Она хнычет, и я делаю это снова. Сильнее.

— О, Боже, Данте. — Она извивается надо мной.

Моя рука теперь гладит ее покрасневшую кожу, такую красивую и соблазнительную. Мой указательный палец сдвигает ткань в сторону, обнажая ее влажное лоно.

— Ты такой твердый, — выдыхает она, ее сексуальный голос — мое спасение и мое проклятие. — Тебе нравится знать, как сильно меня возбуждают твои прикосновения в их присутствии, не так ли?

— Мм, нравится, — одобрительно хмыкаю я, погружая палец в ее вход. — Я чувствую это. Ты всегда такая мокрая для меня, не так ли, детка?

Она бормочет с низким криком, когда я сжимаю ее набухшие половые губы вместе. Она смотрит через плечо, и ее глаза цепляются за мои, как плот за океан, топя меня в волнах сожаления.

Я собираюсь причинить боль этой удивительной женщине, и я не чувствую ничего, кроме стыда за свой первоначальный план. За то, что вообще женился на ней под прикрытием лжи. Я хотел причинить боль ее отцу, но в итоге пострадает только она, и это уничтожит меня вместе с ней.

— Прикоснись ко мне, — умоляет она, еще сильнее вжимаясь в мою руку.

Я даю ей то, чего она хочет, погружая пальцы в ее влажный и теплый вход грубыми движениями. Она пытается подавить крик, зарываясь в мое тело, ее стоны вибрируют по мне. Другой рукой я раздвигаю ее, проникая глубже.

— Ты не очень хорошо справляешься с тем, чтобы сдерживать этот сексуальный голосок. — Я выскальзываю, потирая обе стороны ее клитора.

Она смотрит на меня с прерывистым, неровным дыханием, и когда я снова вхожу в нее, она прячет свое лицо, ее зубы впиваются в мою кожу.

Ее киска смачивает мои пальцы, практически стекая по ним, поэтому я делаю это сильнее, желая сломить ее. Она пытается сдержать тихие стоны, ее ногти впиваются в мою ногу, а все ее тело содрогается, теряя контроль.

— Кричи, детка. Пусть они услышат тебя. Пусть они услышат, как тебе это нравится.

Ее глаза возвращаются к моим.

— Данте… о, Боже, — заикается она, ее брови напряжены. — Я не могу.

Моя ладонь скользит в ее волосы, мои пальцы проникают в их мягкость, прежде чем я сжимаю их в кулак, откидывая ее голову назад до упора.

— Я не оставляю тебе выбора.

Ее киска сжимается вокруг меня, засасывая меня глубже, и я хочу трахнуть ее гораздо сильнее, чем просто руками.

Я загибаю пальцы внутри нее, со свирепой силой врезаясь в ее точку G. Ее бесконтрольность тает, сменяясь задыхающимися стонами и неистовым хныканьем. Когда она со мной, она не контролирует ни свое тело, ни свой разум. Она вся моя.

— Вот так, детка. Смотри, как хорошо ты принимаешь мои пальцы. — Я добавляю еще один, растягивая ее, продолжая вводить быстрее, глубже, не давая ее телу ни секунды на восстановление.

— Да! Да! Я кончаю! — кричит она, бьется в спазмах вокруг меня, а ее ногти царапают мою ногу.

Я не останавливаюсь, пока она не перестает биться в конвульсиях и ее дыхание не успокаивается.

— Боже мой. Мне так стыдно, — вздыхает она, едва в состоянии говорить.

— Не надо. Это было прекрасно. — Я позволяю своей руке выскользнуть из нее, засовывая все три пальца себе в рот.

Ее губы приоткрываются, глаза смотрят на меня. Мой член рвется к этой киске. Мы оба тяжело дышим, не в силах оторвать взгляд друг от друга, поглощенные знакомым магнетизмом, который тянет нас вместе, отгоняя остальной шум.

Не в силах больше ни минуты выносить, как она трется о мой член, я хватаю ее за талию и перекидываю через плечо, поправляя низ купальника, чтобы она была полностью прикрыта.

— Спасибо, — бормочет она, ее дыхание горячее, выстраиваясь вдоль моей спины.

— Я никогда не сделаю ничего такого, от чего ты будешь испытывать дискомфорт, детка.

И я серьезно. Я достаточно хорошо узнал ее за те три недели, что мы были вместе, достаточно хорошо, чтобы знать, что я могу трахать ее пальцами в присутствии моих сотрудников, но не носить ее на руках, когда она так обнажена.

Мы добираемся до нашей спальни, где я прижимаю ее к себе каждую ночь. Просыпаться с тем, кто мне дорог, все еще непривычно. Иногда кажется, что я — кто-то другой. А не тот гребаный монстр, которым я стал. Кто-то недостойный ее. Тот, кого она обязательно отвергнет.

Ракель всегда будет вне моей лиги. Ее красота всегда будет соперничать с моей дикостью. Но каждому дикарю нужна нежная королева, которая не даст ему погрузиться во тьму.

Опустив ее на свое тело, я заключаю ее в объятия, и наши взгляды сливаются в невысказанных обещаниях завтрашнего дня. Все мои сильные чувства к женщине, которую мне никогда не разрешали иметь, отражаются в моих глаз.

— Эти дни с тобой были лучшими днями за долгое время, — шепчу я. — Слишком долгое.

— Я тоже, — говорит она со вздохом, ее голос такой же приглушенный, как и мой, как будто любой более громкий звук разрушит этот момент. — Я… я не знаю, как оставить тебя, Данте.

Я рычу в разочаровании, быстро опускаю свой рот к ее рту и ненасытно целую ее, прекращая мысли о том, что мы больше не вместе. Мне нужно, чтобы она забылась, а это единственный способ, который я знаю.

Ее руки проводят по моему затылку, ее ногти сжимают и вдавливают ее рот в мой. Мы находим кровать и снимаем одежду. Мое тело прижимается к ее телу, мой взгляд скользит вниз, чтобы найти тот самый взгляд в ее глазах, который я чувствую самой душой.

Есть такое священное пространство между симпатией и любовью, место, которое ведет в одну сторону, хотим мы того или нет. И я преодолеваю адские ямы, чтобы добраться туда, борясь за ее сердце, даже зная, что мое в конце концов разобьется.

РАКЕЛЬ

Моя кожа может быть голой, но мое сердце? Оно полностью обнажено. Его ладонь так нежно прижимается к моей щеке, что я не могу унять молнию, пронзившую мое сердце. Его тело прижимается ко мне сверху, и эти глаза не отрываются от моих, пока он глубоко погружает свой член, его движения становятся отчетливыми при каждом толчке.

Мое дыхание вырывается торопливыми толчками, его — такими же тяжелыми, а его губы нежно гладят мои, когда я задыхаюсь в нем. Он стонет, когда его толстая длина растягивает меня, а его рука ложится на мою внутреннюю часть бедра, приподнимая его, вызывая более громкий стон. Новая позиция дает ему возможность проникнуть в меня еще глубже, так что я едва могу говорить.

— Ты чертовски красива, жена. — Его голос хриплый от эмоций.

В ответ я могу только кричать, погружаясь в его взгляд. Каждый дюйм меня принадлежит ему, до самой моей души. Это ощущение настолько потустороннее, что слезы застилают глаза.

И на этот раз, когда его губы настигают мой рот, он целует меня. Мягко. Интимно. Наполненный страстным голодом. Он прижимается ко мне, словно у нас есть все время в мире, словно каждую секунду он запечатлевает эти моменты, которые мы создаем. И я тоже. Находясь с ним здесь и сейчас, я задаюсь вопросом, как я могу оставить мужчину, который заставляет меня хотеть так сильно. Мои руки поднимаются по его затылку, желая прижать его как можно ближе. Я не хочу, чтобы это когда-либо закончилось.

Как я могу чувствовать себя настолько связанной с ним? Это ощущение реальности, как будто мы были вместе раньше. Как будто наши тела и наши сердца всегда должны были двигаться вместе. И он движет мной. Каждой своей частью.

Он откидывает назад свое лицо, наши взгляды снова сходятся, когда он опускает мою ногу. Его пальцы находят мой пульсирующий клитор, неторопливо поглаживая его. Я сжимаюсь вокруг него, мое тело содрогается, а мой голос становится все более нуждающимся, чем больше он прикасается ко мне — чем больше он погружается в меня — пока я не могу избавиться от силы освобождения, покалывающего меня.

— Да, Данте. Вот так. — Я умоляю о том, что, я знаю, он более чем готов дать.

Глубокий грудной рык вырывается из него, когда он погружается в меня с более сильными толчками, находя ритм, которому мне слишком трудно сопротивляться. И я падаю, сжимая его плечи, приковав свой взгляд к его глазам, позволяя ему взять все, что никогда не давала другому.