Андре вернулся позже вечером с отчетом о Райне Кларке. Он только открыл рот, чтобы заговорить, когда в палатку влетела Сэйбл. Она сердито и с силой прижала чистые, но мокрые рубашки Рэймонда к его груди и выбежала вон. Изумленный Рэймонд встретился взглядом с не менее изумленным Андре, который, увидев ее неожиданное появление и уход, разразился смехом. Рыча, Рэймонд последовал за ней.

Сэйбл шла так быстро, как только могли нести ее ноги. Весь день, чем больше она думала о поведении майора утром, тем больше злилась. Как он посмел намекнуть, что она предлагает нечто большее, чем стирку белья! Ее первоначальным намерением было вернуть ему рубашки и высказать все, что она думает о его королевской надменности, но к тому времени, как она прошла через весь лагерь к его палатке, в ней накопилось столько негодования, что швырнуть в него его рубашки было гораздо безопаснее. Оставшись с ним наедине на минуту, она могла причинить ему телесные повреждения.

Сэйбл прошла мимо множества знакомых лиц. Все они смотрели на нее немного странно, но она не остановилась.

Далеко она тоже не ушла.

Она понятия не имела, что он последовал за ней, пока он не схватил ее сзади и не перекинул через плечо. Ее возмущенные вопли, пинки и удары руками были проигнорированы, когда он обхватил ее колени своей огромной ручищей и понес через лагерь, как мешок с мукой.

— Отпусти меня, ты, невыносимый француз!

— Или что? Ударишь меня мокрыми рубашками ещё раз?

Он не замедлил шага.

— Перестань корчиться, пока я не уронил тебя на голову.

Многие обитатели лагеря останавливались, чтобы посмотреть, как решительный майор несет на плече шумную и разъяренную прачку. Некоторые даже захлопали — в основном мужчины. Когда Рэймонд проходил мимо Эйвери, стоявшего перед своей палаткой, Сэйбл потребовала, чтобы Эйвери что-нибудь сделал. Он только усмехнулся.

Вернувшись в свою палатку, Рэймонд повернулся к Андре, который последовал за ними, и сказал:

— Мисс Фонтейн останется на ужин.

— Не останусь! Отпусти меня!

Рэймонд проигнорировал ее вспышку гнева.

— Займись приготовлениями, Андре.

— Оставайтесь на месте, Андре! Единственное, что я хочу на ужин, — это его голова! Отпусти меня немедленно!

— Иди, Андре.

Ухмыляющийся Андре отдал честь и ушел выполнять приказ своего майора.

Рэймонд опустил ее ноги на землю и увидел абсолютную ярость в ее глазах.

— Кто ваш командир? — спросила она.

Рэймонд почесал затылок.

— На самом деле, у меня его нет.

— Должен же быть кто-то, кому я могла бы сообщить об этом безобразии.

Усмехнувшись над ее гневным возмущением, он элегантно поклонился.

— Я прошу прощения, если мои методы были немного неортодоксальными.

— Немного! Ты хоть представляешь, сколько сплетен ты породил, неся меня через весь лагерь, как мешок с картошкой?

Он налил в чашку воды из кувшина.

— Хочешь освежиться?

— Обаяние тебе не идет.

Пока Рэймонд пил, он наблюдал за ней поверх чашки и задавался вопросом, не таким ли образом Галено был очарован своей женой Эстер. Испытывал ли он такое же, почти непреодолимое желание принять вызов и завоевать ее для себя?

Сэйбл хотелось надрать ему уши. Впервые в жизни она пожалела, что не мужчина, чтобы приказать ему выбрать оружие и встретиться с ней на рассвете. Он был слишком красив для своего же блага, и, даже испытывая мучительное желание скормить его печень свинье, она не могла отрицать, как сильно он на нее действовал. Она не хотела, чтобы ее влекло к нему, но, похоже, это было так. И все же она продолжала бороться с этим, потому что инстинктивно понимала, что для Рэймонда Левека женщины — это десерт, а десерт, вероятно, был его любимым блюдом.

— Миссис Риз ждет моего возвращения, — сообщила она ему.

— Я провожу тебя туда после того, как мы поедим.

— Я не останусь. Даже такой высокомерный мужчина, как ты, не сможет заставить меня есть против моей воли.

— Сколько тебе лет, Сэйбл?

— Резкая смена темы озадачила ее.

— В ноябре мне исполнится тридцать лет.

— Ты девственница?

Ее глаза расширились.

— Это, сэр, не твое дело!

— Неважно, я уже знаю ответ.

Сэйбл почувствовала, как его обаяние постепенно смягчает ее волю, несмотря на эту безвыходную ситуацию.

— Я отправлю Андре к миссис Риз, чтобы она дала приемлемое объяснение твоей задержке.

— Я потеряю работу из-за тебя.

— Нет, не потеряешь.

Но он задавался вопросом, как долго еще сможет сдерживать желание поцеловать ее. Он мог лишь догадываться о страсти, которую она сдерживала в себе.

— Я требую сегодняшний ужин в качестве платы за мою помощь в возвращении юного Патрика его родственникам.

— Ты втянешь в это невинного ребенка?

— У нас, французов, нет совести.

— Высокомерный и беспринципный, — сказала она, скрестив руки на груди.

Он отвесил еще один ироничный поклон.

Она не смогла удержаться от улыбки. Как можно защититься от такого человека?

— Хорошо, ты победил. Я действительно должна тебе, но только ужин. Я не буду твоим десертом.

Он кивнул и поднял свой оловянный кубок будто для тоста.

— После этого мой долг будет выплачен. Полностью.

Он просто улыбнулся.

Рэймонду было странно приятно, что она наконец уступила. Патрик был его последней картой. Разыграв ее, он выиграл вечер, которого с нетерпением ждал. Он не думал, что Патрик будет возражать.

Когда они сели за стол, майор помог ей сесть на стул, как будто они ужинали в замке, а не в армейской палатке. Лампы были приглушены, чтобы рассеивать наступающую темноту, что делало обстановку сумрачной и интимной. Сэйбл старалась вести себя так, словно ей не раз доводилось бывать на подобных свиданиях, но на самом деле за все свои тридцать лет она ни разу не ужинала наедине с мужчиной.

Хотя она старательно это скрывала, Рэймонд почувствовал ее неловкость. Прежде чем он успел спросить об этом, вошел всегда расторопный лейтенант Рено с едой. Он оставил им жареного цыпленка, картофель, листовую капусту, великолепное печенье и бутылку вина.

После того, как Андре удалился, Сэйбл посмотрела на еду и задумалась, чего же на самом деле хочет от нее этот мужчина. Она сочла вопрос уместным. В конце концов, она почти ничего о нем не знала, кроме того, что он был добр к потерявшимся мальчикам и позволил ей спать у него на руках. Она решила, что перед началом ужина ей нужно еще раз разъяснить ситуацию.

— Я серьезно насчет того, что не собираюсь быть твоим десертом в конце этого ужина.

Наливая себе бокал вина, Рэймонд остановился и заглянул в ее экзотические глаза. Он покачал головой и усмехнулся.

— Мисс Фонтейн, тебе не придется быть десертом. Однако…

Он воспользовался моментом, чтобы налить и ей бокал вина.

— Если бы я захотел, чтобы ты стала моим десертом, я бы добился своего. И поверь мне, ты была бы не против.

Сердце Сэйбл забилось так, как никогда раньше.

— Начнем есть? — спросил он.

Сэйбл кивнула.

По мере того, как продвигалась трапеза, она все больше и больше обращала на него внимание: то, как он держал посуду, как смотрел на нее поверх бокала, когда пил вино. У нее не было особого опыта с крепкими напитками, и вкус показался ей довольно неприятным.

— Тебе не нравится вино? — спросил он.

— Не совсем. Я полагаю, вкус вина начинает нравится не сразу?

— Да.

Рэймонду показалось, что она все еще чувствует себя чертовски неуютно.

— Что-то не так, мисс Фонтейн?

— Если честно? Я никогда не ужинала наедине с мужчиной.

— Понятно.

Рэймонд почувствовал, как в ответ на ее слова внутри него поднимается радость. Следует признать, что то, что он был первым мужчиной, который разделил с ней этот опыт, тешило его мужскую гордость. Он задавался вопросом, с каким еще опытом он мог бы познакомить ее — помимо очевидного, конечно. И этот путь интересовал его все больше и больше. Он находил этот интерес немного неожиданным, поскольку обычно предпочитал более темных представительниц расы. Он вырос среди свободной чернокожей элиты Луизианы, где у большинства прославленных красавиц кожа была цвета кофе с молоком, что отражало их смешанное африканское, испанское, французское и английское происхождение. Зачастую они были настолько белыми, что по закону были вынуждены носить яркие головные уборы, чтобы отличаться от белых женщин города. Не дай бог, какой-нибудь местный торговец опозорится, приняв черную женщину за белую и отнесись к ней с уважением. У Рэймонда было много связей со светлокожими красавицами, но, став моряком, он отдавал предпочтение магии их темнокожих сестер. Теперь же его привлекла эта контрабандистка с бронзовой кожей и глазами цвета морской волны, и он не мог точно сказать, почему.