— Так что с фарцой-то?

— Эту квартиру через неделю накроют. Васе ничего не будет — мелкая сошка, из университета и Комсомола давно выпнули, поэтому пожурят и выпустят. А через месяц он окажется в квартире другой — у Дрона связей много, вот и выведет на следующего любителя взяток. А Филипп с ними разругался вдрызг, ты знал? — вдруг спросила она.

— Знал, — кивнул я. — Он в больницу ко мне приходил, рассказывал, что в лётное перевелся. Твердо решил стать космонавтом, как мой «марсианин»! — хмыкнув, напомнил Вилке. — Помнишь я тебе тогда говорил, что перевоспитаю? Один уже есть!

— И ведь не поспоришь! — снова рассмеялась она.

Отец Фила потом тоже приходил, благодарил сильно — любит он единственного наследника, который из-за меня наконец-то взялся за голову. Шансы, конечно, не велики — космонавтами в СССР стать хотят без пяти минут все, но попытаться-то можно? Всяко лучше, чем шмотьем подпольно торговать.

Дальше решил проверить Вилку на прочность, начав гонять ее по школьно-ВУЗовским программам. Первые десять минут девушка самодовольно отвечала на все вопросы — что охренеть как впечатляет на самом деле, готовили ее реально на совесть — но споткнулась на «аспирантских».

— Не расстраивайся, — утешил я ее. — До такого уровня все равно никто тебя гонять не станет, а мне на научные и прочие высоколобные темы общаться не интересно — я по жизни предельно приземленный жлоб, и мне гораздо прикольнее послушать истории о том, как кто-то, например, по роже по пьяному делу получил.

— Я уже заметила! — фыркнула недовольная собой Виталина.

— За экономику в общем, так сказать, смысле, ты шаришь побольше моего отчима — а он кандидатскую пишет, — продолжил я ее утешать.

Конкретно про Англию Судоплатов-младший знает несоизмеримо больше, на то он и узкий специалист.

— А говорил — жалеть не будешь, — нашла она нестыковку, обвиняюще ткнув в меня пальцем.

— А я и не жалею, — пожал я здоровым плечом. — Просто не нравится, когда люди себя накручивают не по делу. Тебе есть чем гордиться, причем заслуженно, и не*уй мне тут нюни разводить — на улыбающихся девушек мне смотреть приятнее.

— Делать тебе «приятно» у меня приказа нет, — отмахнулась она.

Ну что за недоработки, деда Юра?! Шучу, это же нечестно, и пользоваться девушкой так я бы все равно не стал.

Протянув руку, погладил ее по волосам:

— Вилочка хорошая!

— Прекратить приручение, пионер Ткачёв! — лязгнула она металлом в голосе и ехидно улыбнулась.

— Не прекращу — вдруг получится? — отмахнулся я и развернул подаренную бабушкой из ДК конфету — в кармане своего часа дожидалась.

— Маме твоей расскажу, она наругает за испорченный аппетит, — пригрозила Виталина.

До чего же деградировали в будущем конфеты! Никакого вкуса, один гребаный сахар. Или это из-за рецепторов?

— Жрать охота страшно, так что не сработает, — улыбнулся ей перемазанными шоколадом зубами.

Девушка рассмеялась, заглушила двигатель, и мы с ней пошли в подъезд.

— А это ваша? — указал я на стоящую на парковке новенькую черную «Волгу».

— Не наша, — покачала она головой.

— Значит в гости кто-то важный, — сложил я два и два.

— А может это к кому-то другому? — предположила Вилка.

— Нет уж, — фыркнул я. — Если во дворе происходит что-то необычное, значит — из-за меня!

— Самомнения тебе не занимать, — укоризненно заметила она.

— Это пока никто не видит, — подмигнул ей я и открыл незапертую дверь квартиры — мама из-за заселившейся на первый этаж охраны расслабилась и замыкаться снова бросила.

Придется сделать внушение, но это потом, вечером.

В гости к нам прибыл ни много, не мало, а целый зять Хрущева, Алексей Иванович Аджубей. Молод, строен, энергичен — он 24 года рождения. Познакомились — рукопожатие крепкое, улыбка на лице — широченная. Причину хорошего настроения гостя объяснила мама:

— Алексей Иванович — бывший главный редактор «Комсомольской правды» и «Известий». А теперь — главный редактор «Юности».

Опять подковерная возня! Опять падший с Олимпа персонаж с днища поднят, любовно отряхнут и возвращен обратно — в новом качестве. И сколько еще таких, о которых я не знаю? Этот-то большой, поэтому я про него в прошлой жизни гуглил, а внутри Партии какие тектонические сдвиги бурлят? Ай, плевать — мне-то че?

— Поздравляю с назначением. Надеюсь, мы с вами сработаемся, Алексей Иванович, — улыбнулся ему я.

— Я к тебе, Сережа, по делу, — не удивил он и достал из припаркованного у стены нашей гостиной (а как гостя без «поляны» принимать?) книжку с исполненной в черно-красных, тревожных тонах обложкой с замком и бьющей над ним молнией. — Сперли твоего «Мишу» буржуи проклятые.

— Так и знал, что если сопрут, добавят эту мерзкую надпись! — ткнул я в крупный, резко контрастирующий с общей гаммой желтый прямоугольник с черной надписью «Эта книга убила Брежнева!». — Еще и имя переврали, сволочи — какой к черту «Микки Гудбой»? Это же дурновкусие!

Аджубей, мама, папа, Таня и Виталина внимательно слушали. Четверо последних — сочувственно, а зять Хрущева — старательно отслеживая реакцию. Смотри на здоровье! Открыв книгу, пролистал и вынес вердикт:

— Еще и написано калично — наняли первого попавшегося под руку работягу от пера и еще автора поставили — Джон Смит, это типа как наш Иван Петров, то есть — псевдоним.

— Калично? — не понял новоиспеченный главред «Юности».

— Термин с негативной коннотацией, объединяющий в себе «калеку» и «кал», — пояснил я, прикрыл рот ладошками и по-детски захихикал.

Оп, Виталина врубилась и задумчиво на меня смотрит — мне такое поведение не шибко-то свойственно в отрыве от тех, перед кем надо притворяться больше, чем обычно.

Народ грохнул.

— Горевать не будешь, значит? — с улыбкой уточнил Аджубей.

А че мне? Я этого, во-первых, ждал, а во-вторых — грабь награбленное!

— Неприятно, конечно, но это было ожидаемо, — развел я руками. — Капитализм — он про нажитые на чужом горе и крови деньги. Хоть кто-то бы да догадался такую схему провернуть. Но у меня, Алексей Иванович, книги в голове бесконечные, поэтому посыпать голову пеплом не собираюсь. Обидно? Досадно? Да и черт с ним — кому от моей кислой рожи легче станет? Оставите книжку, Алексей Иванович? Прибью к стене гвоздем-«двухсоткой» и буду каждый день смотреть, напитываясь ненавистью к капиталюгам.

— Забирай! — хохотнул Аджубей.

— А мы ведь спорили, что что-то твое издадут на Западе, — вспомнил честный дядя Толя. — Я проиграл, получается.

— Ничего подобного! — возмутился я. — Условием было «что-то мое издадут на Западе с полного одобрения Минкульта». Это — не подходит, значит спор продолжается!

— А какой срок ставили? — с живым интересом поинтересовался Аджубей.

От него вообще «живостью» и энергией так и прет. Приятный мужик, мне нравится, вон как глазки светятся.

— Этот вот год, — ответил я.

— Тогда, боюсь, Анатолий Павлович все-таки проиграл, — притворно вздохнул главред. — Потому что Екатерина Алексеевна от этого, — брезгливо потыкал пальцем книжку. — Пришла в ярость, и в правительстве готовят новый закон о подписании СССР Всемирной конвенции об авторском праве.

События-то ускорились! Ну и очевидно «в ярости» не только Фурцева, в одну каску такие законы не проталкиваются.

— Это хорошо, — одобрил я. — Чеки мне нафиг не нужны, но стране нужна валюта. У меня уже немножко получается ее добывать, а после подписания станет в разы проще и эффективнее.

— Ты для этого творчеством занимаешься? — выпучил глаза Аджубей.

— Творчество — это у творческих, — важно ответил я. — А у меня — производство интеллектуальной собственности.

Воровство, точнее, но если никто не знает — какая разница? Обворованные деятели культуры неизбежно «родят» что-то новое: например, новую повесть Бориса Васильева — изначального автора «Зорей» — уже опубликовали в «Молодой гвардии». Я в больнице читал и даже немного захотел вернуться на стартовую точку, чтобы спереть вместо «Зорей» её, настолько хороша. На то он и талант.