Коннор ждет у стола, когда мы заходим на ужин позже тем вечером. Он быстро обнимает Грейс за талию и целует ее в макушку. — Привет, красавица.

Второй помощник моего отца больше не тот худой молодой человек, которого я помню. Он пополнел, его грудь и плечи стали шире и более очерченными. Его рыжевато-светлые волосы длиннее, чем были раньше, а растительность на лице отросла, что добавляет ему общего ирландского очарования. Он смотрит на Грейс сверху вниз, как будто она — воздух, которым он дышит, его голубые глаза мерцают любовью. Я впервые вижу их вместе, и ясно как день, что они по-настоящему счастливы. Что-то, что делает меня тоже счастливой.

Положив руку на грудь Коннора, Грейс улыбается ему, прежде чем повернуться ко мне. — Ты помнишь Розалин?

Коннор переключает свое внимание на меня и улыбается. — Конечно, помню. Хорошо, что ты вернулась вовремя к свадьбе.

— Я рада вернуться, — лгунья, лгунья.

Коннор садится рядом с Грейс, а я сажусь напротив нее. Мои глаза невольно скользят к передней части стола, где стул папы остается пустым. Мой желудок скручивается от страха при мысли о том, что я снова окажусь с ним в одной комнате… дышать тем же воздухом. Прежде чем я успеваю еще раз подумать об этом ужасном чувстве, знакомый стук папиных ботинок по кафельному полу раздается снаружи столовой. Разговор за столом затихает, когда Патрик О'Лири шагает в столовую, как глава мафии, которым он и является. Мне хочется опустить глаза, когда он приближается, но за последние десять лет я отрастила позвоночник. Достаточно, чтобы не чувствовать немедленной угрозы от его присутствия.

Патрик садится и приветствует своего будущего зятя. — Коннор, как замечательно, что ты присоединился к нам сегодня вечером, когда мы приветствуем нашу маленькую Розалин.

При моем имени наши глаза встречаются, и я вижу, как его темные глаза меняют болезненную тоску на гнев. Это занимает всего секунду, и я сомневаюсь, что кто-то еще это видит, но это говорит мне достаточно. Грейс права. Его беспокоит, как сильно я была похожа на нашу мать в детстве, и еще больше сейчас, когда стала взрослой женщиной. Мои губы невольно дергаются при этой мысли. Может быть, если я правильно разыграю свои карты, я вернусь на самолете в Ирландию сегодня вечером.

В остальном время не было милосердно к папе. Впервые за десять лет я смотрю на этого мужчину глазами взрослого, а не потерянного ребенка. Его лицо изрезано морщинами, его некогда темные волосы пронизаны сединой. Хотя он все еще крупный мужчина, его осанка отличается от той, которую я помню. Его плечи слегка ссутулились, как будто его спина больше не может выдерживать его вес. Может быть, это просто результат взросления, а может быть, я просто больше не вижу в нем человека, которого стоит бояться.

Я поправляю осанку, садясь выше на своем стуле, выпрямляя спину и расправляя плечи. — Привет, папа.

Папа хмыкает в приветствии, затем наклоняется вперед и набирает еду на свою тарелку с тарелок перед ним. — Надеюсь, твоя поездка домой прошла без происшествий.

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза. Мы оба знаем, что персонал держал его в курсе каждой секунды во время моей поездки.

— Да, так и было.

Папа замирает с вилкой в воздухе и смотрит прямо на меня, как будто ждет, что я продолжу.

О, точно. Манеры. Конечно. Как глупо с моей стороны забыть. — Спасибо, что прислал самолет.

Он твердо кивает, а затем указывает вилкой на тарелку с курицей. — Ешь, — его взгляд скользит по моей фигуре, прежде чем он хмурится и перенаправляет вилку на салат. — Похоже, твой дядя позволил тебе слишком много есть, пока ты была у него. Теперь, когда ты дома, тебе придется сесть на диету.

И теперь я сопротивляюсь желанию швырнуть свою тарелку ему в голову. Я не худая, как модель с подиума, но и не страдаю избыточным весом. Я была в школьной команде по кроссу и ездила на лошадях в поместье моего дяди. Я в хорошей форме, со здоровым уровнем мышц, а не жира.

Грейс мягко пинает мою лодыжку под столом, и я встречаюсь с ее умоляющим взглядом. Она смотрит на салатницу, а затем снова на меня, ее молчаливая просьба очевидна. Я делаю глубокий вдох и тянусь за щипцами в салатнице. Она права. Это та битва, в которой не стоит сражаться. Я всегда могу позже прокрасться на кухню и напасть на холодильник в поисках чего-нибудь другого, кроме еды для кроликов.

— Розалин рассказывала мне о соревнованиях по кроссу, где она несколько раз занимала первое место. Все это очень впечатляет, — говорит Грейс непринужденно, и я почти жалею, что она это сделала.

Папа кивает.

— Да, полагаю, так оно и есть, — я сомневаюсь, что он это имеет в виду, поэтому я сижу тихо, ожидая, когда же все-таки что-то случится. — Хотя, я задавался вопросом, не были ли внеклассные занятия причиной того, что твоя сестра не окончила университет с отличием.

И вот оно.

— Я не закончила с отличием, потому что мне было все равно на дурацкую степень по бизнесу, которую ты заставил меня получить, — я понимаю, что это ошибка, как только слова вылетают из моего рта, но мой гнев зудит для драки сегодня вечером. Мое отсутствие, возможно, и закалило меня, но не фильтр для моего рта, чтобы идти вместе с ним. — Ты не послушал меня и не спросил, что я хочу изучать. Я не хочу работать на тебя или семью. Никогда. Я хотела учиться…

Кулак отца стучит по столу, заставляя тарелки дребезжать, а вода выливается из стаканов. Даже Грейс и Коннор замирают. — Ты немедленно прекратишь это отношение, Розалин.

— Какое отношение? Это правда, — бросаю я вызов.

Папа рычит и смотрит на меня двумя темными лужами ярости. Мне следовало бы бояться, но я больше не двенадцатилетняя девочка, отчаянно нуждающаяся в любви или внимании своего отца.

— Я беспокоился, что отправка тебя такой молодой будет ошибкой, — его голос спокоен, слова рассчитаны и точны, когда он говорит медленно, но я знаю, что гнев таится под поверхностью. — Очевидно, я был прав. Ты вернулась эгоистичным, самовлюбленным, неблагодарным ребенком, которая думает, что мир ей что-то должен. Мне следовало выдать тебя замуж, как только тебе исполнилось восемнадцать, а не слушать твоего дядю, который настаивал, чтобы ты училась в университете. Очевидно, это была пустая трата времени и денег.

Я хочу возразить, но знаю, что в этом нет смысла. Вместо этого я закрываю рот, бросаю вилку и откидываюсь на спинку сиденья, скрещивая руки на груди. Я официально потеряла аппетит. К черту этикет. И к черту его.

— Как идут подготовление к свадьбе? — папа адресует свой вопрос Коннору, хотя Грейс занимается почти всеми деталями.

Я не скучаю по тому, как Коннор тянется к свободной руке Грейс на столе и сжимает ее в молчаливом знаке поддержки.

— Все идет очень хорошо. Мы сузили наш выбор медового месяца и выбрали свадебный торт на этой неделе.

— Это отлично. Важно, чтобы Розалин была включена в планирование.

— Конечно, папа, — Грейс говорит, соглашаясь с тираном. — В конце концов, она дома, чтобы помогать мне.

— Да. Ей также нужно будет учиться, чтобы она могла начать свои собственные приготовления, — он продолжает.

Это привлекает мое внимание. Мои глаза в замешательстве выстреливают, пока я пытаюсь понять, куда он клонит. Я смотрю между Грейс и Коннором. Моя сестра пожимает плечами. Она так же потеряна, как и я, и Коннор качает головой, словно тоже не знает.

— Мои собственные приготовления? Что это значит? — шепчу я, боясь ответа.

Папа пронзает меня таким холодным взглядом, что я не могу сдержать дрожь по телу. Его губы изгибаются в улыбке, в которой нет ни любви, ни тепла, и я знаю. Я просто знаю, что все, что он собирается сказать, изменит ход моей жизни навсегда.

— Через полгода ты выйдешь замуж за Игоря Михайлова из русской «Братвы».

Роуз

Я изучаю свое отражение в стеклянной перегородке автомобиля. Мои волосы распущены, густые волны лежат на плечах. На мне только немного туши и теней для век, ровно столько, чтобы подчеркнуть зелень моих глаз. Я тереблю короткий подол моего любимого маленького белого платья, которое ниспадает с одного плеча и облегает мои изгибы самым восхитительным образом. Неплохо для срочной работы.