Я задыхаюсь, выдох задыхающегося человека приводит меня в бешенство. Его рука отпадает.

— Когда мы доберемся до места, куда едем, ты расскажешь мне все, что у тебя с ним было. Я даже не могу произнести его гребаное имя! — кричит он.

— Его зовут Данте, — отвечаю я, гневные волны эмоций сотрясают самое мое основание.

— Заткнись, шлюха! — кричит он так громко, что моя голова откидывается назад, но не раньше, чем рукоятка его пистолета врезается мне в затылок.

Перед моими глазами появляются звезды, а веки закрываются. Я хнычу от боли, непроизвольно прикрывая жгучую боль в том месте, куда он меня ударил.

Все, кого я когда-либо считала на своей стороне — или должна была — предали меня. Мои родители. Данте. Даже Киара не сказала мне правду обо всем, что знала. Все они лжецы.

Моя голова мотается туда-сюда, когда темнота надвигается со всех сторон.

Мои глаза не могут бодрствовать. Все вокруг мерцает.

Это смерть?

Нет. Я не могу умереть.

Это не может так закончиться.

Данте…

ДАНТЕ

После утренней встречи с братьями Дом отправился домой, чтобы побыть с Киарой, а я решил пройтись по магазинам для Ракель. Я хотел купить ей что-нибудь красивое. Что-то блестящее, чтобы подходило к ее глазам.

Я потратил почти час, выбирая, какие серьги ей купить. Она не выглядит броско, поэтому я остановился на гвоздиках с шестью каратами. Их размер меня устроил, потому что все остальные выглядели слишком маленькими.

Я даже не знаю, понравятся ли они ей, но я хочу, чтобы у нее что-то было. Это не мой способ извиниться за ложь, которую я говорил. Я просто хочу дать ей что-то, чтобы показать, что она особенная. Может, мы и начали нетрадиционно, но я надеюсь, она поймет, что, кроме моих братьев, она — самый дорогой мне человек.

Пока я еду домой с серьгами в кармане, мне не терпится увидеть ее лицо, когда я подарю их ей. Я проехал всего несколько минут, когда в держателе зажужжал мой сотовый, и на дисплее высветилось имя Эллиота.

Нажав на кнопку, я позволяю Bluetooth взять на себя управление.

— Как дела, парень?

— Босс, — произносит он, задыхаясь. — Они забрали Ракель.

Мое сердце перестает биться.

— Что, блять, ты только что сказал? Когда? — Мои шины визжат, когда я нажимаю на педаль газа.

— Только что, сэр. Она сказала нам, что ждет заказ на еду, и я, блять, купился. А через несколько секунд подъехал фургон с оружием наперевес. Мы отстреливались. Они схватили ее и…

— Блять! — завопил я, снова и снова ударяя кулаком по рулю. — Она была ранена?

Мои слова наполнены безумием.

Что, черт возьми, она сделала?!

— Я так не думаю. Это произошло…

— Ты, блять, так не думаешь?! — Вена на моей шее гневно пульсирует. — Какого черта вы все натворили? Кто-нибудь преследовал фургон? Это был Карлито? Ее отец? Кто пришел за ней?

— Я не знаю, сэр. Они были в масках.

— Так что, черт возьми, ты знаешь?!

— Они застрелили охранника у входа и вошли внутрь. Мы преследуем их, — добавляет он. — Мы преследуем их на двух машинах. Сейчас я отправлю вам местоположение фургона.

Я смотрю на сообщение, которое он отправил, и у меня перехватывает дыхание, когда я читаю слова.

— Они недалеко. Я еду за ними. — Я сбрасываю звонок, разгоняюсь до скорости более ста миль в час и проношусь влево перед одной машиной, которая многократно сигналит.

Еду еще быстрее, проношусь мимо другой машины по средней полосе, чуть не врезавшись в нее.

Должно быть, она узнала правду и позвонила маме. Но как? Они не могли найти ее сами. Мы с братьями купили свои дома как ООО. Наши имена не указаны. Наших адресов тоже нет. Мы были очень осторожны, избегали телефонных линий и держали одноразовые на всякий случай.

Черт возьми, детка. Зачем ты это сделала?

Если я не верну ее…

Я ударяю кулаком по консоли.

— Черт! — реву я, нажимая на клаксон, чтобы заставить машину передо мной ехать быстрее.

Машина справа от меня сворачивает на среднюю полосу, пропуская меня. Наконец, съехав с шоссе, я еду по менее оживленным дорогам, зная, что они всего в квартале от меня.

Быстрее.

Быстрее.

Шины жгут бетон.

Я должен добраться до нее. Я должен спасти ее. Если я не смогу… если она умрет… это будет на моей совести. Я не прощу себя. Она должна была быть защищенной, а я не справился. Я позволил им забрать ее. Я сделал это.

Я резко поворачиваю налево, наконец-то вижу фургон и узнаю Ауди, которая принадлежит моим парням. Мы снабжаем всех наших людей такими машинами для рабочих целей.

Я набираю скорость и объезжаю фургон справа, двигаясь параллельно. Я смотрю на дверь, затем на окно со стороны пассажира. Там сидит мужчина; его лицо повернуто ко мне, его темные глаза видны сквозь лыжную маску, а губы кривятся в злобной улыбке.

Моя рука лежит на пистолете, готовая его использовать. Но я не могу выпустить пули, если есть хоть малейший шанс, что она может пострадать.

Мудак встает, удаляясь из поля зрения, и вдруг задние двери открываются, и я оказываюсь лицом к лицу с тем, кого знаю. С тем, чью кожу я буду с удовольствием сдирать с его лица. В его руке девятимиллиметровый пистолет.

— Где она, сукин ты сын? — спрашиваю я Карлито, который уже снял маску.

— О, смотри. Это мой давно потерянный лучший друг. Давно не виделись. Как поживаешь?

Я не отстаю от фургона, мои глаза прикованы к его глазам. К счастью, улица здесь тихая. Леса окружают их сторону дороги, а на моей — трава, склонившаяся вниз на небольшом холме.

— Она жива? Тебе лучше, блять, надеяться, что жива.

Его ответом стал скрипучий смех.

— Знаешь, до недавнего времени я понятия не имел, кто ты, черт возьми, такой. Ты хорошо меня провел. Но за ложь мужчине из-за выпивки и стриптизерши тебе должны отрезать яйца.

— Ты не мужчина. — Мой рот жестоко кривится.

— Да… — Он убирает вторую руку за спину, а я держу палец на спусковом крючке. — Это мы еще посмотрим.

В тот момент, когда я собираюсь выстрелить ему прямо между глаз, он подтаскивает тело вперед.

Ее тело.

На полу.

Ракель?

Я поднимаю пистолет так, чтобы ствол встретился с его лицом, мой пульс бешено бьется.

— Возможно, не стоит этого делать, — объявляет он, его рука захватывает ее рубашку спереди и поднимает ее на ноги.

Что-то не так.

— Какого хрена ты с ней сделал, ты, кусок дерьма?!

Ее голова свисает вперед, глаза закрыты.

Нет! Она не может быть мертва.

Мое сердце обливается кровью от сожаления.

Что я наделал? Зачем я втянул ее в нашу битву?

— Если ты выстрелишь в меня, я позабочусь о том, чтобы пуля попала в нее. Она еще жива, но едва ли. — Он сильно смеется, и у меня чешутся руки применить к нему свои ножи и заставить его кричать.

— Я заставлю тебя страдать. Я обещаю, — говорю я ему.

— Все, что ты есть — это киска с кучей угроз. После того, как я разорву ее на куски, я позволю тебе забрать ее гниющий труп. — Его рука крепче сжимает ее рубашку, поднимая ее тело с пола в воздух. — Она моя женщина! Она всегда будет моей, пока не умрет.

Он смотрит на нее, как развратный ублюдок, которым он и является. Как, черт возьми, я могу вытащить ее из этого?!

— Наконец-то я почувствую вкус этого тела. — Его оружие спускается по ее груди к животу.

Гнев вырывается из моих внутренностей, и я скрежещу зубами, пока моя челюсть не начинает дребезжать. Я поворачиваю машину ближе к ним.

— У тебя есть два варианта, друг мой, — продолжает он. — Либо ты отпускаешь меня и позволяешь мне немного развлечься, либо…

Пистолет движется вверх по ее телу, ствол упирается ей в висок.

— Я могу застрелить ее прямо сейчас, и мы покончим с этим.

Черт! Что, черт возьми, мне делать?

Может, я могу выстрелить в него, а мои люди займутся теми, кто впереди.