— Я не втиралась, — едко ответила она, а затем как можно более терпеливо рассказала ему, как познакомилась с Вереной Джексон в Бостоне и, в конце концов, приехала в Новый Орлеан.

— Я совершенно случайно познакомилась с твоей матерью.

Его манера держаться не изменилась, поэтому невозможно было сказать, что он думает по поводу этой истории, но Сэйбл решила, что его мнение для нее не имеет большого значения.

— Я бы хотела вернуть тебе столько, сколько смогу. У меня есть деньги, которые я накопила…

— Они мне не нужны.

— Тогда чего ты хочешь?

— То, что моя мать уже дала мне. Тебя.

— Но ты не хочешь жениться на мне.

— Нет. Я не хочу ни на ком жениться, но ты подойдешь.

— Значит, ты собираешься наказать меня?

— Нет, я намерен взять тебя в жены. Как только ты забеременеешь, мои формальные обязанности по отношению к тебе как мужа прекратятся. Конечно, я обеспечу тебя и малыша всем, что вам потребуется, но мы с тобой будем жить раздельно

— Это звучит очень мрачно.

— Для тебя, несомненно, так и будет.

Он показался ей таким высокомерным и оскорбительным, что у нее возникло искушение выйти за него замуж назло.

— Тогда зачем вообще жениться? — спросила она.

— Потому что моя мать и так многим пожертвовала. Война разрушила ее образ жизни и унесла жизнь ее второго сына. Я бы женился на самой Медузе, если бы это сделало ее счастливой.

Сэйбл внимательно наблюдала за ним. Только глупец поверил бы, что брак с ним может перерасти в брак по любви, но она надеялась на дружеские отношения и, да, привязанность, после того как они решили бы проблемы между собой. Теперь, по словам Рэймонда, не будет ни того, ни другого. Здравый смысл подсказывал ей, что, несмотря на их личные трудности, жизнь, которую он пообещал обеспечить для нее и ее детей, намного лучше, чем влачить существование на улице. Так почему же она была в таком унынии? Ответ лежал в ее сердце; она влюбилась в него теми теплыми ночами в Джорджии, и, несмотря ни на что, она все еще любила его.

— Итак, зная мои условия, ты все еще хочешь этого? — спросил он.

Сэйбл вздернула подбородок.

— Да. Твоя мать была очень добра ко мне. Как и ты, я бы вышла за самого дьявола, чтобы сделать ее счастливой.

— Тогда мы пришли к соглашению.

— Да.

Несколько дней спустя, двигаясь очень осторожно, Сэйбл сняла свои дорогие перчатки и позаимствованные украшения и положила их на маленький туалетный столик. Она никогда еще не была так зла.

Сегодняшний вечер был катастрофой. Джулиана пригласила небольшую группу друзей и родственников на вечеринку по случаю помолвки, чтобы отпраздновать предстоящее бракосочетание. Пришли все, кроме жениха. В конце вечера он отправил матери записку, в которой выразил свои сожаления. Не было никаких объяснений, только его извинения. Джулиана поклялась убить его, как только увидит.

Сэйбл сняла свое красивое платье и повесила его на спинку стула. Намеренно ли он унизил ее? Намеренно ли он сделал ее объектом для сплетен и завуалированных намеков, разлетевшихся по всему городу? Знал ли он, что уже немало женщин подходили к ней на рынках и в магазинах и заявляли ей в лицо, что она не имеет права выходить замуж за представителя дома Левек? Его отсутствие сегодня вечером только подольет масла в огонь.

Сэйбл плюхнулась на кровать. Спасибо небесам за ее новых братьев. Они танцевали с ней, приносили напитки и, как правило, помогали ей с улыбкой встречать каждого нового гостя. Она слышала, как не один мужчина обещал принести ей голову Рэймонда на блюде за то, что заставил ее пережить такой унизительный вечер, и прямо сейчас она хотела не только его голову, но и обе руки.

Рэймонд, сидевший верхом на Пегасе, поднял руку, и остальные всадники из его небольшого отряда остановились. Плантация, которую они приехали навестить, лежала впереди. Владелец, который, несомненно, спал в этот поздний час, в течение нескольких недель похищал чернокожих детей и заставлял их работать на его земле. Хотя родители умоляли Бюро по защите прав вольноотпущенников вмешаться, ни агенты, ни армия, казалось, не были склонны вмешиваться. Когда Рэймонд, наконец, смог привлечь к этому вопросу внимание капитана, которому, казалось, было не все равно, у него не было полномочий посылать войска. Разозленный безразличием властей и не имея другого выхода, Рэймонд собрал для этой цели свои собственные войска. Все они были ветеранами гражданской войны, и все стремились к тому, чтобы свобода, завоеванная в ходе войны, не была отнята у тех, кто был освобожден.

— Хорошо, — тихо сказал Рэймонд. — Мы втроем зайдем спереди. Вы двое заходите через черный ход. Убедитесь, что на вас маски.

Следуя примеру Рэймонда, пятеро мужчин накинули на головы черные капюшоны и медленно направились к большому полуразрушенному дому на плантации. Маскировка была необходима, чтобы спасти себя и свои семьи от возмездия.

У них не возникло проблем с проникновением в дом. На полу в гостиной спали по меньшей мере пятнадцать детей разного возраста. Рэймонд и его люди осторожно переступили через них, не желая будить, пока не будут улажены все вопросы с владельцем.

Владелец, бледный, дородный мужчина по имени Диллард Хакльби, спал в своей постели. Рэймонд решительно приставил дуло винтовки к носу Хакльби и рявкнул:

— Просыпайся, Хакльби!

Мужчина проснулся, и один из спутников Рэймонда зажег лампу. Глаза Хакльби расширились от паники, когда он увидел незваных гостей в масках.

— Все мое золото в банке, — поспешно сообщил он. — Клянусь, у меня в доме нет ничего ценного.

— Мы здесь не из-за денег, — сказал Рэймонд. — Расскажи мне о тех детях, которые спят на полу в твоей гостиной.

Хакльби начал потеть.

— Они работают на меня. По большей части, они сироты. Закон гласит, что они должны работать.

И это действительно было так. В попытке контролировать вольноотпущенников и их передвижения, некоторые общины приняли законы, запрещающие любому вольноотпущеннику быть безработным. Многие безработные были вынуждены подписывать трудовые договоры со своими бывшими хозяевами, которые связывали их с работодателем на всю жизнь. Детей, являющихся основным источником дешевой рабочей силы, похищали с улиц с пугающей регулярностью.

— Мы здесь для того, чтобы вернуть детей их родителям.

— Вы не можете этого сделать! У меня есть на них документы, юридические документы, которые они все прочитали и подписали.

— Вот как? — скептически спросил Рэймонд.

— Да, — поклялся Хакльби.

— Я тебе не верю. Я предполагаю, что среди них нет ни одного ребенка, который мог бы прочесть что-то большее, чем свое имя, если уж на то пошло. Если бы это не было пустой тратой патронов, я бы пристрелил тебя прямо здесь за все горе, которое ты причинил их родителям.

Все еще прижимая пистолет к большому носу Хакльби, Рэймонд приказал своим друзьям начинать будить детей.

Когда они собрались уходить, Хакльби рявкнул:

— Вы не можете этого сделать! Эти дети — мои! Я натравлю на вас власти!

— Только если я оставлю тебя в живых.

Глаза Хакльби расширились, и по его лицу заструился пот.

— Ты прекратишь охотиться на чужих детей, или мы вернемся, а если нам придется вернуться, у нас будет меньше желания разговаривать, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Хакльби понимал, и по выражению его лица было видно, что ему это не понравилось.

— Спокойной ночи, мистер Хакльби. Советую вам подождать здесь, пока мы не уйдем.

Когда Рэймонд повернулся, чтобы уйти, Хакльби разразился яростными ругательствами в адрес Рэймонда и его шайки «вооруженных ниггеров», но Рэймонд не стал его слушать.

Он и его люди разбудили детей и, успокоив их, быстро вывели их в ночь, где их ждала повозка.

Когда Рэймонд и его люди вернулись в город, уже почти рассвело. Они оставили сирот в одном из церковных приютов. Другие дети, чьих родителей попросили подождать в офисе Бюро, были в восторге от воссоединения со своими семьями.