— Сережка, смотри что тут! — внезапно зашел в комнату дед Лёша, потрясая свежей «Правдой» — они тоже выписывают.
«В районе двадцати двух часов возвращающийся от тещи сержант Акинфеев увидел, как из-под забора одного из участков выбралась собака дворовой породы, держа в зубах женский платок черно-цветочной расцветки. Благодаря образцово налаженной системе уличного освещения, бдительному сержанту удалось разглядеть на платке следы крови. Отважно вступив в схватку с собакой, Акинфеев получил пару укусов, и, как окажется в последствии, ключ к казавшемуся безнадежным делу. Дождавшись подкрепления и передав командование операцией капитану Васильеву, Акинфеев с товарищами задержали жителей дачи, на территории которой бродячей собакой был разрыт тайник, содержащий вещи недавно пропавших родственников секретаря Тюменского Горкома А. Никольского. Кроме тайника, на дворовой территории был найден автомобиль приехавшего „в гости“ действующего члена Союза писателей А.И.Солженицына. В багажнике автомобиля сотрудниками милиции были обнаружены следы крови и обручальное кольцо одной из жертв. А.И.Солженицын и хозяева дома в настоящий момент помещены под стражу».
Быстро! Ну как быстро — почти трое суток прошло, а дело, по словам Петра Ивановича, «союзного масштаба» и у Щелокова на личном контроле. Неудивительно, что как только получилось «тронуть лёд», Калининградская милиция перевозбудилась и в кратчайшие сроки отчиталась о подвижках перед высоким начальством. А начальство, в свою очередь, решило похвастаться успехами со страниц «Правды». Друзья Солжа под молотки попали, да, это неприятно, но вот у него самого никаких проблем с втягиванием всех кто под руку подвернется в позорнейшие «блудняки» никогда не было, так что и я переживать не стану — нормальных друзей выбирать надо, а не хитрожопых псевдоюродивых социопатов.
— Что за Солженицын-то, читал? — спросил меня дед Лёша.
— Про тюрьму вроде пишет, — сымитировал я безразличие. — Сидел, наверное.
— Выкормыш «оттепели»! — презрительно фыркнул дед. — Зэков-убийц они, значит, в Союз берут, а тебя — х*й! — сделал единственно возможный в такой ситуации вывод и пошел в коридор. — Пойду-ка Петьке позвоню!
Глава 25
— Я не хочу! — поморщилась Таня, узнав, что посреди ужина нам придется немножко лечиться.
— И я не хочу! — уныло согласился я. — Но у нас в стране — девять месяцев зимы и хронический недостаток солнца. Отсюда проистекает йододефицит, который советская власть исправляет этим! — постучал по выставленной банке морской капуты. — Это — не еда, а лекарство! Ну-ка… — Открыл банку. — Три листочка тебе, три — мне. — Положил на тарелки к жареной картошке, которой мы ужинали вприкуску с привезенными от Петра Ивановича солеными грибочками.
Не уверен насчет йододефицита, но где-то такое слышал, и лишним точно не будет — польза морской капусты ведь неоспорима.
— Чем больше полезного ест девушка, тем красивее она вырастает! — добавил я гораздо более действенный аргумент.
Насадив водоросли на вилку, Таня зажмурилась, сунула зелень в рот, скривилась, пару раз жеванула, проглотила, поежилась и запила малиновым морсом из стакана. Сделав глубокий вдох, свою порцию умял и я — не так уж и плохо! Но морсиком запить все-таки не повредит.
Тане я набрал сразу, как только дед Лёша освободил телефон — что-то они там с Петром Ивановичем мутить собрались, но это «не моё дело», как сказал фронтовик. Прибежала она тоже почти сразу — увы, выдержки ее папаше хватило аккурат до седьмого ноября — выпил на праздник, и понеслась.
— Как думаешь, тетя Тоня разрешит тебе пожить со мной до маминого возвращения? — спросил я девушку.
— А можно? — обрадовалась она.
— Мне одному же скучно! — улыбнулся я ей. — Пошли позвоним, отпросим тебя.
Таня меня опередила, схватила трубку и набрала номер, нетерпеливо переминаясь с одной обутой в мягкий коричневый тапочек ножки на другую.
— Мама, можно я с Сережей буду жить? — сразу же выпалила она, как только гудки пропали — я внимательно прислушивался, наклонившись к обратной стороне трубки.
— А вам не рано? — фыркнула тетя Тоня.
Таня залилась краской, и я отобрал у нее трубку:
— Здравствуйте, теть Тонь! Я вам подарок из Калининграда привез, заходите чаю попить!
— Ну зайду, коли приглашаешь!
— Сейчас придет, и мне с ней надо будет чуть-чуть поговорить наедине, — предупредил я Таню, и телефон зазвонил снова. — Ткачёв!
— Это я, — раздался из трубки голос Александры Николаевны. — Давай-ка еще раз по ответам пройдемся!
— Давайте! — смирился я с неизбежным.
Поняв, что разговор пойдет о скучных «взрослых» вещах, подружка утопала на кухню.
— Первое — залпы «Авроры» у нас не в одноименной песне, а в «И вновь продолжается бой», — выдала она первый пункт.
— А я-то думаю, в чем проблема? — хохотнул я. — В «Авроре» барабанов-то толком и нет.
— Николай Николаевич не совсем правильно передал мне сообщение из МинКульта, — пояснила она. — К «Авроре» никаких вопросов нет, песня отличная, и детский хор Центрального Дома Железнодорожников уже разучивает ее для «Голубого огонька». Вот ему худсовет и посвящен — пройдутся по всем песням. Дальше, полагаю, они спросят…
В процессе обсуждения «перекрытия» претензий Худсовета пришла тетя Тоня, и я шепотом извинился и попросил ее немного подождать.
— Александра Николаевна, мне кажется, мы готовы ко всему! — решил я сворачиваться.
— Не переживай, Сережа, все будет в порядке! — сделала она вид, что утешает меня, а не себя, и отключилась.
Вернувшись на кухню, присоединился к дамам и рассказал тете Тоне о поездке и будущих планах. После этого вытянул ее в комнату на смущающий разговор.
— Теть Тонь, простите, что я так прямо в лоб и неловко, но пока Тане шестнадцать не исполнится, я ее и пальцем не трону! Пускай у нас пока поживет, вы же видите — домой ей совсем не хочется!
Соседка пожевала губами и пообещала:
— Обидишь ее — прибью!
— Даже сопротивляться не стану! — пообещал я в ответ.
Пошли на кухню, и тетя Тоня скомандовала, взяв дочку за руку и потянув на выход:
— Пошли, сумку тебе соберем.
Временно попрощавшись с подружкой, набрал Саяку.
— Алло? — ответил мне мужской голос.
— Коничива?
— Хо! Конбава![14] — хохотнул голос. — Ты из клуба?
— Из клуба! — подтвердил я. — С Саякой поговорить хотел.
— Сейчас позову, — пообещал мужик и стукнул трубкой о поверхность чего-то.
— Кто там? — донесся до меня через пару минут полный любопытства голос Сойки.
— Серега, — представился я. — Вернулся вот, пошли…
Блин, а когда мне теперь? «Тань, ты посиди у меня дома, а я пока на свидание схожу!». Ладно, вписался — неси ответственность.
— У тебя сколько уроков завтра? — нашел выход.
— Четыре, у нас математичка заболела! — похвасталась она.
Нормально, у Тани — шесть, а потом мне в клуб так и так идти, на японский.
— Давай тогда я тебя у школы встречу, и перед клубом немножко погуляем! — предложил я.
— А почему не после? — спросила она.
— У меня мама беременная в больнице на сохранении лежит, поэтому много самому делать приходится, — ответил я полуправдой.
— Вот как! А у тебя, значит, новый папа завелся? — предположила она.
— Завелся! — подтвердил я. — Сын того самого Судоплатова, который «самый главный диверсант».
— А кто это? — не оценила она сюжетного поворота.
В самом деле, а откуда ей знать?
— Завтра все расскажу, хорошо?
— До завтра! — угукнула она.
Нормально — первая половина дня суетная, а вечером вместе с Таней и новым папой к маме в больницу сходим, и можно заниматься уже начатой книжкой и «инфобомбой» — уже жалею, что взялся, лучше бы ногами блин на Лубянку пришел и сдался, все не так уныло.
* * *
— Ты, Сережка, главное, ни в коем случае не злись и не спорь — только хуже будет, — давала мне инструкции сидящая рядом и настолько нервничающая Александра Николаевна, что за руль ее машины пришлось сажать Анатолия Павловича — он, пока кандидатскую пишет, преподает студентам, но конкретно сегодня занятий у него нет, зато есть оформленная каким-то запредельным усилием бюрократического аппарата «генеральная доверенность на юридическое сопровождение Сережи Ткачева» — так я эту бумажку называю.
