— Накроют? — предположил я.

— А уже, на него компромата куча, просто притормозили немножко, чтобы мне полезность дать почувствовать, — скривилась она.

— Ненавидишь себя, да?

— Терпеть не могу! — прошипела она. — В меня Родина столько сил вложила — нас ведь десяток в год максимум по всей стране до нормальных «полей» добирается, продукт крайне высокого передела, штучная работа! — продолжила она себя обезличивать. — Хочешь меня трахнуть? Прямо сейчас? Хоть на что-то сгожусь! — последние слова она почти выплюнула.

От неожиданности я аж подпрыгнул, но взял себя в руку (гы!).

— Очень хочу, — спокойно признался я. — Но сейчас не буду, я невинность для Соечки берегу, чтобы всё честно было. И ты это от грусти предложила, сгоряча, и, уверен, уже жалеешь.

— Жалею, — смущенно призналась она.

Стало немножко обидно. Снова погладив девушку по голове, мягко похвалил:

— Вилочка хорошая.

— Клоун! — фыркнула она.

— Никулин тоже клоун, а его вся страна любит, — парировал я.

— Тебя тоже, — отвесила она комплимент.

— Общественное мнение в свете последних событий сместилось в сторону жалости — очень много таких писем приходит. И все надеются, что я не сломался и продолжу делать всякое интересное. Нужно соответствовать.

— Поэтому мы в ДК и едем?

— Совершенно верно, агент Вилка!

Внезапно она остановилась на светофоре (впервые!) и посмотрела на меня пустым взглядом, от которого у меня по спине побежали холодные мурашки:

— Я троих убила, Сережа. Вот этими руками, — показала мне мягкие, ухоженные, изящные ладошки. — Связанных. Безоружных. Такая у нас подготовка. Хорошая я?

Жесть, но к этому я был готов сразу.

— За дело же, — пожал здоровым плечом. — Я не плюшевый, Виталин, и прекрасно понимаю, как наш мир работает. Если приказ — значит убивала не ты, а Родина. Никто ведь не на полном серьезе не станет обвинять молоток, которым кому-то проломили череп? Мне с тобой прикольно, и это — главное. Поехали дальше.

Задумчиво кивнув, девушка тронулась. А я ведь даже и не соврал — какая разница, как и кто смертника на тот свет отправляет? А Виталину обещал не жалеть, вот и не стану.

— Ой, Сереженька! — расплылась в улыбке бабушка-вахтер. — А мы уже и не ждали — думали дольше лечиться будешь, — улыбка стала сочувственной. — Ты как, держишься?

— Если выжил, значит так нужно, Василиса Ивановна, — спокойно ответил я. — И каждую секунду своего пребывания на Земле должен оправдывать.

— Электроник, — грустно вздохнула бабушка и угостила нас с Вилкой «Мишкой на Севере».

— Лучше — пионер! — поправил я. — Спасибо. Мы к Диме пришли.

— А это кто с тобой? — опомнилась она.

— А это Виталина Петровна, я же еще маленький, ни заявление написать, ни за руль сесть. Вот, старшие товарищи из Министерства культуры секретаря-машинистку выделили.

— Это правильно, — одобрила бабушка. — Ты уж присмотри за ним, Виталинушка, он у нас такой один.

— Обязательно, Василиса Ивановна! — отзеркалила улыбку Вилка, и мы пошли на второй этаж по пустынным лестнице и коридору — первая половина дня же, ребята в школе.

— Скорее бы период «как тебе живется после такого?» закончился, — вздохнул я по пути. — Нет, оно, конечно, приятно, что люди беспокоятся, но уже приелось.

— Терпи, — выдала она дельный совет.

— Терпеть — это важно, — согласился я.

Тук-тук.

— Серый! — радостно заорал заполняющий какой-то журнал Дима и осекся. — А ты…

— Я нормально, Дим, — улыбнулся я ему. — Жив, здоров, готов работать. За этим сюда и пришел, — пояснил, пожимая руку. — Это Виталина Петровна, секретарь мой, МинКульт выдал.

Дима с видимым удовольствием пожал протянутую девушкой руку. Я же говорил, что «маскировка» не работает! Или здесь засчитывается даже попытка?

Уселись за стол напротив Димы.

— Дима, я сейчас один вопрос задам, ты только не обижайся…

Музыкальный руководить гоготнул и махнул рукой — вываливай, мол.

— Ты в своих музыкантах уверен? Не пойдут в разнос, если на них Всесоюзная слава обрушится?

Глаза Димы полезли на лоб.

— Потому что если «зазвездятся» и начнут откалывать социально-осуждаемые вещи, прилетит в первую очередь мне, потому что я к тебе пришел, а не взял проверенных, отобранных МинКультом исполнителей.

Музыкальный руководитель не стал задавать тупорылых вопросов формата «а почему уверен, что слава будет?» — я уже давно этот уровень перепрыгнул — и порадовал взятой паузой на размышления, в ходе которых я немножко стебался над Вилкой:

— Спорим тебя мама тоже в ГУМ потащит?

Мы сегодня вечером всей семьей туда идем — мама твердо вознамерилась к свадьбе приодеть меня в максимальное буржуйское «лакшери». Сделаю для родительницы исключение, а дальше опять буду в «Большевичке» ходить.

Виталина помрачнела.

— «Ой, Виталинушка, эта кофточка на тебе будет смотреться просто изумительно»! — спародировал я мамин голос.

— Может мне уволиться? — вздохнула она.

— Сигнал «терпеть»! — скомандовал я.

— Сережа, я в своих товарищах уверен — мы с ними с первого класса вместе, — решился Дима.

Это я так — попугал немножко, для солидности, а по факту мне ничего не будет: от человеческого фактора никто не застрахован, все это понимают, и падшего музыканта просто заменят на нормального. А чего он наисполнять может кроме беспорядочных половых связей и алкоголизма? На большее музыканты как правило не способны.

— Понял, — кивнул я. — Пошли я тебе репертуар выдам — три тестовых песни, вы их освоите, и, скажем, числа десятого апреля устроим прослушивание. Успеете?

— Три песни за неделю? Да запросто! — заверил он меня и тут же обнулил собственный посыл. — Партитуру бы посмотреть.

Виталина со слышимым только мне смешком (лицо при этом — непроницаемо-серьезное) вынула из сумочки требуемое.

Дима пролистал, помычал под нос, попробовал напеть текст.

— Быстрее нужно, — влез я.

— Примитив! — прихлопнул он ладонью листочки и испугался, что я сейчас обижусь и свалю. — Нет, я имел ввиду…

— Имел ввиду «примитив», — безжалостно оборвал я его. — И ты совершенно прав — примитив. Но «примитив» — не синоним «плохой песни».

— Верно, — облегченно подтвердил Дима.

— Тогда пошли к инструментам, запишем вам «шаблон».

— Идем! — радостно подскочил он.

Вручил музруку гитару, и мы, потратив по полчаса на каждую песню, слепили ужасающего качества демки. Надо бы озаботиться оборудованием для себя, любимого: ГДРовская техника — это хорошо, но ведь всегда можно «достать» что-то получше.

— Вот это песни! — радовался распробовавший новинки Дима, провожая нас на выход. — И у Худсовета никаких вопросов не возникнет, и музон офигенный!

— Рад, что нравится, — честно улыбнулся я ему, пожал руку, не забыл попрощаться с бабушкой, а Вилка вручила будущей звезде Всесоюзного масштаба визитку на всякий случай, не забыв добавить «позвонишь не по делу, а лично мне — зашибу!».

Опытная!

Поехали домой — на сегодня всё.

— Не больно-то и много ты сегодня планету сотрясал, — подколола меня Вилка.

— На такое я не поведусь, — отмахнулся я и спросил. — Прикроют, значит, мой личный магазин, раз взяточника повязали?

— Боишься, что презервативы закончатся? — ехидно захихикала она.

— Боюсь, — честно признался я. — В какой-то момент закончатся неминуемо, и что мне тогда делать? В ГУМе покупать? Да я со стыда сгорю!

— Какой стеснительный юноша тут у нас! — восхитилась она.

— Сверток положишь в сумку и тихонько сунешь в шкаф в моей комнате, в правую секцию, четвертый ящик сверху, дальний левый угол. Хорошо? — смягчил я приказ.

— Еще и презики твои от мамки прятать! — заржала она уже в голос. — Как скажешь, командир! — шутливо козырнула и продолжила ржать.

Хороший смех у девчонки — искренний, звонкий и греющий душу. Буду стараться веселить ее почаще. Дождавшись окончания, спросил: