Вместо этого я занимаю место на диване и накидываю на себя плед. Энцо, очень мудро, садится на другой конец дивана.

— Так ты Роуз, да? — спрашивает он с лукавой улыбкой, нарушая тишину, прежде чем она станет слишком неловкой.

Что-то в том, как он это говорит, заставляет меня спросить: — Ты слышал обо мне?

— О, да. Майкл был на грани одержимости, пытаясь найти тебя с той ночи в клубе в январе.

— Что? Правда? — я не осознавала и даже не думала, что он может искать меня.

— Да. Когда след остыл, он превратился в жалкого ублюдка и с тех пор им и является. Но теперь, когда он нашел тебя, мы можем поблагодарить Бога за маленькие чудеса.

Мой рот открывается, и я барахтаюсь, как рыба, выброшенная на берег, на мгновение, прежде чем наконец восстанавливаю самообладание. Едва-едва. Потому что слова Энцо оставляют много нераскрытых. Я помню наш момент в спальне, когда мы почти увлеклись. Очевидно, наша страсть не угасла, и у нас есть общий сын, несмотря на его настойчивые заявления об обратном, но в суматохе последнего дня мне ни разу не пришло в голову, что Майкла, возможно, так же преследует тоска, как и меня с января.

— Зачем он это сделал?

Голубой взгляд Энцо силен и держит меня в плену. — Почему луна имеет власть над приливом? Почему цветам нужны солнце и вода, чтобы расти? Все просто. Он нуждался в тебе. Он все еще нуждается.

— Он едва знает меня, — это неубедительное оправдание, но это правда.

— Время не имеет значения, когда твоя душа находит свою вторую половинку в другой. Такие вещи просто происходят, Роуз. В этом нет никакой рифмы или причины, и каждая минута, которую ты тратишь на размышления, — это просто еще одна минута, потраченная впустую. И ты не думаешь, что потратила достаточно времени? — Энцо ждет, пока я переварю его слова, но мне нечего сказать, потому что он прав.

Мы с Майклом провели вместе всего час, затем страдали следующие десять месяцев порознь, но в итоге это ничего не изменило. Потому что вот мы снова вместе, и эти месяцы как будто никогда и не были. Конечно, нам есть о чем поговорить и нужно вернуть сына, но что-то в Майкле притягивает меня к нему. Что бы это ни было, оно было там в январе. И оно все еще там сейчас.

Звон колокольчика разносится эхом по пространству, и я поворачиваю голову в направлении, откуда он пришел.

— Майкл дома, — объявляет Энцо, поднимаясь на ноги, чтобы встретиться с Майклом в коридоре рядом с кухней. Должно быть, он ведет к лифту.

Появляется Майкл, и его вид — словно глоток свежего воздуха, выстреленный прямо в мои легкие. Я не могла по-настоящему вздохнуть с тех пор, как он ушел. Осознание того, как сильно он влияет на меня, ошеломляет и жутко знакомо, потому что его сын — единственный другой человек, который разделяет ту же способность.

Как только он улыбается мне, я понимаю, что я по-королевски облажалась, потому что этот мужчина поймал меня в свою орбиту, и я бессильна вырваться.

Майкл

Энцо уходит вскоре после того, как я прихожу домой, но перед этим успевает схватить медовое печенье по пути к выходу. Роуз набрасывается на него еще до того, как он уходит. Она совсем не стесняется есть досыта, что странно привлекательно. Она покрывает печенье неприличным количеством виноградного желе, и я следую глазами за каплей, которая падает с ее подбородка. Она тянется за салфеткой, но моя рука оказывается на ее подбородке, прежде чем она успевает ее вытереть. Роуз смотрит на меня широко раскрытыми глазами, пока я стираю каплю с ее подбородка большим пальцем, а затем облизываю ее, не отрывая от нее глаз.

— Ммм. Сладковато, — я подмигиваю, наслаждаясь этим безмерно, когда на ее щеках расцветает румянец.

Роуз прочищает горло, отодвигая тарелку.

— Майкл, мне нужно кое о чем тебя попросить.

— Хорошо, — что-то подсказывает мне, что ее вопрос не подразумевает намазывания джема на ее грудь, чтобы я его слизывал. Позор.

— Я знаю, ты не веришь, что Лиам твой сын, но он мой, и он слишком мал, чтобы быть вдали от меня, — когда она говорит, ее голос срывается, и я замечаю, как на ее глазах начинают собираться слезы. — Ты нашел и спас меня. Ты поможешь мне его забрать?

Чтобы она не начала плакать, я быстро меняю тему, чтобы сосредоточиться на фактах. — Ты сказала, что его не было на аукционе. Так где же он?

— В Италии. В маленьком городке за пределами Венеции. Я отвозила кексы в местную пекарню и оставила Лиама с подругой, пока я очень быстро сбегала по другому делу. Вот тогда меня и забрали.

Италия, да? Неудивительно, что я так и не смог ее найти. Она даже не была в той же чертовой стране. И все же что-то подсказывает мне, что она не рассказывает мне всего, но у меня такое чувство, что достаточно правды. Достаточно, чтобы я отпустил это, пока ее сын не вернется к ней.

— Как думаешь, он все еще с твоей подругой?

— Я надеюсь на это, — говорит она. — Но что, если его нет? Что, если его тоже забрали? Что, если она просто бросила его на ступенях какой-нибудь церкви, и его уже усыновила новая семья? Что, если…

Я протягиваю руку и хватаю ее за плечи. — Роуз. Остановись. И сделай вдох ради меня.

Слезы теперь свободно текут по ее лицу. Вот и все, что отвлекает ее. Роуз тяжело шмыгает носом и слушает, делая несколько глубоких вдохов. Я протягиваю ей салфетку и жду, пока она вытрет лицо. Она смотрит на меня налитыми кровью глазами и покрытым пятнами лицом. Она в беспорядке, но она никогда не была так прекрасна, потому что этот огонь все еще там, горит ярко и жарко решимостью.

— Пожалуйста, Майкл. Он наш сын.

— Я помогу тебе, — говорю я ей, намеренно избегая части о том, что он наш сын, потому что это еще предстоит выяснить, и я не затаиваю дыхание, что результаты фертильности изменились.

Неудивительно, что Доминик озадачен моей просьбой, но знает, что лучше не задавать вопросов. Хотя я уверен, что у него есть несколько десятков вопросов, которые он жаждет задать, и он не одинок. У меня самого их несколько десятков. Это должно быть простой задачей, быстрой ситуацией типа «хватай и иди», но в этом нет ничего простого.

Мы заканчиваем завтракать, пока ждем, когда Доминик перезвонит. Он все еще был в Венеции, навещая свою маму, так что он был недалеко. Когда мой телефон наконец звонит, звоня по FaceTime, Роуз буквально выпрыгивает из кожи в предвкушении.

Как только я нажимаю зеленую кнопку, сердитое и очень раздраженное лицо моего кузена заполняет экран. Его темные глаза сосредоточены на мне, прежде чем он резко говорит: — Кто-нибудь хочет рассказать мне, почему я только что похитил ребенка у милой старой бабушки? О, и еще один вопрос. Почему у этого ребенка твои глаза, Майкл?

Роуз хватает меня за руку и тянет телефон к себе. Она никогда не встречалась с Домиником, но это не мешает ее медвежьей натуре выходить наружу, когда она требует: — Он у тебя? У тебя Лиам?

— Знаешь, даже с твоими инструкциями эта женщина все равно отказалась отдать его. Честно говоря, такое чувство, будто я похитил ребенка. Я чувствую себя грязным….

— У тебя есть Лиам?

— Ответь ей, Доминик, — приказываю я вне поля зрения видео.

— Хорошо. Да. У меня есть маленькая крыса, — Доминик перекладывает телефон, и проходит долгая секунда кувыркающихся кадров, прежде чем он наводит телефон на автокресло и ребенка, лежащего внутри. — Скажи привет, малыш.

— Лиам! — плачет Роуз, ее глаза блестят от слез. — О, мой милый мальчик. Это действительно ты.

Ребенок моргает, открывая глаза, и заходящее итальянское солнце отражает цвет. Мое сердце замирает, когда все мое внимание переключается на невозможного ребенка, смотрящего в камеру глазами того же оттенка, что и мои.

Меня будит тихое жужжание моего телефона на диване. Честно говоря, я удивлен, что вообще заснул, когда мой разум был так перегружен вопросами и не хватало ответов. И из всех моих вопросов, самый большой мой вопрос — как вообще возможно, что ребенок Роуз может быть моим сыном.