь или киску, она взбесится, и чары развеются. Она пищит, когда мои пальцы касаются ее, но тихо. Она все еще в том же туманном состоянии сознания.

Я начинаю играть. Кончиками пальцев я рисую узоры на этой чувствительной коже. Я не смотрю на нее, слишком боясь разрушить момент, но я чувствую напряжение, которое растет в ее конечностях. Ее дыхание становится прерывистым.

И, находясь на уровне ее раскрытой киски, я чувствую перемены в ней. Сладкий запах ее возбуждения.

Ближе. Ближе. Мой палец касается края ее половых губ, и она задыхается, ноги дергаются внутрь. Я не даю им сомкнуться, твердо положив руки на каждое бедро.

— Тебе одно предупреждение. Держи бедра разведенными для меня.

Между ее бровями появляется небольшая складка, когда она напрягается, а затем подчиняется, грудь вздымается. Я возвращаюсь к ее киске, провожу пальцами по краям. Отчаянный тихий звук почти бросает меня в безумие, когда я заставляю себя двигаться медленно. Она никогда раньше не чувствовала мужского прикосновения здесь. Мне нужно, чтобы это имело значение.

Я говорю с ней тихим шепотом. — Тебе, должно быть, так сильно хотелось прикоснуться к себе. Сколько раз ты ложилась спать расстроенной? Моя бедная девочка. Ты просто не могла себе этого позволить, не так ли? Как сильно ты жаждала этого освобождения?

Я поднимаю на нее взгляд и мельком вижу ее широко раскрытые глаза, прежде чем она качает головой.

Я смеюсь и провожу кончиком пальца по ее клитору. Она дергается, как будто я ужалил ее. Я даю ей секунду, чтобы успокоиться, а затем провожу большим пальцем по влажности у ее входа.

— Лгунья. Ты вся мокрая. Тебе так нужно удовольствие, что это причиняет боль, не так ли? Вот почему ты выпила шампанское.

Я провожу большим пальцем по ее клитору и по нему, потирая его крепкими кругами. Она скулит и дергается.

— Я не остановлюсь. У тебя нет выбора, Ева. Никакого. Ты принадлежишь мне, и если я захочу прикоснуться к тебе, я это сделаю, — я ускоряю движение большого пальца, нажимая сильнее, когда она издает серию сдавленных писков. — Никакого выбора, — повторяю я тихим и гипнотическим голосом. — Никакого выбора, никакого стыда. Все, что ты можешь сделать, это закрыть глаза. Ева. Закрой их и расслабься. Сосредоточься на удовольствии, ни на чем другом. Вообще ни на чем.

Быстрый взгляд вверх показывает мне, что она сделала, как я просил. Ее брови нахмурены, и она закусывает губу. Не расслабленно, но сосредоточенно. И она не сопротивляется мне.

— Когда я скажу тебе кончить, ты кончишь. Твое удовольствие тоже мое. Оно мое, но я так, так щедр на него, Ева. Пора. Ты кончишь для меня.

Я снова ускоряю движение большого пальца, ритм не сбивается. Я чувствую, как Ева приближается. Она борется, но часть ее хочет этого. Я неустанно работаю с ней, пока она наконец не издает другой звук. Скорбный крик, наполовину экстаз, наполовину поражение. Ее тело напрягается, и свежая влага покрывает мою руку, когда я выжимаю из нее все последние капли удовольствия.

Господи, я тверд как камень. Она падает, тело становится бескостным, подбородок падает на грудь. Прекрасно. Чертовски прекрасно. И она вся моя. Она может ненавидеть меня за удовольствие, которое я ей навязал, но она тоже будет жаждать его. Она захочет большего.

Я мог бы заставить ее встать на колени прямо сейчас и начать учить ее сосать мой член. Я мог бы, и о, как сильно я хочу этого. Но она дала мне достаточно для своего первого дня. Больше, чем я осмеливался надеяться.

Пора позаботиться о своей девочке.

Я приношу ей еще воды и подношу к ее губам. Она отпивает ее рассеянно, полузакрыв глаза, измученная. Затем я расстегиваю ее запястья. Не прошло и двух часов, но она не в том состоянии, чтобы смотреть на часы. Она увядает, как цветок, и хотя ей, вероятно, нужен душ, ей нужно больше отдыха.

Я кладу ее на свою кровать и накрываю одеялом. Даже тонкий слой простыни раздражает меня, но я могу дать ей это. Она этого заслуживает. Она тут же сворачивается в плотный защитный клубок.

— Ты так хорошо справилась. Я знаю, ты не веришь, но мы будем счастливы здесь вместе. Я оставлю тебя отдыхать. Уже за полночь. Я буду позже, — если я останусь, она может не выспаться. Я присоединюсь к ней позже, когда она уснет. Даже когда она крепко зажмуривает глаза, я не могу удержаться и добавить: — У нас впереди большой день тренировок. Тебе нужно выспаться.

15

Ева

Я натягиваю на голову скудную защиту простыни и прислушиваюсь к щелчку закрывающейся двери. Даже когда я уверена, что он ушел, я остаюсь неподвижной, застывшей на месте. У него, должно быть, здесь камеры. Я не хочу рисковать, делая что-то, что может привлечь его внимание. Может быть, если я буду неподвижна достаточно долго, он поверит, что я сплю.

Я могла бы спать, если бы позволила себе. Мой мозг вывернут наизнанку, подвергается слишком многому одновременно и превращается в чистый лист. Мои тяжелые конечности вдавливаются в кровать, расслабленные и странно истощенные. Результат того, что он со мной сделал. Мой похититель.