Взгляд Кирилла остается неподвижным, и на мгновение мы стоим в тишине, тяжесть его присутствия давит на меня. Наконец, он говорит, его тон прямой и лишенный эмоций. — Мои соболезнования в связи с вашей утратой, мисс Харрисон. Ваш отец был уважаемым человеком.

— Спасибо, — умудряюсь ответить я, мой голос едва громче шепота.

Он кивает, не отрывая от меня глаз. — Увидимся.

Прежде чем я успеваю ответить, он поворачивается и уходит, его люди следуют за ним по пятам. Предчувствие, которое охватило меня, усиливается. Я смотрю, как они садятся в свои машины, гладкие черные машины сливаются с серым днем.

Калеб подходит ко мне, на его лице написано беспокойство. — Ты в порядке?

Я оцепенело киваю, все еще пытаясь все осмыслить. — Кто он, Калеб?

Калеб вздыхает, потирая затылок. — Кирилл Шаров… могущественный человек.

Я оглядываюсь на теперь уже пустое место, где стоял Кирилл. — Что он за человек?

Калеб смотрит на меня, выражение его лица серьезное. — Опасный.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. День был ошеломляющим, и будущее кажется неопределенным. Ясно одно: моя жизнь теперь переплетена с жизнью Кирилла Шарова, и у меня нет выбора, кроме как довериться ему.

Калеб стоит рядом, его присутствие защищает, но я чувствую его беспокойство. Я оглядываюсь и замечаю, что дядя Джо разговаривает с некоторыми другими скорбящими, не подозревая о напряжении.

Дядя Джо возвращается ко мне, на его лице смесь скорби и беспокойства. — Вайолет, кто был этот человек?

— Я… я не уверена, — отвечаю я, чувствуя тяжесть собственного замешательства. — Калеб?

Калеб делает шаг вперед, на его лице маска профессионализма. — Тебе не о ком беспокоиться.

Дядя Джо смотрит на меня, явно неудовлетворенный неопределенным ответом, но не давит дальше. Атмосфера сейчас тревожная, контрастирующая с торжественным, но мирным тоном похорон до приезда Кирилла.

Когда мы движемся обратно к группе, я чувствую на себе взгляды скорбящих, их любопытство едва скрыто. Я делаю глубокий вдох, собираясь с духом для того, что мне нужно сделать дальше. Пришло время мне поговорить о моем отце.

Я подхожу к микрофону, руки у меня слегка дрожат. Я на мгновение успокаиваюсь, глядя на собравшиеся лица, многие из которых я знаю всю свою жизнь.

— Спасибо всем, что вы здесь сегодня, — начинаю я дрожащим голосом. — Мой отец, Джефф Харрисон, был сложным человеком. Он всегда защищал меня и это сводило меня с ума, и мы часто ссорились. У него была манера нажимать на мои кнопки, как никто другой.

По толпе разносится тихий шепот согласия, и я вижу некоторые легкие улыбки понимания. — Несмотря на все это, — продолжаю я, — я очень любила его. Он был моим отцом, и он всегда хотел для меня самого лучшего. Он много работал, чтобы обеспечить нас, чтобы у нас было все необходимое. И он научил меня многому о стойкости, о том, что никогда нельзя сдаваться, как бы тяжело ни было.

Я останавливаюсь, прерывисто вздыхая, чувствуя, как наворачиваются слезы. — Я буду скучать по нему каждый день. Я буду скучать по его упрямству, его руководству, его любви. Он не был идеальным, но он был моим. Теперь его нет, и я осталась с пустотой, которую не знаю, как заполнить.

Слезы льются рекой, и я больше не могу сдерживать рыдания. Дядя Джо подходит ко мне, нежно уводя меня от микрофона. Он говорит тихо, его слова призваны утешить. — Все в порядке, Вайолет. Ты молодец.

Я позволила ему отвести меня обратно на мое место, мое тело сотрясается от горя. Реальность смерти моего отца подавляет меня, и я чувствую себя потерянной, дрейфующей в море эмоций.

Калеб, который обычно первым предлагал утешение, стоит в нескольких футах, его выражение лица отстраненное. Он странно тих, и я не могу избавиться от ощущения, что это как-то связано с присутствием Кирилла.

Остальная часть похорон проходит как в тумане. Я слышу обрывки разговоров, вижу вспышки знакомых лиц, но все это кажется сюрреалистичным. Я опираюсь на дядю Джо за поддержкой, его постоянное присутствие, спасательный круг в моих бурных эмоциях. Когда служба наконец заканчивается, скорбящие начинают расходиться, выражая свои соболезнования в последний раз.

Калеб стоит сзади, его глаза сканируют окрестности, как будто ожидая неприятностей. Я подхожу к нему, нуждаясь в ответах. — Калеб, что происходит? Почему ты такой напряженный?

Он смотрит на меня, его глаза полны невысказанной тяготы. — Вайолет, я хотел бы рассказать тебе больше, но я знаю столько же, сколько и ты. Просто поверь, что у твоего отца были на все свои причины.

Во мне закипает разочарование, но я киваю, зная, что дальнейшее давление на него ни к чему не приведет. — Ладно, — шепчу я, и мой голос срывается. — Пообещай мне, что ты будешь рядом. Я не знаю, что бы я делала без тебя.

— Конечно.

Я вздыхаю и отворачиваюсь, наблюдая, как скорбящие начинают расходиться, выражая последние соболезнования, прежде чем отправиться к своим машинам. Вес их сочувственных взглядов и шепчущих слов давит на меня, но мне удается кивнуть и поблагодарить каждого, мои ответы автоматические.

Дядя Джо и Калеб уходят последними, задерживаясь поблизости, словно неуверенные, стоит ли им идти. Дядя Джо смотрит на меня, его глаза полны беспокойства. — Вайолет, ты уверена, что хочешь сейчас остаться одна?

Я киваю, выдавливая из себя легкую улыбку. — Да, дядя Джо. Мне просто нужно немного побыть одной.

Он колеблется, явно растерянный, но в конце концов кивает. — Хорошо, милая. Мы будем там, у машины, если тебе что-нибудь понадобится.

Калеб бросает на меня долгий взгляд, на его лице смесь беспокойства и нежелания. — Я останусь в поле зрения, ладно? Если я тебе понадоблюсь, просто позови.

— Спасибо, — шепчу я, благодарная за их понимание.

Дядя Джо и Калеб идут к машине, оставляя меня одну у могилы. Калеб стоит у машины, не отрывая от меня глаз, молчаливый страж, обеспечивающий мою безопасность. Я поворачиваюсь к могиле отца, и одиночество момента наваливается на меня, словно тяжелое одеяло.

На кладбище теперь тихо, прежний шепот голосов сменился мягким шелестом листьев и далеким криком птиц. Я опускаюсь на колени, провожу пальцами по холодной, свежевскопанной земле. Реальность смерти отца обрушивается на меня со всей силой, и я чувствую, как слезы снова наворачиваются.

— Папа, — шепчу я дрожащим голосом. — Я не знаю, как это сделать без тебя. Ты всегда был рядом, даже когда мы ссорились, даже когда было тяжело. Ты всегда знал, что сказать, что сделать.

Я смахиваю слезу со щеки, горе переполняет меня. — Мне так жаль, что я не слушала, что упрямство встало у меня на пути. Надеюсь, ты знал, как сильно я тебя любила, как много ты для меня значил.

Слезы текут свободно, и я не пытаюсь их остановить. — Мне будет не хватать тебя каждый день. Твоего смеха, твоих советов, даже твоих лекций. Я не знаю, что делать без тебя.

Я кладу руку на надгробие, мои пальцы прослеживают выгравированные буквы его имени. — Я обещаю, что постараюсь быть сильной, чтобы продолжать так, как ты хотел бы. Это так тяжело, папа. Это так чертовски тяжело.

Я всхлипываю, мои плечи сотрясаются от интенсивности моего горя. Мир кажется более пустым, более одиноким без него. Я не знаю, как двигаться дальше, как найти новую норму в жизни, которая была безвозвратно изменена.

За моей спиной я чувствую, как Калеб наблюдает, его присутствие — молчаливое утешение. Он держится на расстоянии, уважая мою потребность в одиночестве, но я знаю, что он рядом, если он мне понадобится. Эта мысль приносит немного утешения, напоминание о том, что я не совсем одинока в этом.

— Прощай, папа, — шепчу я, и мой голос срывается. — Я люблю тебя.

Я остаюсь там еще некоторое время, позволяя слезам течь, позволяя себе почувствовать всю тяжесть моей потери. Боль грубая и глубокая, но я знаю, что каким-то образом мне придется найти способ жить с ней. Чтобы почтить память моего отца, прожив такую жизнь, которую он хотел бы для меня.