Доминик помогает отцу привязать доброго доктора к стулу в центре комнаты, когда я вхожу с Энцо позади меня. Скрестив руки на широкой груди, мой отец стоит впереди, устрашая испуганного мужчину своим жестким взглядом.

— Где Рафаэль? — спрашиваю я, заметив отсутствие своего близнеца.

— Твой брат решил выпить целую бутылку Macallan вчера вечером, — отвечает папа, не отрывая глаз от нашего гостя.

Не могу сказать, что виню брата за переедание. Вчерашний вечер не был приятным для кого-либо из нас, и если мой брат хочет утопить свое горе, то кто я такой, чтобы останавливать его? Особенно учитывая, что мое решение продолжить отношения с Роуз отчасти виновато в его горе. Ну. Я и плачущий доктор перед нами.

— Доктор Мерфи, — любезно приветствую я специалиста по репродукции, как будто это просто очередной разговор за воскресным ужином.

Мужчина средних лет смотрит на меня в замешательстве, прежде чем на его лице появляется узнавание.

— Мистер-мистер ДиАнджело?

Я снимаю куртку, обнажая пару пистолетов, зажатых у меня на груди, и наслаждаюсь тем, как бледнеет его лицо. Отдав Доминику куртку, я закатываю рукава и иду вперед. Засунув руки в карманы, я смотрю на человека, который сообщил мне худшую новость в моей жизни. И, конечно же, солгал об этом.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — спрашиваю я, начиная легко.

Он быстро качает головой. — Нет. Что… что происходит?

— Ты помнишь, когда ты видел меня в последний раз? — я продолжаю.

Он снова качает головой, на лбу у него выступают капли пота. Он лжет мне, а я ненавижу, когда мне лгут.

— Ноябрь прошлого года. Ты уже освежил свою память? — я жду и наблюдаю, как доктор явно сглатывает, прежде чем продолжить: — Нет? Ну, позволь мне напомнить тебе.

Я киваю головой в сторону Энцо. Он делает шаг вперед и хватает затылок доктора Мерфи, его рука сжимает то, что осталось от волос доктора, так сильно, что это заставляет его поднять лицо. — Мы с женой ходили к тебе, потому что пытались завести ребенка, но у нас ничего не получалось. Поэтому ты провел несколько тестов и заверил меня, что все будет хорошо. Но это было не так. Так ли это?

Это риторический вопрос, на который мне не нужен его ответ.

— Теперь слушай меня очень внимательно, доктор Мерфи, и постарайся ответить честно, потому что от этого зависит твоя жизнь, — он смотрит на меня в ужасе, слезы наполняют его тусклые карие глаза. Наконец-то. Теперь мы к чему-то движемся. — Почему ты сказал мне, что я бесплоден, когда это не так?

Энцо толкает голову доктора вперед с достаточной силой, чтобы вызвать хлыстовую травму, затем отступает назад, положив руку на рукоятку пистолета, готовый прицелиться и выстрелить, если понадобится.

Доктор рыдает, его голос неистово и неровно, когда он запинается: — Я… я не… я не знаю. Я…

— Доктор, — я тянусь за ножом, который держу в ножнах рядом с одним из своих пистолетов. Свет отражается на серебряном лезвии, и доктор в панике дергается в своих оковах от увиденного. — Запомни, что я сказал. Правду. Пожалуйста.

— Клянусь, я не хотел этого делать, — кричит он в спешке. — Мне сказали… мне сказали солгать и сказать, что вы бесплоден.

Я смотрю на отца через плечо и вижу, как его челюсть сжимается, когда он поднимает подбородок, услышав эту новость. Он встречается со мной взглядом и кивает, чтобы я продолжал.

— Кто сказал тебе подделывать результаты?

Доктор медленно качает головой из стороны в сторону, как будто выплеснуть правду больно. — Я не могу. Я не могу сказать. Он… он убьет меня, если я это сделаю.

— Он не тот, о ком тебе сейчас стоит беспокоиться, — предупреждаю я его. — Скажи мне, кто сказал тебе лгать.

Мужчина воет, сопли текут из его ноздрей, смешиваясь со слезами, текущими по щекам. Он отвратительный тип. — Я никогда не видел его лица. Мы говорили только по телефону, и его голос всегда был замаскирован.

— Что ты получил в обмен на ложь?

Доктор хнычет. — Пятьсот тысяч.

Доминик фыркает позади меня, и мне приходится согласиться с моим кузеном. Пятьсот тысяч, чтобы разрушить мою жизнь? Это все, что нужно?

— Зачем?

— У меня дети в колледже, мистер ДиАнджело, жена, которая балует себя, и ипотека на дом, которую я не могу себе позволить, — он пытается оправдать свои действия, чтобы добиться сочувствия. Это не сработает. — Мне нужны были деньги. Мне жаль… Мне так жаль.

Я хмурюсь, глядя на сломленного человека передо мной, и оборачиваюсь. Я нахожу яростный взгляд отца, когда он спрашивает: — Что ты думаешь?

— Я не думаю, что он лжет. По крайней мере, сейчас, — говорю я с абсолютной уверенностью. Я видел свою долю допросов, большинство из которых я проводил сам, другие — наблюдая, и я знаю, когда человек сломлен, а доктор Мерфи сломлен. Человек, которого мучает ужасное решение, которое, как он знал в глубине души, вернется, чтобы преследовать его способами, которые он никогда не мог себе представить.

Дядя Лео подходит и протягивает папе листок бумаги. Он просматривает его, его лицо краснеет от гнева, прежде чем он передает его мне. Это настоящий результат. Неподдельный. Я должен знать. Я изучал мерзкий листок бумаги достаточно долго, чтобы процитировать каждое слово дословно.

— Мы нашли это среди его вещей, когда забрали доктора из его кабинета. Этот тупой ублюдок хранил его в ящике стола, — объясняет Лео. — У нас есть его компьютер и телефон, и мы сделаем все возможное, чтобы отследить звонившего и платежи.

Я протягиваю убийственное доказательство обратно дяде. — Что-нибудь еще?

— Он говорит правду. У него дети в колледже, жена-золотоискательница и крупная ипотека на дом.

— Что теперь? — спрашивает Энцо, подходя и вставая рядом со мной.

Папа кладет руку мне на плечо и сжимает. Я соглашаюсь. Доктор теперь знает слишком много. Он сознательно решил предать нашу семью, что никогда не будет прощено. Вера в то, что мы никогда не узнаем правду, была его роковой ошибкой. Ущерб, который он нанес, все во имя жадности и эгоизма, слишком ужасен и далек от завершения.

Судья, присяжные и палач. Таков наш мир. Наказание должно соответствовать преступлению.

Я оборачиваюсь и встаю позади доктора. Он рыдает, извиняясь между невнятными молитвами своему Богу. Надеюсь, он найдет в них утешение, и Бог простит его, когда он предстанет перед вратами рая. Потому что я этого не сделаю.

Я вытаскиваю пистолет из кобуры, направляю его в затылок доктора и нажимаю на курок.

Роуз

Майкл ждет меня внизу, и мое настроение поднимается, когда я заворачиваю за угол и он меня видит. За последние пару дней я быстро поняла, что Майкла мало что удивляет. За исключением двух вещей. Одна из них — я, а другая — его сестра развлекает сына на полу в гостиной.

— Мама выглядит прекрасно. Не правда ли, милый мальчик? — спрашивает Габриэлла у Лиама, отрывая глаза от тлеющего взгляда, который бросает на меня Майкл. Я улыбаюсь своему красавчику и тянусь к нему.

Держа его на руках, я качаю его взад-вперед, поглощая его счастливый смех. Я так переживала, что время, проведенное вдали от меня, негативно повлияет на него, но, похоже, я единственная, кто страдает в этом отношении. И меня это устраивает. Я бы предпочла, чтобы эти воспоминания преследовали меня. Лиам заслуживает того, чтобы расти счастливым, любимым и в безопасности. Последний пункт — самый важный и самый тревожный в данный момент, с ревом тревоги, что мое время на исходе.

— Я думаю, что мамочка выглядит потрясающе, — комментирует Майкл, подходя ко мне сзади. Он кладет одну руку мне на талию, а другую обхватывает покрытую шляпой голову Лиама. Затем он опускает лицо к моей шее и целует голое место, которое оставила открытой моя уложенная прическа. — Этот наряд так и просится, чтобы его у тебя сорвало.

Я тихо напеваю и откидываюсь назад, в его тепло. — Может, я просто позволю тебе.

— В этом нет никаких «может быть», Роуз, — Майкл кусает меня за мочку уха, и я сглатываю стон. Едва-едва. — Надеюсь, ты не слишком привязана к этому наряду, потому что он развалится еще до конца вечера.