Как только Сэйбл и Рэймонд вошли в столовую, Арчер бросил взгляд на помятое платье Сэйбл и пошутил:

— Похоже, теперь старший брат заставляет ее спать с ним в мусорных баках.

Сэйбл улыбнулась ему.

— Арчер, ужасно невежливо напоминать леди о ее растрепанном виде.

Филипп возразил:

— Есть растрепанный вид, а есть РАСТРЕПАННЫЙ вид. Милая сестренка, это платье выглядит так, словно оно провело ночь под кроватью.

— Почти, — многозначительно ответил Рэймонд.

— Рэймонд! — потрясенная и немного смущенная, Сэйбл искоса посмотрела на мужа.

Невинно улыбнувшись, он спросил:

— Если не под кроватью, то где же оно было?

Ее глаза расширились, и она ударила его по мускулистой руке.

— Прекрати, — возмущенно потребовала она.

Братья захихикали.

Прежде чем ситуация вышла из-под контроля, Джулиана сказала:

— Сэйбл, я хочу познакомить тебя с Анри Винсентом, моим старым и дорогим другом.

Сэйбл подумала, заметил ли кто-нибудь еще, как сияет Джулиана.

— Я рада познакомиться с вами, месье.

— Взаимно, — ответил он, поднимаясь на ноги.

Сэйбл наблюдала, как они с Рэймондом с неподдельным чувством обнялись. Было легко заметить, что двух мужчин связывали особые узы. Из разговоров с Джулианой Сэйбл знала, что Анри помог ей, когда умер ее любимый Франсуа, и что он заменил ее сыновьям отца. Рэймонду и Джеррольду было чуть за двадцать, когда умер Франсуа, но возраст Сорванцов варьировался от семи лет Филиппа до одиннадцати Арчера, и присутствие Анри много значило для них.

— Через несколько дней у Анри день рождения, и я собираюсь устроить бал в его честь, — заявила Джулиана.

Высокий, красивый Анри с нежностью посмотрел на Джулиану, но возразил:

— Ана, в этом нет необходимости.

— Нет, есть. Я давно говорила тебе, что мы отпразднуем твое шестидесятилетие, и этот год настал.

Бо сказал:

— Дядя Генри, ты знаешь, что если она что-то решила, то даже ангелы не смогут этого изменить, так что тебе лучше сдаться.

— Я хорошо знаю о ее решимости. Это была одна из тех черт, которые больше всего нравились в ней вашему отцу.

Сэйбл наблюдала за молчаливым взаимодействием Джулианы и Анри и задавалась вопросом, понимает ли кто-нибудь еще в комнате, что они влюблены друг в друга.

Она спросила Рэймонда об этом позже, тем же вечером, когда он подъехал в карете к отелю «Арчер», чтобы забрать Вашонов на вечер в театр.

Он ответил:

— Мама влюблена в Анри? Ты так думаешь?

— Да.

— Что ж, я разделяю твое мнение. Я считаю, что они были влюблены друг в друга много лет, но ничего не предпринимали из уважения к памяти Франсуа.

— Я не хочу показаться неуважительной, но Франсуа умер много лет назад. Твоя мать заслуживает немного счастья.

— Я согласен.

Забрав Вашонов, две пары направились по запруженным улицам к театру «Орлеан». В программе вечера должны были выступить известная поэтесса-северянка Луиза Деморти и чернокожий композитор Эдмунд Диди, чьи симфонические аранжировки особенно нравились жителям его родного Нового Орлеана.

Пары заняли свои места среди других элегантно одетых зрителей. В основном присутствовали французские креолы и свободная черная элита, хотя Сэйбл заметила нескольких солдат и миссионеров, которые приехали на юг, чтобы помочь вольноотпущенникам. Она также заметила немало враждебных взглядов, устремленных на нее.

Эстер, должно быть, тоже заметила их, потому что наклонилась к ней и тихо сказала:

— Мы с тобой, наверное, две самые презираемые женщины здесь.

— Я знаю, почему в мою сторону летят кинжалы — меня поносят за то, что я вышла за человека не своего круга, — но ты-то в чем виновата?

— В том же. Я замужем за Галено, а они — нет.

Сэйбл попалась на глаза особенно враждебно настроенная пожилая женщина, которая однажды утром пристала к ней на рынке.

— Видишь вон ту старую летучую мышь?

Эстер видела.

— Ее зовут Элоиза Трюдо. Она сказала мне в лицо, что я не имела ни малейшего права вступать в брак с представителем дома Левек. Она сказала, что рабам место в лачугах Фритауна, а не в бальных залах тех, кто выше их по положению.

— О. Полагаю, она хотела Рэймонда для своей дочери.

— Да.

— Ну, со мной обращаются не лучше. Я впервые познакомилась с семьей Галена, когда в 59-м умерла его бабушка Вада. Некоторые люди были приятными, но многие были холодны, как Мичиган в январе. Гален пообещал мне, что мы будем иметь с ними очень мало дел, и он сдержал это обещание. Я избегаю их, когда это возможно.

— У меня нет такой возможности. Я живу здесь.

Свет погас, прервав дальнейший разговор.

Представление было великолепным, и после него многие из зрителей отправились в ресторан «Арчер», чтобы подкрепиться и пообщаться. Посадив своих жен за столик, Рэймонд и Галено провели большую часть вечера, обсуждая тему, которая была у всех на слуху, — политическую ситуацию в Луизиане.

Самая интригующая новость касалась съезда, который планировалось провести в начале осени. Сообщалось, что в нем примут участие коренные белые радикалы и влиятельные представители свободной элиты. Цель: привлечь чернокожих в Республиканскую партию. Конвенция частично продвигалась бывшим редактором уже несуществующего журнала L'Union Луи-Шарлем Раунданезом и его новым партнером по издательству Жан-Шарлем Юзо, аристократом бельгийского происхождения и астрономом, чья радикальная политика стоила ему работы в Бельгийской королевской обсерватории в 1849 году. Теперь эти двое мужчин издавали газету под названием «Трибюн Нового Орлеана», более известную как «Трибюн», первую и единственную ежедневную газету для чернокожих в стране. В отличие от «Союза», который выступал в основном от имени франкоязычных, свободных чернокожих католиков Нового Орлеана, «Трибюн» издавалась как на французском, так и на английском языках. В ней также был более широкий взгляд и предпринята попытка связать судьбы вольноотпущенников и свободных вместе. Новая газета получила широкую поддержку белых радикальных политиков штата Луизиана и чернокожих представителей всех классов. В ее редакционных статьях содержались призывы к избирательному праву для всех цветных мужчин, равенству и десегрегации школ штата и трамваев Нового Орлеана. В нем также содержался призыв к принятию четких законов, регулирующих распределение конфискованных Союзом земель плантаций между вольноотпущенниками.

Когда Рэймонд и Галено, наконец, вернулись к своему столику, они обнаружили, что их жены окружены поклонниками и, по-видимому, увлечены серьезным разговором. Рэймонд услышал, как Сэйбл заявила кому-то: «Сэр, вы идиот».

В толпе раздались смешки. Собеседник Сэйбл, худощавый молодой чернокожий мужчина в воротничке священника, выглядел ошеломленным.

— Мадам Левек, вы наверняка согласны с тем, что образование необходимо. Вы сами просвещенная женщина.

— Да, это так, и я согласна, что образование необходимо для нашей расы. Однако я не согласна с северными гедеонитами, которые хотят заменить наших проповедников и учителей людьми, подобранными ими самими.

— Но мы хорошо обучены, а я получил сан. Мы приехали сюда, чтобы помочь этим несчастным душам.

— И мы, несчастные души, искренне благодарны, но вы не можете указывать, как людям молиться.

— Но здешние проповедники невежественны.

Сэйбл холодно заметила:

— В некоторых частях Юга эти самые люди проповедовали Слово Божье в кварталах, где это было запрещено законом. Возможно, им не хватает вашей обширной подготовки, брат Джулиус, но многие из них красноречивы и все преданы своему делу. Со сколькими проповедниками-вольноотпущенниками вы встречались?

— С достаточным количеством, чтобы понять, что их следует заменить. Попустительство и поощрение всех этих криков, воплей и подпрыгиваний — не лучший способ служить Ему.

— Мы, несчастные души, впервые за многие поколения ощущаем вкус свободы, брат Джулиус, — сказала ему Эстер. — Если люди хотят прославлять Его, стоя на голове, кто вы такой, чтобы говорить, что это неправильно?