Казалось, что по всей стране происходят позитивные перемены, но для Роберта Э. Ли и Конфедерации события приняли худший оборот. Согласно газетным сообщениям, его армия сократилась до тридцати пяти тысяч человек. У Юга не было денег, чтобы заплатить им, и не было еды, чтобы прокормить их в результате сокрушительного наступления Шермана через Джорджию и Южную Каролину. Казалось, конец близок.

Сэйбл и все остальные жители Севера праздновали 3 апреля, когда войска Союза взяли Ричмонд, столицу Конфедерации. Первыми войсками Союза, вошедшими в город, был полностью чернокожий пятый Массачусетский кавалерийский полк под командованием Чарльза Фрэнсиса Адамса, внука бывшего президента Джона Куинси Адамса. Чернокожие жители города приветствовали освободительную черную кавалерию оглушительными аплодисментами.

6 апреля 1865 года три корпуса Союза взяли в плен шесть тысяч солдат армии Ли, и к десятому апреля первая война между американскими штатами закончилась. Радость нации была недолгой; четыре дня спустя президент Линкольн был убит человеком, которого газеты называли печальным, безумным, нехорошим Джоном Уилксом Бутом.

Поздно вечером 16 апреля Сэйбл и Верена прибыли в Вашингтон на поезде. Из-за огромного скопления людей на вокзале было трудно найти наемный экипаж, но после нескольких неудачных попыток Сэйбл это, наконец, удалось. Чернокожий кучер помог им с небольшими чемоданами, а затем они тронулись в путь.

По дороге в центр города Сэйбл увидела сотни людей. Большинство из них шли тем же маршрутом, что и их экипаж, и все выглядели такими же мрачными, как и она сама. Церковные колокола печально звонили, а офисные здания и витрины магазинов были задрапированы черным. Из-за огромного количества людей, несущих вахту у Белого дома, водитель не смог подъехать ближе, чем за несколько кварталов. Расплатившись за проезд, Сэйбл взял Верену за руку, чтобы поддержать ее, и две женщины смешались с толпой, которая тихо двигалась по проспекту.

Казалось, все тяжело переживали смерть, особенно чернокожие. Линкольн был президентом Соединенных Штатов, но для чернокожей нации он был Моисеем, Отцом, великим освободителем. Он сформировал цветные войска Соединенных Штатов, освободил три с половиной миллиона рабов, а теперь лежал мертвый.

Холодный дождь продолжал лить. Одежда Сэйбл промокла насквозь еще несколько часов назад, но, как и все остальные, она не обращала внимания на морось. Были спеты гимны, вознесены молитвы. Позже в тот же день двери Белого дома были открыты для публики. Сэйбл, Верене и еще почти двадцати пяти тысячам человек было позволено пройти мимо тела, которое торжественно лежало в Восточном зале.

На следующий день в Белом доме состоялась заупокойная служба, и шестидесятитысячная толпа, выстроившаяся вдоль улиц, с тяжелым сердцем наблюдала, как черный катафалк с телом Линкольна медленно направляется к ротонде Капитолия, расположенной в миле от них. Большая процессия, следовавшая за катафалком, торжественно шествовала под приглушенный бой барабанов и погребальный звон полковых оркестров кавалерии, артиллерии и морской пехоты.

Во главе медленно двигавшегося кортежа был чернокожий полк, маршировавший с оружием в руках. За ним следовала городская процессия. К процессии присоединились тысячи чернокожих, в том числе все члены Балтиморской конференции Американской методистской епископальной церкви, которая провела свое ежегодное собрание всего за несколько дней до этого. Они прошли маршем с плакатом, на котором было написано: «Мы скорбим о нашей утрате».

В пятницу, 21 апреля, похоронный кортеж выехал из Вашингтона в восемь утра. По пути в родной штат Линкольна Иллинойс его тело побывало в таких городах, как Филадельфия, где, по сообщениям, его ожидали более трехсот тысяч человек, и в Нью-Йорке, где около двух тысяч чернокожих, многие из которых были одеты в униформу Союза, были среди толпы, которая участвовала в гражданском шествии от мэрии на речной вокзал Гудзона.

Чернокожие на юге также скорбели. Все три тысячи чернокожих жителей города Мичелвилль носили повязки из крепа на рукавах до 30 апреля. Церковь Сион в Чарльстоне оставалась задрапированной в черное в течение года.

Когда Линкольна хоронили 4 мая, Сэйбл подумала, что репортер Harper's Weekly лучше всего выразил чувства представителей расы, написав: «Его смерть стала для каждого чернокожего личной утратой…»

Никогда со времен смерти Джона Брауна представители расы не горевали так глубоко.

К концу мая Верена и Сэйбл завершили последние приготовления к долгожданному переезду в Новый Орлеан. По мере приближения дня отъезда миссис Джексон словно светилась изнутри. Она казалась живой и энергичной. Она стала меньше суетиться и больше улыбаться, заставив Сэйбл поверить, что, возможно, переезд был не такой уж плохой идеей.

После изнурительной поездки на поезде и в экипаже они прибыли на порог своего нового дома в начале июня. По пути через Новый Орлеан улицы были запружены беженцами и солдатами. Нанятому кучеру пришлось несколько раз останавливать карету, чтобы пропустить пешеходов. Она видела сотни покрытых пылью женщин, мужчин и детей, которые пробирались по переполненным улицам, неся свои скудные пожитки в руках и на спине. Она видела стариков, толкающих ручные тележки, нагруженные свертками с товарами, и босоногих детей, одиноко сидящих на тротуарах. Люди торговали овощами, рыбой и фруктами.

Как и во всей стране, Сэйбл знала, что многим вольноотпущенникам теперь некуда идти. Если бы она не сбежала в Бостон, она была бы одной из тех, кто бродил по улицам.

Увидев беженцев, она вспомнила об армейском лагере и людях, которых она там встретила. Где они все сейчас? — Эвери и Саломея, Араминта, солдаты в госпитале. А где же Рэймонд? Он жил здесь, в этом городе. Пересекутся ли их пути когда-нибудь? Она надеялась, что да. Чувство вины мучило ее со дня побега. Она должна была ему не только деньги, но и объяснения.

К середине июня Сэйбл и миссис Джексон уютно устроились в своем маленьком коттедже. Строение напоминало многие другие в южной части города, с красивой железной решеткой на балконе. Благодаря доброте своих соседей Сэйбл узнала, где можно купить продукты и как доставить миссис Джексон в собор Святого Луиса, куда она и большинство других франкоговорящих чернокожих католиков ходили на воскресную мессу.

Однажды в воскресенье после церкви миссис Джексон случайно встретила подругу, которую не видела с тех пор, как уехала из Нового Орлеана. Она представила ее Сэйбл.

— Элизабет Кларк, я хочу познакомить тебя с моей дорогой подругой Джулианой Левек.

Глаза Сэйбл расширились. Могла ли она быть членом семьи Рэймонда? Глаза невысокой темнокожей женщины засияли теплом, когда она сказала:

— Я рада познакомиться с вами, Элизабет. Большое вам спасибо за то, что привезли Верену домой. Позвольте представить вам моего сына Бо.

Борегар Левек был так же красив, как и его мать. Высокий, с песочно-коричневой кожей, он склонился над ее рукой, как придворный. Этот поклон мгновенно напомнил ей о Рэймонде, и ее сердце учащенно забилось. Ей удалось произнести:

— Рада познакомиться с вами, мистер Левек.

— Пожалуйста, зовите меня Бо, мадемуазель.

Манеры Бо определенно напомнили ей о Рэймонде. Оглядываясь назад, она вспомнила, что он упоминал о четырех младших братьях. Мог ли Бо быть одним из них? Как и Рэймонд, Бо обладал ошеломляющей красотой, но не мог сравниться с обаянием майора.

Все еще глядя в глаза Сэйбл, Бо сказал:

— Мама, может быть, ты пригласишь мадемуазель Кларк и мадам Джексон на митинг сегодня вечером.

— Какой митинг? — спросила Сэйбл. Она чувствовала его интерес к себе так же ясно, как чувствовала солнечный свет, падающий на них.

— Мы собираемся, чтобы потребовать, чтобы что-то было сделано с бедственным положением освобожденных, — объяснила Джулиана Левек. — Ежедневно в город прибывают сотни беженцев, и не принимается никаких мер для их обеспечения. В наших церквях и приютах не осталось ни пяди свободного места, чтобы разместить их. Многие беженцы хотят работать, но им отказывают в свободном доступе к работе. Бродячие банды белых хулиганов грабят их. Есть даже сообщения о том, что беженцев убивают просто за то, что они говорят, что они свободны. Ситуация критическая, и, похоже, ни у кого нет полномочий что-либо с этим сделать.