— Пришли сценарий, — скомандовал министр и переключился обратно на Афанасия Федоровича. — Ты тогда вот что — хохотнул. — Осенью в Московскую специальную среднюю школу милиции МВД СССР поступай, на участкового инспектора органов внутренних дел МВД. Ту у нас после армии, поэтому через год выпустишься лейтенантом. А на работу мы тебя сразу устроим — Филиппу помощником, опыта набираться. Через год я его к себе заберу, а ты пост займешь.

— Так точно, товарищ министр внутренних дел! — обрадовался гренадер.

— Молодец! — припечатал его Щелоков. — Нам герои нужны!

— Можно я батю позову? — застенчиво спросил будущий участковый.

— Сиди, найдется кому позвать, — дед Паша кивнул КГБшнику.

Сходили в парилку, где товарищи генералы расспрашивали Афанасия о сибирском житье-бытье.

— Ну, здесь-то получше будет, — скромно поведал он. — Они и понятно, тут… — покосился на меня и подобрал слово. — Эксперимент, да и Москва рядом. Но когда в армию уходил, точно хуже было! — с улыбкой выразил лояльность действующему правительству. — Траур по части объявляли, — поделился воспоминаниями и вздохнул. — Жалко Леонида Ильича.

Нам с дедом Пашей было не жалко, поэтому с гренадером грустил один Николай Анисимович — большой друг был, как-никак.

— Пойдемте помянем, — предложил он.

Судоплатов поморщился, но сопротивляться не стал. Переместились за столы, помянули и встретили Сидорова-старшего, который добавил к застолью здоровенную бутыль мутного самогона.

Народ оживился и охотно снял пробу.

— Хороша! — крякнул Судоплатов.

— А я Сережке намекал, — подмигнул мне Щелоков.

— Лучше Федора Артемьевича самогонщика в деревне нет, — сдал я прибывшего с потрохами. — Временно проживая в квартире, смог войти в доверие к бабушке Лукерье, самогонщице с тридцатидвухлетним стажем, улучшив ее годами оттачиваемый рецепт.

— Так, — подтвердил с интересом меня выслушавший сибиряк. — Я вам в Москву пришлю, — пообещал товарищам генералам.

Ловок и не комплексует.

— Окажи милость, Федор Артемьевич, — поощрил его дед Паша.

— Бать, мне Николай Анисимович на милиционера учиться идти посоветовал, — поделился с отцом Афанасий.

— Иди! — ни секунды не сомневаясь, выдал Федор Артемьевич свое родительское благословение. — Ежели целый министр говорит — значит так нужно.

Накатили за безоблачное будущее героя, отправили КГБшника за горячим, попарились, покушали невесть откуда взявшейся ухи и картошки с котлетами. А еще салат из свежих огурцов и помидоров — это понятно, это из наших теплиц. В совхозных гастрономах тоже продается, но на экспорт пока не хватает.

— А японец правда самурай? — спросил меня Федор Артемьевич.

— Не-а, — честно признался я. — Из крестьянской семьи, классово-близкий.

— У меня батя в русско-японскую воевал, — поведал он. — А я в Маньчжурию просился в сорок пятом, должок отдать — ногу ему снарядом оторвало. Не взяли, — расстроенно вздохнул он.

— Если ничего не изменится, на долгой дистанции японцы как нация проигрывают битву за место под солнцем, — успокоил я его. — Сейчас они на подъеме, но переход «экономического чуда» в кризис при капитализме неизбежен. Население перестанет плодиться — ведь при капитализме в тяжелые времена ребенка себе позволить могут не все, дорого. Сокращение трудоспособной части общества при росте числа пенсионеров еще больше усугубит ситуацию. Словом — япошки медленно, но верно вымирают.

— Фантазёр! — конспиративно отмахнулся от меня дед Паша.

В дверь заглянул дядя Герман:

— Сережа, Анатолий Павлович звонит.

Пожав плечами на вопросительный взгляд Судоплатова, выбрался из-за стола и вышел в раздевалку вместе с КГБшником. Подобрал болтающуюся в воздухе трубку висящего на стене телефона:

— Ткачёв.

— Мама родила! — раздался оттуда радостно-нервный вопль папы Толи. — Четверых пацанов!

— Скольких?!! — метафорически схватился я за голову.

— Четверых! — повторил он. — Я в Москве пока останусь, а ты послезавтра приезжай — раньше не пустят. И завтра утром маме позвони — сейчас она спит.

— Понял! — отозвался я, и Судоплатов-младший повесил трубку.

Вернувшись, поделился хорошими новостями со старшими товарищами.

— Аж четыре внука привалило! — возрадовался дед Паша. — А говорили три будет. Недооценили Судоплатовых эскулапы наши!

— Надо это дело обмыть! — твердой министерской рукой направил нас Николай Анисимович.

Просидели старшие товарищи почти до трех — об этом мне рассказал присоединившийся к банным процедурам Филипп Валентинович сегодня перед отъездом, потому что вчера я не выдержал и сбежал еще до полуночи под добродушные подколки. Нафиг, у меня режим!

К их чести, поутру товарищи генералы держались молодцом, погрузились в машину, и Николай Анисимович сильно расстроил:

— Еще как-нибудь заглянем!

— Обязательно заглядывайте, Николай Анисимович! — вежливо подыграл я и помахал отъезжающему кортежу ручкой.

— Тяжело было? — спросила благополучно вернувшаяся вчера вечером Виталина.

— В целом — весело, — честно признался я. — Но половина дня в помойку. И в Москву ехать хоть и радостно, но мимо графика. Придется оптимизировать!

И, как только я собрался идти в монтажку добивать «Петрова и Васечкина», чтобы прямо завтра его в Минкульт и отвезти, к крылечку ДК подъехала новенькая черная «Волга». Судя по номерам, очередная премия благополучно добралась до нашего главного по поросятам.

Сначала открылась пассажирская дверь, и оттуда выпрыгнула жизнерадостно хрюкнувшая, украшенная темно-зеленым бантиком Варвара — уже под сорок килограммов весит! Со стороны водителя выбрался сам Аркадий Викторович:

— Доброе утро, Сергей, Виталина.

— Здравствуйте, Аркадий Викторович.

Пока девушка чесала хрюшку, свиновод спросил:

— А чего это за картинки на машине товарища Министра?

— Авторства Нади Рушевой. Краску наносили специальным способом — аэрографией, — ответил я.

— А мне так можно сделать? — кивнул он на «Волгу». — Только не с собаками, а с ней? — улыбнулся любимому питомцу.

— Варвара Наде нравится, — с улыбкой покивал я. — Мы к вам заглянем на днях.

— Спасибо! — поблагодарил он, открыл дверь перед свинкой, забрался в машину сам, и они уехали.

— Нужно спецгараж открывать, — решил я. — По насыщению личным транспортом наш совхоз уже и так впереди планеты всей, а дальше будет еще лучше.

Отзвонившись из кабинета куда положено с новым указом, снова не смог добраться до плёнок — прибыли Виктория Викторовна и дядя Андрей, показать зачатки манги. Если кухарка может управлять государством, почему обычная Советская учительница и игроман-КГБшник не могут стать мангаками? Моя жизнь — сплошное веселье!

— У нас вроде бы получается! — нескромно заявила Виктория Викторовна после приветствий и протянула мне пяток разлинованных и покрытых карандашными зарисовками листочков.

Уселись, и она начала показывать мне где тут и что, пока оказавшийся вполне сносным художником дядя Андрей застенчиво глазел в окно.

— Давным-давно могущественные маги в ходе ритуала изобрели могущественный артефакт, способный исполнить любое желание. Мы с Андреем решили назвать его «Священный грааль».

— Та-а-к, — протянул я, узнавая в рисунках дяди-игромана отдаленные черты давно знакомых персонажей.

— Для активации артефакта необходимо провести обряд… — продолжила Виктория Викторовна.

Да откуда ты спёрла концепцию «королевской битвы»?! Стоп! Без паники! Как там было? «Теорема о бесконечных обезьянах»? Подходит!

— Соски в журнале публиковать нельзя, — хентая в принесенных рисунках конечно же не было, но я все равно решил подстраховаться.

— Да что ты такое говоришь, Сережа? — полыхнула щечками учительница. — Максимум — товарищеские поцелуи.

Не понимает, что вся суть в очень пошлом ритуале передачи маны.

— Не пойдет, — не удержался я. — У вас здесь люди убивают друг друга, это уже не подростковая манга, а штука для аудитории постарше.