Однако за последние десять лет, в семи случаях из всех, что случились, я не сталкивался с подобной ситуацией. Женщины не ступали на эту землю с тех пор, как умерла моя мать, а Эмерсин обладает чем-то, что заставляет мое тело вспоминать свои первобытные порывы. В голове возникает картина ее обнаженных ног, темных волос, прилипших к лицу в душе, и изгибов ее тела за запотевшим стеклом.

Постукиваю пальцами по столу, чувствуя, как возбуждение захлестывает меня. Эмерсин. Не успеваю заметить, как расстегиваю джинсы и вытаскиваю член. Начинаю медленно проводить рукой, но тут вспоминаю ее слова про парня.

Немедленно теряю настрой и член обмякает у меня в руке.

Нет, хочу сделать так, чтобы она поменяла свое отношение ко мне.

Воображаю, как страх сменяется желанием, когда она поддается чудовищу.

Знаю, что это плохо, плохо для меня, но, когда я чего-то хочу, я это беру.

И, кажется, я хочу Эмерсин Льюис.

Глава 6

Что-то с этим человеком явно не так. И не просто «не так», а конкретно.

У меня нет ни малейшего представления, кто он такой, но инстинкты орут, что я здесь в опасности. Вздрогнув от прохладного сквозняка из открытой двери ванной, я выхожу из душа и оборачиваюсь полотенцем. Я не знаю его имени. Да и, наверное, не хочу знать.

Мне просто хочется свалить отсюда к чертовой матери.

Но ветер продолжает завывать, пока я вытираюсь и одеваюсь, натягивая джинсы и черный свитер. Расчесываю волосы, едва подсушенные полотенцем, и убеждаюсь, что на лице больше нет следов от макияжа. У меня совершенно нет желания быть привлекательной для этого мужчины. Хочу быть невидимой. Может, это поможет мне выйти отсюда живой.

Может, так себя чувствовала Белль в замке чудовища.

Сжимаю губы от этой детской аналогии и вешаю влажное полотенце на стойку. Складываю все свои вещи обратно в сумку, тщательно проверяя, что ничего не забыла. Может, он позволит мне занять какую-нибудь свободную комнату… и я не выйду оттуда, пока метель не прекратится.

Кивнув самой себе, я вешаю сумку через плечо и делаю глубокий вдох. Страх и беспокойство пульсируют в венах, когда я выхожу из ванной и направляюсь в темную спальню. Его там нет, и почему-то это еще больше настораживает. Я не знаю, что мне делать.

Как меня угораздило сюда забрести?

Но нет смысла зацикливаться на прошлом и своих тупых решениях. Всё это время я надеялась, что наши с Адамом рождественские каникулы помогут исправить отношения между нами. Это было безнадежно, и, возможно, я знала это с самого начала.

Голые ступни скрипят по полу, пока я иду по коридору. Прищуриваюсь в тусклом свете. Желудок неприятно сжимается, когда я вспоминаю, что этот мужчина видел меня обнаженной за стеклом.

Он может навредить мне? Ну, еще больше, чем прострелить руку и вырубить меня.

По спине пробегает холодок, но я продолжаю двигаться вперед. Стоять в коридоре кажется мне опасным — будто он может выпрыгнуть из тени и схватить меня. Захожу в гостиную, проходя мимо двери, ведущей, как я предполагаю, на задний двор. Стекло закрыто занавеской. На всех окнах висят плотные шторы.

Может, он просто параноик. Или ебанный псих.

Да, пожалуй, второе.

— Я готовлю ужин, — голос заставляет меня вздрогнуть, и я подскакиваю в сторону, ударяясь плечом о стену. Он никак не реагирует на мое резкое движение, и его ледяное спокойствие пугает до чертиков.

— У меня есть батончики мюсли, — киваю на сумку. — Не хочу быть обузой. На самом деле, — делаю паузу, встречая его темные, бездонные глаза. — Я подумала, если у тебя есть свободная комната, я могла бы остаться там. Ты бы даже не заметил, что я тут, а когда всё утихнет, я уйду. Дай мне лопату, и я сама выкопаю себе путь, — издаю натянутый смешок, но он, как и раньше, не показывает никаких эмоций.

— М-м-м, — бурчит он. — Ты можешь поужинать.

Я колеблюсь, собираясь повторить просьбу, но передумываю.

— Ладно. Можно я положу свои вещи куда-нибудь?

Он кивает на место у двери.

— Туда, где я их оставил ранее.

— Но они блокируют дверь, — оправдываюсь я. — Могу поставить их в запасную⁠…

— У меня нет запасной или свободной комнаты для твоих вещей, — перебивает он. — Поставь сумку у двери, — его жесткий тон заставляет меня замолчать, и я просто киваю, обходя его и проходя дальше.

Ставлю дорожную сумку обратно на жесткий чемодан и опускаю плечи, передвигая сумки к стене. Он вынуждает меня оставаться у него на виду. Всё гребаное время. Бросаю взгляд через плечо и вижу, что на кухне горит свет, а на плите стоит сковорода. Это дает мне лучший обзор, и я замечаю его мускулистую фигуру в поношенной кофте и черных спортивных штанах. Телосложение у него привлекательное, волосы коротко подстрижены, сверху чуть длиннее. Псих, но хотя бы стрижется.

Он поворачивается ко мне, и я сразу отвожу взгляд.

— Еда не будет слишком разнообразной.

Провожу языком по нижней губе, заставляя себя посмотреть ему в глаза.

— Ничего, — говорю, подразумевая еду. Его лицо слегка меняется, и я замираю, увидев что-то похожее на мягкость в его взгляде. Он выглядит смущенным или… виноватым?

Как бы то ни было, это делает его черты более привлекательными: сильный нос и четкая линия челюсти, глубоко посаженные глаза и темные брови. В его волосах проблескивает седина, и мне становится интересно, насколько он старше меня. Не намного. И тут я замечаю татуировки, которые тянутся до самого подбородка. Видимо я не заметила их в темноте. На его коже повсюду следы насилия. Я с трудом сглатываю, ненавидя себя за то, что это задевает меня до глубины души.

— Можешь посидеть за столом, пока я заканчиваю с едой, — кивает он на маленький круглый столик у окна с занавесками. Там два стула, и я выбираю тот, что расположен лицом к нему. Провожу пальцами по гладкой поверхности, стараясь держать дыхание ровным, хотя сердце бешено колотится. Я доведу себя до сердечного приступа, если не возьму себя в руки.

Он возвращается к плите и бросает два стейка на сковороду. Затем достает другую сковороду и пакет с замороженными овощами. Я наблюдаю за ним при свете, пытаясь понять, как человек, который с каждой минутой кажется всё более привлекательным, может быть таким чертовски ужасающим.

— Ты из Оклахомы? — спрашивает он, не глядя на меня.

— Да, — отвечаю.

— Никогда не был.

— Не так уж много потерял, — натянуто смеюсь, и он поворачивает голову в мою сторону. Я мгновенно замолкаю, опуская взгляд на сцепленные руки.

— Я из Юты, — добавляет он, как бы невзначай.

Киваю, украдкой глядя на него.

— Я тоже там никогда не была.

— Не так уж много потеряла, — его губы чуть приподнимаются, это почти улыбка.

Не удержавшись, я хихикаю, чувствуя, как щеки заливает румянец. Сердцебиение немного замедляется, но напряжение в животе остается. Аромат стейков и овощей наполняет хижину, и мое тело немного расслабляется. Он может быть ебанутым и опасным, но в этот момент дышать становиться чуть легче. К тому же, отсюда не выбраться… Пока что.

— Зачем ты сюда ехала? — неожиданно продолжает разговор он. — Не сюда, а в Колорадо.

— О, — делаю паузу, неприятное чувство сжимает грудь. — Я собиралась провести праздник с парнем в доме его семьи. Мы… это… расстались по телефону, когда я почти приехала… или что-то в этом роде, — не знаю, зачем добавляю это, но слов уже не вернуть.

Его брови хмурятся, когда он переворачивает мясо на сковороде.

— Какой был адрес? Здесь нет других хижин на мили вокруг.

Поджимаю губы.

— Надо посмотреть в телефоне… Я не помню его.

— М-м-м, — бурчит он, возвращая внимание к плите. Разочарование дрожит в груди от его реакции — будто его задело, что я не знаю адреса наизусть. Но почему его это волнует? Почему меня это волнует?

— Видимость стала паршивой, когда я свернула на эту дорогу, — поясняю я, снова привлекая его внимание. — И GPS показывал, что оставалось двенадцать миль, когда я съехала с шоссе. Он завис и не хотел загружаться. Я каким-то образом оказалась не на той дороге.