— Целовались?
— На самом деле, да.
— Ты улыбаешься, Фонтейн. Должно быть, было много поцелуев. Может быть, ты не совсем безнадежна.
— Как ты узнала, что я провела с ним вечер?
— Поездка с ним по лагерю на черном жеребце — не самый скрытный способ передвижения. Весь лагерь сплетничает о вас двоих.
Это было не то, что Сэйбл хотела услышать.
— Ну, по крайней мере, они не говорят обо мне как об убийце.
— О, это тоже обсуждается. Тебе действительно нужно подумать о том, чтобы уехать отсюда, неважно, с майором Фонтейном или без. Этот Морс и его друг-повстанец майор Борден не остановятся. Я полагаю, ни одному из них никогда не приходилось выполнять приказы представителя расы, и это им не понравилось.
— Майор думает, что они создадут проблемы.
— Тем больше причин для того, чтобы ты уехала.
— Это легче сказать, чем сделать, особенно когда у тебя нет денег.
— Что случилось с твоими деньгами? Тебя ведь не ограбили снова?
— Нет, я отдала все деньги своей сестре Мэвис сегодня утром.
— Все деньги?
Сэйбл кивнула.
— Фонтейн, о чем ты только думала?
— Она моя сестра, Бриджит. Я не могла позволить ей голодать. Кроме того, мне скоро заплатят.
— Кто это сказал?
— Мне сейчас платит армия…
— И тебе повезет, если ты получишь то, что тебе причитается, до наступления нового года. Янки печально известны тем, что платят своим солдатам, когда у них появляется такая возможность.
Сэйбл вынуждена была признать, что слышала, как многие мужчины жаловались на длительные перерывы между выплатами, но Мэвис нуждалась в ее помощи. Сэйбл не жалела, что помогла ей.
— Что случилось с твоими собственными планами по отъезду? Разве Рэндольф не должен был стать твоим пропуском?
— Возможно, он все еще им станет. Он намекает на то, что собирается уехать в начале следующей недели.
— Его переводят?
— Нет, он собирается дезертировать.
— Дезертировать? — прошептала Сэйбл, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
Бриджит кивнула.
— Он устал от войны и скучает по жене и дочери. Когда он будет уезжать, он обещал взять меня с собой.
— Как он собирается пройти через посты?
Бриджит пожала плечами.
— Я понятия не имею и не спрашивала. Все, что меня волнует, — это уехать отсюда. Он справится с деталями. Хочешь присоединиться?
— Может быть.
Сэйбл подумала о том, что больше никогда не увидит майора, и у нее похолодело сердце.
— Что ж, я загляну к тебе позже на этой неделе и дам тебе знать, будет ли он придерживаться своего плана, — сказала Бриджит. — Но тебе понадобятся деньги, Фонтейн. Найди их. Одолжи или укради, если понадобится.
— Сомневаюсь, что мне придется заходить так далеко, Бриджит.
— Никогда не знаешь наверняка. А теперь обними меня, и увидимся позже.
Они быстро и крепко обнялись.
Когда Бриджит зашагала через двор, Сэйбл крикнула:
— Передай привет миссис Риз!
Бриджит обернулась и помахала рукой.
— Передам!
Сэйбл вернулась к развешиванию постельного белья и задумалась о том, чтобы уехать из лагеря. Здравый смысл подсказывал ей серьезно подумать над приглашением Бриджит. Главной целью Сэйбл было отправиться на Север, но прямо сейчас у нее не было возможности туда добраться. Могла ли она покинуть Левека? Хотя он и украл ее сердце, она знала, что должна это сделать. Несмотря на все свои галантные ухаживания, после войны он вернется в Луизиану и, оказавшись там, выберет себе жену из богатых дочерей своего элитного класса. Она сомневалась, что через год он даже имя ее вспомнит.
Конечно, он никогда не узнает, что она любит его, потому что она не собиралась ему в этом признаваться.
Глава 7
— Сколько еще? — спросил Рэймонд Андре, когда ставил свою подпись на очередном документе, касающемся лагеря. Казалось, что он подписывал списки дежурных, заявки на снабжение и полевые отчеты весь день.
— Осталось всего пять.
Рэймонд проворчал. Он терпеть не мог бумажную волокиту.
Андре вложил под перо Рэймонда еще один лист бумаги и подождал, пока тот подпишет его, прежде чем передать ему следующий.
— Я думал, у тебя будет настроение получше после вечера с мисс Фонтейн.
Рэймонд никак это не прокомментировал.
— Ты плохо провел время?
— Нет, я хорошо провел время.
— Тогда почему ты ворчишь?
— Давай просто скажем, что я надеялся на лучшее времяпрепровождение, но во мне проснулась совесть.
— Твоя совесть? У тебя есть совесть?
— Очевидно, есть, и я все еще пытаюсь решить, горжусь ли я этим или нет.
— Галено лопнет от смеха.
Рэймонд сверкнул глазами.
— Так и будет, ты же знаешь его.
— Не говори мне о Галено. Если бы он не пожелал мне этого, ничего бы этого не случилось.
— Чего пожелал?
— Чтобы однажды появилась женщина, которая заставит меня пройти через то же, через что его заставила пройти Маленькая Индиго.
— И очаровательная мадемуазель Фонтейн осуществила желание Галено.
— Мы закончили? — рявкнул Рэймонд.
— Нет, еще два документа.
Рэймонд подписал их, и Андре положил документы в свою папку.
— Знаешь, если это тебя утешит, я уверен, что твоей матери действительно понравилась бы мисс Фонтейн, — заметил Андре.
— Я тоже так думаю, но Сэйбл не согласилась с моим планом отправить ее в Луизиану.
— Почему нет?
— Она спросила меня, зачем ей, ради всего святого, променивать свою новообретенную свободу на еще один вид рабства, став моей любовницей.
— Она права.
Рэймонд снова сверкнул глазами.
— Да, она права, нет смысла лгать об этом, — продолжил Андре. — Хотя я не могу припомнить, чтобы женщина когда-либо отказывала тебе подобным образом. Похоже, это довольно болезненно.
— Разве у тебя нет других дел?
Андре отдал честь.
— Я оставлю тебя наедине с твоими страданиями.
Он собрал оставшиеся бумаги и направился к выходу из палатки, весело насвистывая.
Рэймонд сидел в палатке задумчивый и молчаливый. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо хотел женщину так сильно, как Сэйбл Фонтейн. Вчера вечером, вернув ее домой, он с трудом заставил себя отпустить ее. Ему до боли хотелось заняться с ней любовью всевозможными способами. Он хотел больше ее поцелуев, больше ее тихих вздохов. Он хотел запечатлеть на ней всю полноту своего чувственного опыта, чтобы она запомнила его на всю оставшуюся жизнь.
Но он этого не сделал, и из-за их страстного флирта он лег спать твердым, как железнодорожная шпала, и проснулся сегодня утром в том же состоянии. Сможет ли обладание ею, наконец, положить конец его навязчивому желанию или оно только усилится? Кто бы мог подумать, что он будет колебаться, прежде чем вступить в отношения с красивой и желанной женщиной, из-за угрызений совести, о которых он и не подозревал.
Когда они с Галено учились в университете в Париже, они пробовали куртизанок так же часто, как и вина. Надушенные и вызывающие женщины с такими именами, как Иветта, Симона и Габриэль, обучали их искусству чувственности, показывая им многочисленные и разнообразные пути к женскому удовольствию. За прошедшие с тех пор годы у него были отношения с дочерями графов, придворных, министров и беглых рабов. Он занимался любовью в стогах сена, надушенных будуарах и роскошных садах, и ни разу его не мучила совесть. Никогда.
Так почему же сейчас? Рэймонд гордился тем, что доставлял женщинам удовольствие. Если бы прошлой ночью он был не с Сэйбл, а с кем-то другим, он вряд ли стал бы колебаться; он бы медленно раздел ее и овладел ею прямо там, на полу, при свете факелов. Но это была Сэйбл, и, как он сказал себе прошлой ночью, она заслуживала лучшего. По причинам, которые ему еще предстояло разгадать, он не хотел, чтобы его запомнили как мужчину, с которым она занималась любовью на закопченном полу сгоревшего особняка.
Однако он действительно хотел, чтобы она стала его любовницей, и хотя он понимал, почему она не приняла эту идею, ему было неприятно, что он получил категорический отказ. Об обаянии старшего отпрыска дома Левек ходили легенды, но рядом с Сэйбл он чувствовал себя обездоленным маленьким мальчиком, стоящим у витрины кондитерской и с тоской прижимающимся лицом к стеклу.