Она будет моей. Она просто не подозревает об этом.

И все же.

— Я также не буду с тобой трахаться. — Она становится серьезной.

— Черт, мне так понравилось слышать, как ты произносишь это слово. Можешь сказать его еще раз, но на этот раз пониже?

Мой член становится тяжелым, твердым, а ее глаза превращаются в шутливо сверкающие щели. Ее руки скрещиваются над маленькой грудью, которая полностью бы уместилась в моих ладонях. Мои руки покалывает от желания прикоснуться к ней во всех тех местах, которые она прячет.

— Что-нибудь еще? — спрашиваю я, не в силах сдержать ухмылку.

— Я не буду трогать тебя.

— Это так смело. Есть ли здесь какая-нибудь свобода действий? Я надеялся прижаться к тебе.

— Абсолютно никаких прижиманий. — Она едва подавляет смех.

— Что если мы будем смотреть фильм, ты в моих объятиях, и в итоге мы заснем вместе?

Она садится прямее.

— Зачем мне вообще быть в твоих объятиях?

— Может быть, тебе было холодно? Может быть, тебе было одиноко? — Мой голос становится глубже, мой взгляд буравит ее. — Может, тебе просто понравилось, как мое тело ощущается рядом с твоим?

Ее щеки вспыхивают, она прикусывает уголок нижней губы, и мой член дергается, желая оказаться там.

— Этого… этого никогда не случится. — Но в ее глазах слишком много неуверенности.

— Никогда — это слишком сильное слово, — добавляю я. — Давай подождем и посмотрим, что произойдет.

— Ничего не произойдет. — Ее слова остры, как меч. Я буду получать слишком много удовольствия, плавя его, пока он не перестанет быть угрозой.

— Как скажешь, жена.

— Не говори так!

— Эй! — Я поднимаю руки в знак поражения. — Я согласился с тобой.

— Ага, но твой голос — нет.

— Я не могу контролировать то, как звучит мой голос. У него есть свой собственный разум, как и у некоторых других частей моего тела.

Она проводит дрожащей рукой по шее, призывая мою ладонь обхватить ее, сжать, когда я зарываюсь глубоко внутри нее, прижимаясь ртом к этим сочным губам. Как будто каждый слой ее кожи взывает ко мне, приманивает меня.

Она оглядывает комнату, явно желая уйти от этого разговора. Я могу только догадываться, что это потому, что, как бы она ни отрицала свой голод, я знаю, что в глубине души она хочет зажечь наш огонь и почувствовать, как он горит.

Иногда, когда ты встречаешь совершенно незнакомого человека, появляется невидимая нить, которая тянет тебя к нему. Словно гравитация смещается и создает что-то новое. Ты не понимаешь этого — черт, ты можешь даже не хотеть этого — но это происходит само собой. Так и между нами.

Это притяжение неоспоримо. Она может пытаться делать вид, что не чувствует его, но оно будет расти, пока мы оба не будем поглощены.

— Я не могу поверить, насколько это место большое, — говорит Ракель.

— Теперь это твое.

— На три месяца, — отвечает она, блеск в ее глазах ярко сияет, напоминая мне о моей темноте.

— На сколько захочешь.

— Я не останусь дольше трех месяцев.

— Отлично. — Мои губы поджимаются. — В любом случае, ты, наверное, надоедливая.

— Только после полуночи. — Она выдыхает легкий смех.

— Напомни мне держаться подальше, когда часы пробьют двенадцать. — Искренний смешок вырывается из моей груди.

Я не помню, когда в последний раз я так смеялся или улыбался с женщиной. Конечно, я делал это из вежливости, но это никогда не казалось настоящим. С ней все по-другому. Как будто мы давно дружим.

Ее плечи опускаются со вздохом, выражение лица становится мрачным.

— Спасибо. За то, что спас меня. — Она смотрит на меня со слишком сильными эмоциями, ее губы поджаты. — Потому что это то, что ты сделал.

Но я этого не делал, хочу сказать я. Я солгал.

Моя челюсть сжимается от необъяснимых чувств.

Это жалость? Стыд? Я не знаю.

Она слишком красива, чтобы оказаться в центре нашей войны. Слишком хороша, чтобы стать простой пешкой на нашей шахматной доске. Но в каждой войне есть свои жертвы, и она скоро станет моей.

Возможно, я не смогу полюбить дочь своего врага, но я буду относиться к ней со всем уважением, которого она заслуживает, а это гораздо больше, чем ее отец сделал для моей семьи. И в те холодные и одинокие ночи мы будем согревать друг друга, даже если наши сердца — всего лишь лед.

Я не могу поверить, что Карлито думал, что она когда-нибудь будет у него. Я бы сделал все возможное, чтобы уберечь ее от этого мудака. Мы оба не любим ее, но я не буду жестоким. Не так, как он. Женитьба на ней — это просто способ продвинуться в семье. Сейчас он всего лишь солдат, но жениться на дочери советника — это чертовски большой шаг вперед.

Жаль, что я только что поставил крест на его планах. Его невеста скоро станет моей женой, и я сделаю все возможное, чтобы он держался от нее как можно дальше. Если он не захочет держаться подальше, всегда есть пуля с его именем.

Когда она узнает о моих планах и лжи, которую я сказал, чтобы привести ее сюда, она возненавидит меня. Но для нее лучше ненавидеть меня здесь, где я могу держать ее подальше от того, что могло бы стать ее жизнью.

С тех пор как мы с братьями начали мстить Бьянки, и я увидел ее фотографии, сделанные во время нашего первого наблюдения, я сказал Дому, что она моя. Под ее красотой что-то скрывалось. Что-то сломанное и в синяках. Оно говорило со мной. Когда я узнал о браке, который планировали ее родители, я понял, что мы похожи больше, чем я думал. Мы оба боремся за возможность выбраться из жизни, о которой никогда не просили.

Все изменилось, когда умер мой отец и брат. Мой мир разрушился, его краски исчезли, как будто земля погрузилась во тьму. Боль с годами только росла, не давая покоя и тяготя меня.

Я не хочу этого. Я хочу жить свободным от уродства в моем сердце. Я не хочу, чтобы меня знали как жестокого убийцу, но я такой, какой я есть сейчас. У меня нет будущего, нет счастья, если все, что я когда-либо знал, — это месть. Мое сердце слишком черно, мои руки слишком окровавлены, чтобы отдать частичку себя кому-то еще. Да и кому это нужно?

Мне не суждено любить. Мое сердце пропитано кровью моих врагов, и ничто и никто не заставит его биться снова.

Я никогда не скажу Дому, что иногда мне хочется быть с кем-то. Он, из всех нас, тяжелее всех воспринял смерть. Кто может винить его? Кто знает, что случилось бы со мной, если бы мне пришлось наблюдать за смертью отца и брата, как это увидел он?

Если бы он не пошел искать нашего отца в тот день, если бы он не переступил порог того склада, он бы никогда не увидел, как их застрелили. Он никогда не станет прежним. Он стал холодным, отстраненным. Возможно, это также связано с тем, что он потерял Киару, своего лучшего друга.

Теперь он снова ее получил. Ну, не совсем. Она и понятия не имеет, что человек, похитивший ее прошлой ночью, — ее давно потерянный друг.

Где-то в его испорченном сердце я знаю, что он все еще заботится о ней. Может быть, именно он сможет забыть о прошлом. Может быть, у них может быть что-то вместе, что-то более сильное, чем наша потребность в мести. И, может быть, если они смогут, то и я смогу это получить.

Или, может быть, я веду себя как идиот.

Ракель возится со своими блинчиками, рассеянно отрезая вилкой маленькие кусочки, и почти не ест.

— У меня есть хорошие и плохие новости, — говорю я, надеясь вернуть лучезарную улыбку на ее лицо.

Я ненавижу видеть женщин расстроенными. Это дерьмо разрушает меня. Но с ней это еще хуже. Я ни хрена не знаю почему, и не хочу знать.

Ее внимание фокусируется на мне.

— Давай начнем с плохих новостей.

— У тебя здесь нет никакой одежды.

Она смеется.

— Это хорошая или плохая новость?

— Будем считать, что это ничья, малышка.

То, что ей нечего надеть, определенно плюс… для меня.

— Итак, какие хорошие новости?

— Коллин зайдет ко мне меньше, чем через час. Она мой личный консультант по покупкам, а теперь и твой. Она привезет тонну одежды и всякой ерунды, чтобы ты порылась в ней. Сходи с ума. Покупай все, что хочешь. Я дал ей указания.