— Да чего там проверять, Никита Сергеевич — не рассчитано на такие нагрузки! — продолжил отпираться директор. — Потому и детям по рукам бьют, если выключателем балуются!

— Совсем за дол*оеба меня держит, — озадаченно пожаловался мне Никита Сергеевич. — Вот она, Брежневская пропаганда! — нашел причину такому поведению задержанного и ввинтил лампочку в патрон.

Двадцать четыре цикла — нормально. Сорок — нормально. Шестьдесят — полет нормальный.

— Ну-ка опять плановую! — счел опыт недостаточно репрезентативным товарищ Хрущев.

Сменил, пощелкал — выдержала восемнадцать циклов — и грустно посмотрел в глаза директору.

Бедолага начал хватать ртом воздух и схватился за грудь.

— Работай, Витя, — велел бывший Генеральный и махнул мне рукой — пошли мол отсюда, скучно.

— Товарищ Косыгин — большой умница, — когда мы забрались в машину и тронулись, поделился своим взглядом на ситуацию Никита Сергеевич. — Но за цифрами да донесениями людей видеть перестал. Хозрасчёт — идея хорошая, но в купе с кое-как работающей приёмкой ведет к падению качества продукции. Лампочки видел? Да за такие при нём… — одернул себя. — Невыгодно качество давать — это ж лампочка пять лет гореть будет, кто за новой пойдет? А тут раз — здесь рационализировали, там рационализировали, наштамповали плана кое-как, а народ раз в неделю новую лампочку потом покупай! — обернувшись, спросил меня. — Тебя домой?

— В школу, — попросил я.

— Четыре урока пропустил, — покосившись на часы, осуждающим тоном подколол меня Хрущев.

— А мне к шестому, экзамены за восьмой класс досрочно сдать, я завтра в совхоз переезжаю надолго, там первый многоквартирный дом достроили, я себе «однушку» служебную выделил.

— И мне выдели! — попросил Хрущев.

— А вы в одну комнату влезете? — поинтересовался я и получил от дяди Германа символического леща.

— Нам с женой много не надо, — поскромничал Хрущев.

— А вы со мной собираетесь? — забеспокоился я.

Никита Сергеевич классный, но в строго отмеренных дозах.

— Конечно! Ты же, Сережка, хитрожопый! — повернувшись, с веселой улыбкой покачал на меня пальцем. — Глаз да глаз за тобой нужен.

— Тогда не выделю, — пожадничал я. — Вы же топать громко будете, а последняя свободная — как раз надо мной.

— Вот молодежь пошла — Хрущеву квартиру жалеет, — расстроенно вздохнул Никита Сергеевич и широко улыбнулся. — А народ-то все равно меня добрым словом поминает, как Лёнька ни старался — живут-то где? Так в «хрущевках»!

— Все так, Никита Сергеевич, — невольно улыбнулся я в ответ. — Вашей исторической ролью в истории СССР можно законы диалектики иллюстрировать: тут — кукуруза, а там — хрущевка. Обещаю — когда вы благополучно и, надеюсь, очень не скоро умрете от старости, я лично соберу о вас многочасовой документальный фильм. Обещаю в финале слезы домохозяек!

— Это ты умеешь! — улыбнулся Хрущев, который на премьере «Москва слезам не верит» тоже был. — А зачем тебе в совхоз-то?

— Снимать кино, записывать музыку, рулить культурными мероприятиями на базе ДК, готовиться к посевной и исправлять некоторых вредных ровесников, — честно ответил я.

— А к посевной кто готовиться будет? — подколол дедушка Никита.

Много у меня дедушек — пусть еще один будет.

— Прекрасная демонстрация зачатков понимания работы сельского хозяйства, Никита Сергеевич, — вернул я подколку и незамедлительно получил символического леща.

Наполненный пятерками аттестат за восемь классов мне выдали сразу же после ответа на последний вопрос экзаменационной комиссии, потому что никто другого результата и не ждал, вот и оформили корочку заранее. Тут же написал заявление на девятый класс, Виталина на правах гувернантки написала тоже, и мы отправились к маме — хвастаться и надолго прощаться. Надолго — это минимум на неделю, пора за совхоз браться полноценно, а не наездами. В Москве мне делать все равно нечего — вчера «добил» аналитический доклад по акциям — указал какие конторы будут расти невзирая ни на что, а какие лучше не трогать. Оформят на нелегала, надо полагать, и совсем скоро на землях Америки набухнет очередной удачливый сукин сын-миллионер. Выдали под это дело сто тысяч долларов из «моих», в порядке эксперимента. Умеет ли КГБ отмывать деньги? Нелепый вопрос — КГБ умеет всё.

— И чтобы звонил каждый день! — сидя рядом со мной на больничной кровати и время от времени целуя в щеку — до макушки уже не дотягивается — выдавала родительские наказы мама.

— Обязательно! — и не подумал я отказаться.

— И за Толей присмотри — он хоть и кандидат наук, и обстрелянный, и Павел Анатольевич его на какой-то полигон учиться отправлял, но еще молодой, вдруг дел натворит.

— К нему девки под кабинет ходят, песни неприличные петь, — радостно настучал я на отчима.

Он не при чем, понятное дело — просто веселятся селянки.

— Про девок я с ним сама поговорю, — многозначительно пообещала мама и грустно вздохнула. — Да даже смысла нет — он меня очень любит, Сережка. Меня и в бумажках копаться, — вполне счастливо улыбнулась.

— Все так, — чмокнул маму в щеку. — Пойдем мы, а то стемнеет и буран через пару часов начнется. Первые съемки с утра начинаются, нехорошо товарищей подводить.

— Беги, сыночек, — чмокнула в ответ родительница. — Молодец, что отличником восемь классов закончил. Десятый чтоб не хуже! — строго посмотрела мне в глаза.

— Обязательно! — пообещал я.

Покинули палату, погрузились в «Запорожец» — подогнали к школе, около которой Никита Сергеевич нас и покинул с обещанием «когда-нибудь в твое баронство приедет ревизор». Нагнетает, так сказать, но мне все равно — у нас все предельно честно и прозрачно.

Забежав домой, снесли вниз заранее собранные вещи и отвезли Таню к Судоплатовым-старшим. Может и одна пожить — не маленькая, но одной ей скучно, а там бабушка и Алёнка есть. Попрощался с псевдосестрой обнимашками и поцелуями в щечку, взял с нее слово заглянуть в наш совхоз на выходных, и мы с Виталиной отправились заселяться в командировочное жилище.

Вытащив из бардачка папочку, девушка выдала ее мне и пояснила:

— Пока ты экзаменовался привезли.

— «Секретно. Судоплатов», — озвучил я название и прокомментировал. — Тоже симулякр — написано от руки и ни одной печати. Разве это «секретность»?

— Я, например, не заглядывала, — пожала плечами Виталина. — Бывают такие проверки — печатей нет, а едва заметная пломба есть.

— Ох уж эти спецслужбы, — вздохнул я и развязал тесемки с некоторым внутренним трепетом — вдруг там важное и интересное задание?

Увы, содержимое папки оказалось гораздо печальнее. Хорошо, что на первом листе явно дописанная после основного текста приписка с разрешением поделиться вводными с Виталиной.

— Я считал, что у Судоплатовых все в семье такой же кремень, как деда Паша и бабушка Эмма. Папа Толя тоже кремень, но, так сказать, интеллигентного типа, — начал я издалека.

— Допустим, — с любопытством в глазах кивнула Вилка.

— Но, как уж это в нашем несовершенном мире и принято, «подача» прилетела откуда не ждали — мой дражайший дядя Андрей, любимый братец папы Толи и сын генерала с чего-то возомнил себя бравым офицером Лейб-гвардии и с головой окунулся в злачное столичное общество, начав играть в преферанс.

Виталина захихикала.

— И ладно бы просто играть, но играет-то он на деньги. И это было бы ладно, но он же проигрывает! Тут тоже есть окно для оправдания, — продолжил урок ментальной гимнастики для веселящейся девушки. — Проигрывал бы свои — вопросов нет, сам себе злобный Буратино. Но он после «своих» проиграл тёти Варины, сиречь — семейные накопления. После этого проиграл автомобиль марки «Москвич-402». Подарок от папеньки-генерала, что приравнивается к породистой лошадке. Каков гвардеец, а?

— Уволили? — спросила Вилка.