Он не удивился ее словам. У нее всегда было доброе сердце.

— Я обещаю.

— Хорошо. А теперь убирайся из моего дома, пока я не начала реветь.

С горько-сладкой улыбкой Рэймонд Левек встал, поклонился и вышел.

Глава 11

В тот вечер Дрейк и Бо пришли поужинать с Джулианой и Сэйбл. Только все уселись за сверкающий стол, как вошел Рэймонд.

— Добрый вечер.

Удивленная Джулиана воскликнула:

— И тебе доброго вечера. Пришел, чтобы присоединиться к нам?

— Я подумывал об этом.

Сэйбл тоже была удивлена его необычным появлением. Он никогда раньше не ужинал с ними. Она подвинула свой стул, чтобы освободить место рядом с собой. Джулиана достала для него тарелку из нового шкафа.

Сэйбл не знала, как себя вести, когда он был так близко. Нежный и страстный мужчина в ее спальне, казалось, мало походил на того строгого, неприступного мужчину, каким он бывал в других местах. Она решила, что просто последует его примеру.

За ужином они обсудили текущую реставрацию дома и его обстановки, а также желание Джулианы нанять новый штат прислуги.

— Я готовлю сама с 63-го года, и, честно говоря, мне это надоело, — призналась она.

— Мама, я слышал, что Малышка Реба вернулась в город, — сказал Дрейк.

— Племянница Макси здесь? — воскликнула Джулиана. — Она работает?

— Я не уверен, но могу выяснить.

— О, да, это стало бы ответом на мои молитвы.

— Кто такая Малышка Реба? — спросила Сэйбл.

— Племянница одной из маминых очень хороших подруг Макси, — объяснил Бо. — Малышка Реба переехала в Мичиган перед войной, чтобы жить со своей тетей, которая работает поваром у лучшего друга Рэймонда, Галено Вашона.

— И, как и у ее тети Макси, призвание Ребы — готовить, — добавила Джулиана. — Если Реба согласится работать на меня, мне больше никогда не придется есть свою стряпню.

Затем разговор перешел на работу Рэймонда в Бюро вольноотпущенников.

— Дела идут неважно, — заявил он. — На каждого хорошего агента приходится трое, которые заботятся только об интересах своих бывших хозяев. Их совершенно не волнует работа, которую они должны выполнять.

— Разве нет законов, регулирующих деятельность бюро? — спросила Джулиана.

— Да, но в разных штатах они разные, поэтому нет четких правил, как должны действовать агенты. В некоторых местах, например, здесь, в Луизиане, есть суперинтенданты, которые делают все возможное, чтобы помочь вольноотпущеннику. В других местах агентов обвиняли в том, что они избивают беженцев и позволяют плантаторам увольнять своих новых чернокожих сотрудников, когда наступает день выплаты жалованья. Согласно многочисленным сообщениям, коррупция процветает.

Дрейк спросил:

— Что это я слышу о том, что преподобный Бенджамин Рэндольф нанялся агентом? Я познакомился с ним во время войны, когда он был капелланом Двадцать седьмого полка.

Рэймонд ответил:

— Он пытается получить должность, но не так уж много чернокожих приглашают на работу. Его должны были нанять сразу же. Этот человек хорошо образован, окончил Оберлин. Он даже сказал, что будет работать бесплатно, если его направят туда, где он сможет помочь лучше всего.

Сэйбл не понимала, почему Бюро вольноотпущенников отказалось нанять такого человека, как преподобный Рэндольф. Образованные чернокожие с севера и юга оказывали неоценимую помощь бывшим рабам. Школы для вольноотпущенников открывались по всему Югу, в бильярдных, на складах и в заброшенных товарных вагонах, и многие образованные чернокожие были нужны в качестве учителей.

Сэйбл также знала, что участие свободных чернокожих помогло разрядить часто вспыхивавшие жаркие споры о том, следует ли свободным чернокожим вступать в союз с вольноотпущенниками. Некоторые представители свободной элиты в таких местах, как Новый Орлеан, Мобил и Чарльстон, отказывались отправлять своих детей в школы вольноотпущенников и публично отмежевывались как от них, так и от их идей. Согласно тому, что она узнала от городских работников по оказанию помощи, новоорлеанская газета «Юнион», выходящая три раза в неделю и издаваемая свободными чернокожими братьями Луи-Шарлем и Жан-Батистом Раунданез, сообщала об этой проблеме. Когда газета была основана в 1862 году, ее передовицы, опубликованные на французском языке, выступали за предоставление избирательного права и гражданских свобод только свободным чернокожим, владеющим собственностью. Они не видели никакой выгоды в том, чтобы ассоциироваться с массами необразованных чернокожих из сельской местности.

Сэйбл понимала их взгляды, даже если и не соглашалась с ними. До войны только в Новом Орлеане свободные чернокожие владели собственностью стоимостью почти в пятнадцать миллионов долларов. Многие из них были рабовладельцами, и этот факт казался ей поразительным. Некоторые из них были землевладельцами на протяжении многих поколений и получили образование в Испании и Франции. Когда началась война, освобождение рабов повлияло и на их доходы, и на традиции. Некоторые свободные чернокожие сражались на стороне Конфедерации и поддерживали ее финансово. Бернард Соули, богатый деловой партнер Джулианы, лично одолжил Конфедерации десять тысяч долларов.

После окончания войны элитарная позиция, поддерживаемая такими людьми, как братья Раунданез, резко изменилась, главным образом потому, что страна отказывалась проводить различие между чернокожими. Судьбы свободных и недавно освобожденных были вплетены в одну историю, нравилось это людям или нет, и ни одна из сторон не смогла бы пользоваться правами, обещанными Конституцией, без помощи и поддержки другой. Аболиционист и поэт Ральф Уолдо Эмерсон назвал свободу «медленным плодом», и Сэйбл была вынуждена согласиться.

После ужина Рэймонд снова удивил Сэйбл, спросив, не хочет ли она прогуляться с ним на свежем воздухе. Все еще не уверенная в его настроении, она заглянула ему в глаза, пытаясь разгадать его намерения, прежде чем признаться:

— Я бы с радостью.

Он помог ей подняться, и они извинились перед Джулианой, Дрейком и Бо. Они вышли на залитую лунным светом территорию за домом и подошли к небольшой беседке, которую несколько дней назад возвели рабочие Дрейка.

Рэймонд посмотрел на балки конструкции под открытым небом.

— Я рад, что Дрейк построил маме новую беседку. Старая разваливалась.

— Как долго она простояла?

— Мой отчим построил ее для нее в первый год их совместной жизни. Я помню, как они часто проводили здесь вечера после ужина.

— У меня сложилось впечатление, что они очень любили друг друга.

— Да, очень любили.

Учитывая все трудности, которые, казалось, были у них с Рэймондом, Сэйбл не ожидала, что когда-нибудь познает такую сильную любовь.

— Зачем ты пригласил меня сюда? — тихо спросила она.

— Я не знаю, — признался он. — Может быть, чтобы сказать тебе, что мы с моей любовницей расстались, или, может быть, просто чтобы ты была рядом. Я не знаю.

Он стоял к ней спиной, его силуэт вырисовывался на фоне лунного света, и казалось, что он стоит на палубе одного из своих кораблей.

— Ты действительно расстался с ней? — спросила Сейбл.

— Да. Я не делил с ней постель с тех пор, как вернулся домой. Похоже, у меня появилась тяга к лунам и солнечным лучам.

Хотя Сэйбл и обрадовалась этой новости, она задалась вопросом, что все это значит для их брака.

— Означает ли это, что ты изменил свое мнение обо мне?

— Нет, я все еще не доверяю тебе, но ты как сирена. Чем больше я стараюсь держаться подальше, тем больше хочу заключить тебя в свои объятия.

Он повернулся и посмотрел на нее. Даже в темноте она чувствовала его противоречивые чувства и непреодолимое желание. Он сказал ей:

— Пойдем, я провожу тебя в дом.

Следующий день Сэйбл провела, как и большинство дней в последнее время, прочесывая город в поисках сирот, нуждающихся в спасении. По оценкам городских властей, к концу года местное население пополнится по меньшей мере двадцатью тысячами вольноотпущенников, многие из которых — дети. Она находила их на ступенях церквей, у порогов дверей, роющихся в мусоре за ресторанами и гостиницами и бесцельно блуждающих. Некоторые из них были разлучены со своими семьями, и сердце Сэйбл всегда наполнялось радостью, когда они воссоединялись со своими родственниками. У других, действительно осиротевших, не было никого, кто мог бы их кормить, любить или защитить от городских беззаконников. Некому было уберечь их от лап плантаторов с дурной репутацией, которые использовали новые законы, запрещающие безработицу, чтобы снова обратить их в рабство.