Они ворчат, но не делают никаких попыток повиноваться. Когда они оказываются недостаточно быстрыми, мы помогаем им, хватая их за рубашки и вытаскивая наружу.

Поначалу повсюду царит темнота, дневной свет уже давно исчез. Единственный свет исходит изнутри моего дома. Несколько наших людей выпрыгивают из фургона, следуя за нами. Эти засранцы борются с кляпами, кричат, когда их ноги подворачиваются на каменистой дорожке.

— Ты должен благодарить нас за то, что это не твое лицо на земле, — смеясь, говорит Энцо. — Это мы в хорошем настроении. Хотя не могу сказать, что будет, если один из вас не начнет говорить.

Дверь с щелчком открывается после того, как я засовываю в нее ключ. Ужас пронзил мое нутро, когда я понял, что у Ракель будет больше вопросов, чем я готов дать ей ответов.

Я подумал о том, чтобы приказать одному из своих людей держать ее взаперти в ее комнате, но решил не делать этого. В конце концов, она узнает, кто я и что я. Лучше начать с чего-то.

Она должна увидеть все мои части: и плохие, и еще более уродливые. Только тогда она действительно поймет, хочу ли она быть со мной. Будем ли мы вообще существовать после того, как все будет сказано и сделано. Лгать ей так, как я это делал, чтобы заставить ее выйти за меня замуж, наверное, непростительно.

Хотя я бы не стал ее винить. Она всегда была слишком хороша для меня, даже с кровью Бьянки, текущей в ее жилах.

Когда я толкаю дверь ногой, мы с Энцо поднимаем мужчин на ноги и заносим их внутрь.

В этот момент я вижу, как она поднимается по лестнице спиной ко мне, вероятно, направляясь в свою комнату. Но как только она слышит нас, она резко оборачивается. И как только она это делает — как только ее глаза переходят с мужчин с накинутыми на головы капюшонами на меня — ее взгляд расширяется, рот приоткрывается. Миллион мыслей, вероятно, проносятся в ее голове.

— Ракель, иди наверх, — выдохнул я.

— Что это? — Ее взгляд переходит на меня и остается там.

— Привет! — Мой брат машет рукой с улыбкой, как будто это какая-то чертова вечеринка. — Я Энцо, гораздо более симпатичный брат Данте. Я много слышал о тебе. — Он смотрит на меня со знающим выражением, которое я хочу стереть с его лица. — Я бы остался и поболтал, но у нас есть дела, о которых нужно позаботиться. Я обещаю, что у нас будет шанс встретиться как следует, и тогда, возможно, ты сможешь рассказать мне, что ты в нем нашла.

Он подмигивает, пока она смотрит на него, ее глаза все еще не оправились от шока. Затем она переводит свой испуганный взгляд на меня.

— Оставьте нас, — говорю я ему и своим людям, не отрывая от нее взгляда. — Отведите этих двоих вниз. Я буду там через минуту.

Энцо толкает наших пленников вперед, а я продолжаю смотреть на нее, желая больше всего на свете успокоить надвигающуюся бурю, омрачающую ее черты.

Когда дверь подвала скрипит и звук ее закрытия заполняет комнату, я медленно подхожу к ней, поднимаясь на первую ступеньку лестницы, на которой она все еще находится.

Но вместо того, чтобы ждать меня, она отступает назад с каждым глубоким и торопливым вдохом.

— Не бойся меня, — шепчу я, надеясь, что спокойствие в моем тоне заставит ее перестать отходить.

Она яростно трясет головой, ее непоколебимый взгляд говорит мне, что страх — ее единственный друг.

— Кто эти люди? Что ты собираешься с ними сделать?

— Ничего, чего бы они не заслуживали.

— Ты… ты собираешься их убить? — Ее голос дрожит.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Ракель?

— Чертову правду! — кричит она. — Кто ты на самом деле? Потому что ты точно не обычный бизнесмен.

Я хочу выплеснуть свое сердце и сказать ей то, о чем она умоляет, но я знаю, что не могу. Пока не могу. Пока ее отец и дяди не умрут, как и ее жених.

Если я скажу что-нибудь сейчас, она не захочет остаться. А если она уедет, кто знает, увижу ли я ее снова живой? Скрыть от нее правду — единственный способ уберечь ее.

— Правда в том… — Я колеблюсь мгновение. — Эти двое — нехорошие люди. Они очень сильно травмировали детей, и мы с братом сделаем все возможное, чтобы выяснить, где эти дети.

Я делаю еще один шаг ближе, и на этот раз она не отступает.

— Ты можешь это понять? Можешь ли ты жить с этим?

Мое сердце колотится, пока она продолжает молча смотреть на меня, неуверенность замутняет ее глаза, ее брови напряжены. Секунды могут превратиться в минуты, пока я жду, что она скажет мне, что понимает, почему я это делаю.

— Эти люди действительно обижают детей? Ты меня не обманываешь?

— Нет, Ракель. Я клянусь, детка. Они крадут их и причиняют им боль самым ужасным образом. Или, по крайней мере, они знают, кто это делает.

— О, Боже! — Рука зажимает ей рот.

Я делаю еще один шаг, желая быть ближе к ней, снова поцеловать эти губы. Наконец я оказываюсь перед ней, мои руки неуверенно тянутся к ее лицу, большие пальцы мягко проводят по верхушкам ее щек.

— Не бойся меня, хорошо? Я никогда не причиню тебе вреда. Надеюсь, ты это знаешь. — Я беру ее лицо в свои ладони, опускаю губы к ее лбу. — Я поднимусь к тебе, когда закончу, но только если ты этого захочешь.

— Я… я не знаю, чего я хочу. — Слова спотыкаются.

Я быстро вдыхаю, убирая руки. Она не хочет меня, больше не хочет, и она даже не видела меня в худшем состоянии. Она не видела, на что я способен.

— Я понимаю. — Разочарование запечатлевается в моем сердце, соседствуя с ненавистью к себе.

Конечно, я ей не нужен.

— Иди спать, Ракель. — Я спускаюсь по лестнице. — Мы можем поговорить об этом завтра, если хочешь.

Я скриплю зубами, стоя к ней спиной, ненавидя, что женщина, в которую я влюбился, больше не смотрит на меня так, как раньше. Я больше не ее спаситель. Я — тьма, которая находит ее мечты и превращает их в кошмары.

— Подожди, — зовет она, ее ноги топают по ступенькам.

Я поворачиваюсь к ней, надеясь, что она сможет принять меня таким, каким я стал.

Она стоит передо мной, ее губы складываются в тонкую линию.

— С того момента, как я переступила порог твоего дома, я знала, что с тобой связано нечто большее. Что-то опасное. — Она смотрит на свои ноги, прежде чем снова перевести взгляд на меня. — Но я также увидела хорошее в твоих глазах. Доброту. — Она медленно, нерешительно протягивает руку к моей, соединяя их вместе. — Я все еще вижу это.

Я переплетаю свои пальцы вокруг ее, ожидая каждого слова, которое она хочет сказать.

— Я знаю, что ты не причинишь мне боль, но я также знаю, что ты не честен со мной о том, кто ты есть. Я заслуживаю знать, с кем я связана, Данте, независимо от того, сколько времени мы вместе. Неважно, насколько реальными наши отношения могут или не могут быть.

— Ты права. — Я беру ее руку и подношу костяшки ее пальцев к своим губам, скрепляя наши взгляды так крепко, что я никогда не захочу их разнимать.

Она завладела самой сутью моей души. Все, что от нее осталось, принадлежит ей. По крайней мере, так кажется, когда она смотрит на меня так и когда я смотрю на нее в ответ.

Так мой отец смотрел на мою маму: как будто его день заканчивался и начинался с ее улыбки. Как будто она значила для него все. И это потому, что так и было. Я хочу, чтобы когда-нибудь так было и с Ракель.

— Прости, что оттолкнул тебя, — признаюсь я, прижимая ее руку к своему бьющемуся сердцу. — Я был чертовски напуган, детка. Потому что то, что я чувствую к тебе… я никогда этого не хотел, никогда этого не заслуживал. И до сих пор не заслуживаю. Но я хочу тебя больше, чем на три месяца. Я хочу тебя столько, сколько ты позволишь мне быть с тобой.

Моя вторая рука обхватывает ее спину, притягивая ее к своему телу, а я прислоняюсь лбом к ее лбу, закрывая глаза.

— Ты идиот, — дразнит она, сквозь ее слова пробивается слезливая улыбка.

— Так скажи мне. — Я вдыхаю ее запах, желая закрепить его в своем подсознании.

— Именно тогда, когда я думала, что не прощу тебя за то, что ты был засранцем… — Ее тон прорезается сырыми эмоциями, разрывая мое сердце. — Ты приходишь и говоришь такую глупость.