— Потому что ты не хочешь обсуждать… ооо…

Его рот обхватил ее сосок через ткань платья и дразнил его ровно столько, сколько потребовалось, чтобы вызвать у нее ответную реакцию, прежде чем перейти ко второму. Когда ее чувства затрепетали, а сердце бешено заколотилось, он хрипло спросил:

— С какой стати мне обсуждать перебежчика-повстанца, когда я могу обсудить, как хорошо твои груди ложатся в мои ладони…

Сэйбл возблагодарил небеса за защищающий полог кареты, когда он отодвинул в сторону лиф ее платья и обхватил ладонями ее обнаженную золотистую плоть с темными кончиками.

Его язык что-то обсуждал, пока она мурлыкала. Он убедился, что каждая вершинка начала молить о пощаде и трепетать, прежде чем подняться и поцеловать ее приоткрытые губы. Его рука властно скользнула ей под платье, обводя ее бедра, лаская рисунки луны, а затем переместилась к центру ее тела.

Она выгнулась навстречу горячему, сладкому волшебству. Она хотела отругать его за то, что он был таким высокомерным, но не смогла подобрать нужных слов.

Не требовалось никаких слов — только мурлыканье, вздохи и стоны, когда он задержался на ее обнаженной груди, задержался у ворот ее храма и вызвал такой вихрь ощущений, что ей не хотелось никогда больше выходить из кареты.

Но карета остановилась перед небольшим особняком, который он купил для нее, и им пришлось выйти.

— Давай же… — прошептал он ей в губы, поправляя платье.

Сэйбл не заметила, как вышла из кареты. Она едва осознавала, что стоит ошеломленная, а страсть пульсирует, как барабанный бой, между ее пульсирующими бедрами, пока он расплачивался с кучером.

Рэймонд подхватил ее на руки и понес к крыльцу. Оказавшись внутри, он поставил ее на ноги и снова завладел ее губами. Их путь вверх по лестнице прерывался поцелуями, прикосновениями и медленным, уверенным наслаждением, когда его руки задирали ее платье до талии. Те же руки завораживающе прошлись по ее ягодицам, затем умело расстегнули завязки панталон. Она едва заметила, как одежда слетела с нее. Прикосновение его обнаженных рук, ласкавших ее так эротично, заставило ее вскрикнуть.

— Я не могу ждать, моя королева… — хрипло выдохнул он. После сцены в карете они оба были на грани срыва.

И они занялись любовью прямо там, на лестнице, залитые лунным светом, струившимся через все еще открытую входную дверь.

Сэйбл приняла обещанную ванну только поздним утром следующего дня. Он устроил ей страстнное купание, что побудило ее снова покорить вершины желания. Он вынес ее мокрое тело на веранду и уложил на стеганое одеяло под теплыми лучами луизианского солнца. Пока она лежала, спелая, влажная и затаившая дыхание, он чувственно вытирал полотенцем и губами темные, напряженные бутоны ее грудей, прежде чем перенести свои ослепительные ласки на набухший, чувствительный бутончик между ее бедер. Только после того, как она начала извиваться и терять рассудок, он наполнил ее железом своей собственной пульсирующей потребности и любил ее до тех пор, пока освобождение не поглотило их обоих.

Ближе к вечеру Сэйбл проснулась от голода. Пока Рэймонд продолжал спать, она выбралась из постели и, обнаженная, вышла из их комнаты, чтобы посмотреть, что есть съестного. Спускаясь по лестнице, она нашла свои панталоны, платье и его брюки. Она также обнаружила три пуговицы, которые когда-то были прикреплены к его рубашке. Вспомнив, как они оказались оторванными, она покраснела от смущения. Она подняла их и положила в карман его брюк. Прошлой ночью, в своем страстном желании погладить его обнаженную кожу, она сорвала пуговицы. Он не возражал, так же, как и она не возражала против того, что он в своем похотливом порыве разорвал спереди ее тонкую сорочку.

Пуговицы и порванная сорочка свидетельствовали о том, насколько сильной была их страсть. Спускаясь по лестнице, она с улыбкой представляла себе будущее, полное оторванных пуговиц и скандально порванного нижнего белья.

Спустившись вниз, она была поражена богатством мебели, которая теперь заполняла комнаты. Здесь были картины, красивые мягкие диваны и стулья, а в кабинете — сверкающий новый письменный стол. Она понятия не имела, когда Рэймонд приобрел всю эту мебель, но каждая деталь свидетельствовала о его превосходном вкусе.

На кухонном столе стоял красивый хрустальный графин, наполовину наполненный янтарной жидкостью, которая, по-видимому, была коньяком, но в шкафчиках не было никаких продуктов. Даже морковки. «Даже ложки нет», — подумала она, продолжая осматривать ящики и корзины в просторной комнате.

— Довольно пусто, да?

Она была поражена, увидев Рэймонда в дверном проеме, одетого в черный шелковый халат.

— Доброе утро, — сказала она, наслаждаясь мыслью о том, что он рядом.

— Красивый наряд, — сказал он, указывая на ее наготу.

Она покрутилась, словно демонстрируя новое платье.

— Знаешь, это сейчас в моде.

Он улыбнулся, чувствуя, как его мужское достоинство подпрыгнуло от восторга при виде ее обнаженной и золотистой кожи. Мысль о том, чтобы снова заняться с ней любовью, сильно искушала его.

— Я предлагаю тебе найти что-нибудь, что можно было бы надеть поверх твоего модного наряда, если только ты не хочешь, чтобы тебе понадобилось еще раз принять ванну, ваше величество.

Она постояла немного, словно обдумывая предложение, а затем лукаво ответила:

— Эта столешница кажется довольно прочной… Нам можно заниматься любовью на кухне?

Мужское достоинство Рэймонда под халатом ожило в полную силу.

Она подошла к столу в центре комнаты, ослепляя его видом своих лун и солнечных лучей, когда вызывающе проходила мимо.

— Или… может быть, здесь?

Рэймонд усмехнулся, его тигриные глаза сверкнули.

— Ты очень игривая, моя королева…

— Игривость интригует тебя не меньше, чем провокационность, Рэймонд.

Это была отсылка к их разговору в тот вечер, когда он пропустил вечеринку по случаю дня рождения Мюриэл.

— Ты права, — подтвердил он, сделав мысленную пометку при первой же возможности заняться любовью на столешнице.

— Однако, моя ненасытная бижу, мужчине, в отличие от женщины, нужно время, чтобы прийти в себя после такой… интенсивной деятельности.

— Ой.

Рэймонд покачал головой. Девственницы. Нет, поправил он себя, бывшие девственницы.

— Так что иди и оденься. Позже, если будешь хорошо себя вести, я покажу тебе крепкость стола, стойки и, возможно, вон той скамейки.

Сэйбл преувеличенно надула губы.

Он громко рассмеялся.

— После всей любви, которую я тебе подарил, как ты смеешь дуться? Поднимайся наверх, бесстыжая женщина. Поищи в шкафу что-нибудь из одежды и не возвращайся, пока не прикроешься.

Дерзко улыбаясь, она отправилась выполнять поручение мужа.

Она вернулась на кухню в одном из его халатов. Он был таким объемным, что из него можно было сшить платье и две блузки.

— Так лучше? — спросила она.

— Намного.

— Хорошо. А теперь объясни мне, почему в твоей кладовой ничего нет.

Он пожал плечами.

— В этом не было необходимости. Я здесь только сплю. Я ем у Арчера.

— Ты планируешь когда-нибудь заниматься чем-нибудь, кроме того, чтобы спать здесь?

— Я не знаю, мне нужно спросить у моей жены.

Сэйбл улыбнулась.

— Я продал свою квартиру в городе, — сказал он ей. — С этого момента мы будем жить здесь. Просто чтобы ты знала.

— А если я решу жить в другом месте, мой высокомерный рыцарь?

— Тогда ожидай, что я запру тебя в своей башне, пока ты не сдашься.

— Это звучит не так уж ужасно. На самом деле, мне может понравиться быть запертой в твоей башне.

Он покачал головой, глядя в ее вызывающие и игривые зеленые глаза.

Они решили пойти перекусить к Джулиане. Сэйбл ничего не оставалось, как надеть то же платье, в котором она была вчера вечером. Она молилась, чтобы Сорванцы ушли по своим делам, и она не подверглась их насмешкам.

Ее мольбы были отвергнуты. Все сыновья Джулианы присутствовали на позднем обеде. Сэйбл не знала красивого седовласого джентльмена, сидевшего рядом с Джулианой.