Я уклоняюсь от его опьяняющего поцелуя.

— Так просто и ты в порядке?

Тёрнер усмехается.

— Да, я в порядке. Теперь, когда держу тебя в руках, я в полном порядке, и знаешь, что, если ты скажешь мне, что я должен заслужить тебя, я сделаю это. Я буду, блядь, добиваться тебя всю оставшуюся жизнь.

Улыбка трогает мои губы.

— Я не собираюсь просто так тебя отпускать, но… — мой голос затихает, пока я смотрю на эту версию Тёрнера. — Я понимаю, что тебе нужно было время — и, возможно, помощь, которую я не могла тебе дать.

— Мне нужна была твердая оценка рисков и пространство, чтобы стать безопасным для тебя, Эм, — отвечает он, его голос понижается. — Мне пришлось покинуть домик на долгое время и постепенно вернуться в другую жизнь. Это то, что мне было нужно, и я никогда не стремился к этому раньше, потому что у меня не было причины. Ты была той причиной, которую я ждал.

— Ты стал очаровательным, я смотрю, — я смахиваю слезу под глазом. — Должно быть, практиковался.

— Возможно, я отрепетировал несколько фраз, — бормочет Тёрнер, затем прижимается своими губами к моим. Я мгновенно растворяюсь в нем, вновь ощущая его старый и новый вкус. Его язык проскальзывает между губами, переплетаясь с моим языком. В нем всё та же жажда что и раньше, но есть обновленное чувство уверенности, которой у него не было.

Мой бокал шампанского выскальзывает из моей руки, проливаясь на ковер, и мы отступаем назад.

— Тёрнер, — прерываю я поцелуй, хихикая. — Нам повезло, что он не разбился.

— Да, — он усмехается, снова касаясь моих губ легким поцелуем, прежде чем отстраниться. — У твоей подруги есть, на чем добраться домой?

— Да, ее новый парень, — отвечаю я. — Почему спрашиваешь?

— Потому что я чертовски умираю, как хочу отвезти тебя домой и снять это платье, — рычит он, опуская руки ниже и касаясь моей задницы.

Я смотрю на него.

— Так где же теперь дом?

Он прижимает свой лоб к моему.

— Там, где ты.

Эпилог

Два года спустя…

— Эм, — зову я, хватая куртку и спускаясь вниз. — Ты не видела мой телефон? Брэдфорд должен приехать с минуты на минуту.

— Он, наверное, снова затерялся на диване, — смеется она, когда я вхожу на кухню, украшенную нашими фотографиями, смешанными с моими старыми семейными снимками. Их вид до сих пор иногда причиняет мне боль, но не вызывает уже негативных реакций. Я смотрю на Эм и улыбаюсь. На ней светлые джинсы и ужасный рождественский свитер, но несмотря на это, она выглядит прекраснее, чем когда-либо.

И лучшее, что мы когда-либо делали, — это отремонтировали этот чертов домик.

Новые полы, новая краска, новая кухня, и, ну, много вычурного декора, который она обожает. Но я позволил этому случиться.

— Клянусь, я всегда теряю свой телефон, — бормочу я себе под нос, целуя ее в щеку и проводя рукой по ее животу. Осталось четыре месяца до рождения малыша. — Эта работа не должна занять много времени.

— Знаю, — отзывается она, оглядываясь на меня, пока я прохожу в гостиную. — Ганнер едет с тобой?

— Нет, он останется здесь, — отвечаю я, глядя на моего пожилого пса. Он уже старенький, и я не знаю, как он продержался так долго, но у него это получилось — и я надеюсь, что он доживет до рождения моего первенца.

Но щенок может вывести его из себя.

Я хмурюсь, глядя на маленького энергичного хулигана, прыгающего на него, а затем кувыркающегося по паркетному полу.

— Почему мы думали, что щенок — хорошая идея? — размышляю вслух, оглядываясь на Эм, которая поворачивается ко мне.

— Эм-м, потому что он тебе понадобится. Ты не неуязвим, Тёрнер, — напоминает она мне, как всегда, хотя и с улыбкой.

— Верно, он просто выглядит так, будто собирается вырасти придурком, — смеюсь я, пока щенок, которого она назвала Бумер, подбегает и начинает играть в перетягивания каната с моими джинсами.

— Ну, тогда вы двое отлично поладите, — Эм взрывается смехом, пока я бросаю на нее укоризненный взгляд. Солнце светит через передние окна, больше не закрытые шторами, и отблески света отражаются от ее обручального кольца.

Нам удалось вернуться в этот домик, даже со всеми секретами, похороненными вокруг этого места. Но теперь всё по-другому. Воздух не тяжелый, и дни не мрачные. Мы смеемся, и моя работа и лекарства держат позывы подальше. Брэдфорд научил меня методам самоконтроля, а моя работа по выслеживанию людей… Ну…

Это полезно для того испорченного человека, который живет внутри меня.

— Кто на этот раз? — спрашивает Эм, вырывая меня из мыслей.

— Без понятия. Он просто сказал, что это кто-то, кто дезертировал и сейчас скрывается в предгорьях. Уверен, это не займет много времени. Никогда не занимает.

Она кивает.

— Верно. Ты эффективен.

— А ты охрененно горячая, — выдыхаю я, глядя на ее полные губы и взъерошенные каштановые волосы на макушке. — Ненавижу оставлять тебя на Рождество.

Эм смеется, хватая меня за рубашку, притягивая к себе.

— Мы уже отпраздновали, но… — она встает на цыпочки и целует меня в щеку. — Это просто значит, что ты будешь должен мне позже.

Я провожу языком по нижней губе.

— Да? Я мог бы найти немного времени, чтобы расплатиться прямо сейчас.

— О, пожалуйста, — она хлопает меня по груди. — Как насчет того, чтобы Брэдфорд нас не застукал? Я бы не хотела провалиться сквозь землю и умереть.

— Черт, это серьезно. Не знал, что быть со мной так сложно, — я подмигиваю ей. — Я действительно ненавижу уезжать в этот день.

— Да, знаю, — ее голос смягчается. — Но это не легкий день, и лучше провести его в поле.

Я смотрю на деревянный кулон, всё еще висящий у нее на шее.

— Не всё в этот день так плохо, — говорю ей, протягивая руку и проводя пальцами по деревянному сердечку. — Иногда лучшие и худшие дни могут быть взаимозаменяемы, — я встречаюсь с ней взглядом. — Он был бы рад, что мы превращаем его комнату в детскую, знаешь.

Она проводит рукой по моей щеке.

— Да, уверена, так и есть, и, если я не ошибаюсь, он был бы очень горд тобой.

— Возможно, — говорю я, эмоции переполняют мою грудь, пока я целую ее в лоб. Звук двигателя раздается за окном, и я вздыхаю. — У меня такое чувство, что мой брат захотел бы дать мне пощечину за некоторые вещи.

— Эх, подробности, — она целует меня в губы. — Тебе лучше идти. Увидимся, когда ты вернешься домой.

— Держи ворота запертыми, а камин разведенным, — говорю ей, проводя большим пальцем по ее нижней губе. — Ты знаешь, как я ненавижу оставлять тебя.

— И я знаю, что ты всегда вернешься ко мне, — она смотрит на меня. — К тому же, Кэти собирается зайти. У нее снова новый парень.

— Замечательно, — бормочу я, еще раз целуя ее. — Я люблю тебя, Эм.

— Я тоже тебя люблю.

Глажу на прощание Ганнера и Бумера, затем выхожу за дверь. Грузовик Брэдфорда ждет прямо за воротами, и он дважды сигналит. Я показываю ему средний палец и беру свою спортивную сумку, лежащую на крыльце. Кидаю ее в кузов грузовика, бросая последний взгляд на Эм и Ганнера, наблюдающих за мной через окно.

Она посылает мне воздушный поцелуй, и я еще раз подмигиваю ей. Мне пиздец повезло с ней, и за это я никогда не перестану благодарить Вселенную. Открываю пассажирскую дверь и сажусь внутрь.

— Счастливого Рождества, придурок, — говорю Брэдфорду, хлопая его по руке, пока он зажигает сигарету. — Тебе действительно стоит бросить.

— Да, конечно, мамочка, — отзывается он с ухмылкой. — И тебе счастливого Рождества. Я надеялся, что мы сможем взять выходной на праздники, но долг зовет.

Я киваю, прилив возбуждения пронизывает мои вены, пока он выезжает с подъездной дороги.

— Значит, дезертир, да?

— Это всё, что у меня есть. Он, по-видимому, чертовски жестокий, ходит вокруг, желая ввязаться в драку, — Брэдфорд затягивается сигаретой, ставит грузовик на парковку, ожидая, пока я закрою ворота. Я выхожу, закрываю и запираю их, затем снова сажусь внутрь.