Возможно, это немного слишком, но я думаю, что она заслужила это после всего, через что ей пришлось пройти с Карлито и ее семьей.

Припарковав свой McLaren, я вхожу в дом и застаю ее в обнимку с диваном в гостиной с включенным телевизором. Она встает, как только видит меня.

— Как твоя рука? — На ее лице читается беспокойство.

— Как новенькая, — вру я.

Мышца все еще пульсирует, особенно когда я двигаю ею.

— Ага. — Она сужает глаза. — Ты отстойно врешь. Ты знаешь это?

Думаю, не так плохо, как ты думаешь, детка.

— Есть много вещей над которыми мне нужно поработать. — Я поднимаюсь на ступеньку, потом еще на одну. — И теперь, когда я вспомнил… как насчет того, чтобы ты подошла сюда, чтобы я мог снова попрактиковаться в поцелуях? Может быть, на этот раз у меня получится.

Она закатывает глаза, губы дразнят меня намеком на едва заметную улыбку.

— Не в этой жизни, Данте Кавалери. Я не такая девушка.

— Правда?

Я стою перед ней, грубо обхватывая ее челюсть, мой взгляд приковывает ее к месту.

— Утром мне так не показалось, когда ты терлась своей задницей о мой член, — говорю я грубо, хватаясь рукой за ее бедро.

Ее выдох мгновенно становится рваным, а лицо пунцовым.

— Я, наверное, спала.

— Кто теперь лжец, жена? Ты знаешь, что не можешь сопротивляться мне так же, как и я не могу сопротивляться тебе.

Я опускаю свои губы к ее губам, нежно целую ее один раз. Дважды. И хотя ее губы не целуют меня в ответ, меня встречает учащенное дыхание.

— Как насчет того, чтобы перестать отрицать, что ты хочешь меня? — Мои слова звучат в ее губах. — Как насчет того, чтобы посмотреть, к чему это приведет?

Ее грудь вздымается быстрее, когда мои губы накрывают ее губы, нежно лаская.

— Закончится ли все сегодня или через несколько месяцев, мир принадлежит нам, и нам не нужно знать, что будет дальше, чтобы наслаждаться теми днями, которые у нас есть.

— Я хочу, — признается она. — Но я не могу.

— Почему? — Мой голос низкий и глубокий, пока мой рот все еще касается ее рта, а моя рука плотно обхватывает ее поясницу.

— Ты пугаешь меня, Данте. Я никогда не чувствовала такого желания к кому-то, такого притяжения. — Она вздыхает, как будто это плохо. — Ты мне нравишься, и я не хочу нравиться тебе, потому что через три месяца я уеду. — Ее глаза опускаются на землю. — И может быть, ты привык дурачиться, а я нет.

— Эй. — Пальцем я наклоняю ее лицо к своему. — Не вешай на наши отношения ярлык. Не раньше, чем у нас будет шанс понять, кто мы такие. Кем мы можем быть.

Что, черт возьми, я говорю?

Она права. Мы не можем быть больше. Я не могу любить ее. Я предал бы своих братьев. Мою семью. Всех. По крайней мере, так я это вижу.

Но она моя жена и будет ею всегда, поэтому я не могу смириться с тем, что она называет нас интрижкой.

— Я не могу здесь оставаться. — Ее глаза, окутанные такой болью, молят о понимании. — Даже если бы я влюбилась в тебя в конце всего этого, я не смогла бы остаться. Они найдут меня и убьют нас обоих.

Я глажу ее по щеке, желая прикоснуться к ней при каждом удобном случае.

— Тебе не нужно беспокоиться о том, что они причинят вред тебе или мне. Я перережу горло каждому из них, чтобы ты была в безопасности. Ты слышишь меня?

В ее глазах блестят слезы.

— Ты ведь не имеешь в виду моего отца, верно?

Когда я не отвечаю, ее взгляд расширяется.

— Я не хочу, чтобы кто-то умер, Данте. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Иногда единственный способ обрести покой — это отнять чужой.

Она резко вдыхает, глядя на меня с привкусом страха.

— Кто ты? — Вопрос прозвучал шепотом, полным недоумения, как будто она уже знает ответ.

Но она не знает.

Она не знает, что я одновременно принц из ее сказок и монстр из ее кошмаров.

РАКЕЛЬ

Я была права насчет него, или, по крайней мере, думаю, что была. За этими неземными глазами скрывается опасность. Я только начинаю понимать, даже если она направлена не на меня.

Но те, кто встречал эту его сторону, должны бояться ее, когда они чувствуют ее приближение, как сгущение воздуха перед грозой.

По какой-то причине я его совсем не боюсь. Я не думаю, что он причинит мне вред, и надеюсь, что он не причинит вреда моей семье. Хотя, наверное, может.

Когда я уеду, мне не нужно будет беспокоиться о том, что кто-то будет воевать. Не из-за чего будет ссориться. Меня не будет.

Он держит меня в своих защитных объятиях, и мы покачиваемся вместе под мягкую мелодию, звучащую из динамиков, которые он установил в своем саду.

Я не могла поверить, что он спланировал такой интимный ужин. Еда была потрясающей. Как будто он знает все, что мне нравится.

После того как тарелки были убраны, мы разделили огромный кусок тирамису — еще один мой грешок. И как раз когда я думала, что вечер закончился, он удивил меня музыкой. И, черт возьми, этот человек умеет двигаться.

— Мне нравится танцевать с тобой, — мягко говорит он.

Его глаза смотрят на меня, похищая мое дыхание, и я не уверена, сколько его у меня осталось. Его руки обнимают меня за спину, и мы танцуем часами напролет, потерявшись в мелодии. Друг для друга. Солнце уходит, и огненное небо окрашивается оранжевыми и красными искрами.

— Мне тоже нравится танцевать с тобой, — удовлетворенно вздыхаю я, улыбаясь с таким полным сердцем, что не могу его сдержать. — Ты не обязан был делать все это для меня, но мне это так нравится.

— Ты заслужила это, Ракель.

Одна рука скользит к моему лицу, и каждый раз, когда он так нежно прикасается ко мне, это пробуждает мое безумное желание к нему, вьется теплом костра, который он разжег в ямке моего живота.

— Такая женщина, как ты, заслуживает того, чтобы с ней так обращались каждый день. Никогда не забывай об этом. — Его костяшки пальцев опускаются к моим губам. — Знай свою ценность, детка, потому что я знаю.

Мое сердце делает беспорядочные шаги, присоединяясь к моему желудку.

Смогу ли я оставить тебя?

Почему мои родители не могли заставить меня выйти замуж за него? Я бы точно была согласна. Не знаю, относится ли он так к каждой женщине, которой посчастливилось быть с ним, но я рада, что нахожусь рядом с ним. Приятно быть с мужчиной, который не пытается причинить мне боль, для разнообразия. Он улыбается, как будто услышал мои мысли.

И когда он ведет меня в очередном танце, я бесстыдно хихикаю, когда он кружит меня один раз, прежде чем я снова прижимаюсь к нему — тело к телу, сердце к сердцу, душа к душе. Как будто мы создаем нашу собственную музыку. Нашу собственную лирическую связь. Но когда музыка наконец закончится, когда слова перестанут кружиться вокруг нас, я не знаю, где окажется каждый из нас.

Подхватывается другая песня, и мы словно поглощены друг другом. Прикосновения, ощущение наших рук и тел, все это… это ошеломляет. То, что мы сегодня с ним, каким-то образом сблизило нас.

Когда песня заканчивается, моя голова опускается на его плечо, и он целует мои волосы.

— Я уже говорил, как красиво ты выглядишь в этом белом платье?

Я поднимаю голову с ухмылкой.

— Думаю, ты упоминал об этом до и после того, как поцеловал меня.

— Мы целовались? — Он наклоняет голову набок, его губы причудливо изгибаются. — Когда?

Я закатываю глаза от смеха.

— Ты идиот.

— Только когда ты рядом. — Он прикусывает нижнюю губу, его гипнотизирующий взгляд ползет по моему лицу, возбуждая меня до предела.

— Как насчет того, чтобы напомнить мне, детка? — спрашивает он, его тон испепеляет. — Хороший ли это был поцелуй?

Мои соски затвердели под тугими путами шелковой ткани.

— Это было прекрасно, — хрипло говорю я, вспоминая, как он стащил меня с последней ступеньки, как только я спустилась в платье, которое он мне купил.