Может попытаться убежать? Стоит ли?

Эта мысль мелькает в голове, пока я смотрю на увеличивающееся расстояние между мной и Тёрнером. Внутренне я понимаю, что это бесполезно, но отчаяние и гнев, которые я чувствую по отношению к Тёрнеру, заставляют желать мести — или чего-то подобного. Я даже не знаю, как осмыслить то, что только что произошло.

Может, он сделал это, чтобы защитить Ганнера. Очень может быть.

Стискиваю зубы и иду в сторону Тёрнера, сжав кулаки, Ганнер следует за мной. Когда я выхожу из леса, вижу, как джип Адама въезжает в распахнутые ворота. Он оснащен цепями для снега, и, похоже, Тёрнер хорошо знает, как ездить по снегу. Он останавливается за воротами, возвращается, закрывает и запирает их.

Он даже не смотрит в мою сторону, когда снова садится в машину моего мертвого бывшего парня и проносится мимо меня, используя ускорение и резкие повороты, чтобы пробиться сквозь сугробы. Стою по колено в снегу, наблюдая за джипом, пока он не исчезает где-то в темноте.

— Что мне делать? — спрашиваю я у Ганнера, смахивая свежие слезы. — Я в глубокой заднице.

Ганнер склоняет голову, а затем скачет в сторону Тёрнера. Пес понятия не имеет, каким чудовищем является его хозяин — а если и знает, то ему всё равно. Плечи опускаются, когда я направляюсь за ним, оставляя тело Адама на холоде. Мысленно прокручиваю события до того, как Адам был убит, и смешанные эмоции, которые следуют за этим, почти так же ужасны, как и сама смерть.

Адам никогда не был самым лучшим парнем, но и не худшим. Да, он бывал грубоват, но, черт возьми, он не заслуживал выстрела в голову. Он исполнил свой мужской долг, приехав меня спасти — и Тёрнер застрелил его. Желудок снова сжимается, когда я подхожу к холму и вижу открытую дверь сарая. Тёрнер заводит джип и заезжает внутрь.

И вот, как только дверь закрывается, джип исчезает, как будто его никогда и не было.

Никто не найдет нас здесь.

Обхватываю себя руками, когда Тёрнер выходит из сарая. Его снуд спущен на шею, и сначала он меня не замечает. Выражение лица почти… печальное. Он проводит рукой по лицу и, наконец, замечает меня, его взгляд становится жестким.

— Иди в дом, — его слова звучат тревожно спокойно.

Фактически, при свете фонаря он кажется таким же усталым, как и всегда.

— Иди, — повторяет Тёрнер, когда я просто стою, глядя на него. Его жест в сторону хижины заставляет меня двигаться вперед. Каждый шаг кажется тяжелым, словно окоченелым, и я не уверена, от шока это или от холода.

Может, и то, и другое.

Не произношу ни слова, пока иду к хижине, поднимаясь по ступенькам. Толкаю дверь, и тепло обжигает лицо. В воздухе до сих пор витает запах ужина, и из моего ноутбука тихо играет какая-то мелодия. Пусть играет, думаю я, снимая обувь и направляясь прямо к очагу.

Опускаюсь на пол, оставляя мокрую куртку и джинсы на себе, смотрю в пламя, которое поднимается, разливаясь новым теплом — в то время как Адам остается лежать мертвым где-то снаружи в сугробе. Я не знаю, что Тёрнер собирается делать с телом, но слышу ревущий двигатель, напоминающий звук трактора или какой-то другой техники.

И тогда до меня доходит.

Он мог выкопать мою машину и отпустить меня…

Мог бы позволить мне уйти.

Сжимаю глаза, свежие слезы текут по щекам, обжигая нос и лицо. Возможно, сначала метель помешала ему отпустить меня, но теперь произошло убийство. Я свидетель.

Я отсюда уже не выберусь.

Прислоняюсь лбом к мокрым коленям и позволяю рыданиям вырваться из груди. Слышала, что иногда плач может приносить облегчение. Но сейчас я этого не чувствую. Кажется, что это только подчеркивает, насколько паршивые карты мне выпали в этой раздаче. Но я всё равно позволяю себе плакать до тех пор, пока не могу больше дышать.

Пока не слышу, как поворачивается дверная ручка.

Затем замираю, подавляя любые эмоции. Не хочу, чтобы Тёрнер знал, что я чувствую. Никогда больше. Он почти завоевал меня. Почти проник внутрь моих стен, чтобы узнать меня.

Но теперь я запираю себя внутри.

И мне плевать, если это приведет меня к гибели.

Глава 13

Копать могилу в промерзшей земле — это та еще адская задача. Когда я заканчиваю, не отмечаю ее крестом. Он этого не заслуживает. Я слышал, как он разговаривал с Эмерсин и как набросился на моего пса. На моей территории. Да, это было на эмоциях. Да, за пять минут до этого я пытался убить ее в ебанном приступе ярости. Но всё равно. Он должен был исчезнуть — и пролитая кровь меня особо не беспокоит. Не в том случае, когда я могу это оправдать.

— «Похоже, Рождество наступит раньше, чем восточные районы округа расчистят от снега», — голос по радио трещит раздражающе. — «Новая волна снежной бури уже на подходе».

Выключаю радио и оставляю его в сарае вместе с джипом. Знаю, что придется разобрать машину и избавиться от нее. Или, может, загнать ее в реку, когда начнется оттепель, весной. Придумаю что-то. Но не сегодня. Сегодня мне нужно попасть в дом и проверить Эмерсин. Она злится на меня. Полагаю, это справедливо.

Но, по крайней мере, она жива. За это она должна быть благодарна.

Наверное.

Я возвращаюсь в дом как раз в тот момент, когда снова начинает валить снег. Вздыхаю, осознавая, что новая пара футов проклятого снега усложнит всё еще сильнее — а это значит, что нам придется еще дольше сидеть взаперти. Я отгоняю эту мысль, открывая дверь и замечая Эмерсин у камина, с опущенной головой.

Она до сих пор в своей куртке и мокрых джинсах. Грудь сжимается при виде этого. Всё намного хуже, чем я ожидал. Почему-то я не подумал о последствиях убийства ее парня. Или бывшего парня. Кем бы, блядь, он там ни был. Он считал, что делает ей одолжение, спасая ее. Но это был его гребанный долг. Ему не стоило жаловаться, называть ее шлюхой или пытаться убить моего единственного друга, мой спасательный круг — чертову собаку.

— Тебе нужно снять мокрые вещи, — наконец говорю я, стягивая с себя зимние штаны и куртку. Ожидаю, что она огрызнется.

Но нет. Она ведет себя так, словно даже не слышит меня.

— Я сказал, сними мокрые вещи и ложись спать.

Эмерсин поднимает голову, но не смотрит на меня. Ее взгляд устремлен в огонь, пока она стаскивает с себя куртку. Затем медленно поднимается, держа ее в руках. Я подхожу к ней, а она даже не двигается, когда я забираю одежду из ее рук.

— Я повешу твои вещи.

Никакой реакции.

Эмерсин разворачивается и идет по коридору, ее джинсы липнут к ногам, пока она не исчезает в темноте.

— Спокойной ночи, — бросаю ей вслед, и желудок сжимается в узел.

Может, стоило ее прикончить.

Потому что это блядское чувство, которое я испытываю сейчас, убивает меня.

Метель не прекращается на протяжении четырех дней. Четыре ебанных дня. Эмерсин не смотрит на меня. Не говорит ни слова. Ее болтовня, заполнявшая тишину, теперь сменилась пустотой, заставляя меня тонуть в этом безмолвии. Она ест батончики и не выходит из спальни. Я знаю, что она всё еще здесь, только по чертовому комку на кровати, когда захожу помочиться или принять душ.

И меня это уже достало.

Я пытался дать ей пространство, но сегодня вечером с меня хватит. Либо она начнет разговаривать со мной, либо сдохнет на хрен за моим обеденным столом. Призраков в моем ебучем доме не будет.

Я ставлю на стол ужин, еще одну дерьмовую запеканку, и решаю заставить ее поесть. Стучу кулаком по двери спальни.

— Ужин.

Тишина.

Я тянусь к ручке и, повернув ее, резко распахиваю дверь.

— Я сказал, пора ужинать.

Она сидит, скрестив ноги на кровати, ее влажные волосы обрамляют плечи, а черный свитер свисает с ее худеющего тела. Она смотрит на свои руки.

— Вставай, — приказываю, делая шаг к ней. — Сегодня ты ужинаешь со мной.