— Ты опять пялишься, — заметила она.

Он грациозно склонил голову.

— Приношу свои извинения.

Рэймонд отпил немного вина и поставил бокал на стол. Выцветшее черно-белое платье в полоску не подчеркивало ее привлекательности, но даже в лохмотьях она была прекрасна. Он сомневался, что сможет уговорить ее разделить с ним постель сегодня вечером, но мысль о том, что в ближайшем будущем она станет его десертом, приводила его в восторг.

Они закончили трапезу в молчании — Рэймонд смотрел на нее, как тигр, готовящийся к прыжку, а Сэйбл лгала себе о том, что он на нее не действовал.

Она не хотела, чтобы ей нравился этот мужчина, не так, как мужчина нравится женщине. Он был слишком красив, слишком высокомерен и прекрасно это понимал. Но ее симпатии и антипатии, казалось, не имели значения. Все, что имело значение, — это нехарактерная нервозность и ровное биение ее сердца.

Она вышла из задумчивости, когда он спросил:

— Сержант Кларк выяснил что-нибудь о краже?

— Нет.

— Когда я видел вас сегодня утром, мне показалось, что вы оба хорошо проводите время.

— Он очень обаятельный.

— Вы в курсе, что армия не одобряет, когда белые солдаты общаются с женщинами-контрабандистками?

— Я и не знала, что стирка белья — это общение, — откровенно ответила она, не сводя с него глаз.

— Белые солдаты постоянно приносят нам белье.

Ей было интересно, что же такого было в Райне, что вызывало у Левека неприязнь.

— Он тебе не нравится, потому что он белый?

— Кто сказал, что он мне не нравится?

— Ты был не слишком вежлив сегодня утром.

— Мне все равно, какого цвета у него кожа.

— Тогда в чем дело?

Он улыбнулся и допил остатки вина.

— А ты не знаешь?

Она покачала головой.

— Это называется ревностью, Сэйбл. Чистой, зеленой ревность.

Она находила все это слишком запутанным.

— Нет причин ревновать.

— А, но я ревную. Я завидую тому, как ты смотрела на него, когда я подошел.

Сэйбл подумала, не перебрал ли он вина, потому что она абсолютно не понимала, о чем он говорит.

Он продолжил.

— За неимением лучшего слова, на твоем лице было написано то, что я бы назвал любовью. Ты практически светилась от любви.

— Ты думаешь, что я влюблена в сержанта Кларка?

— А ты отрицаешь это?

Сэйбл задумалась, как долго она сможет сдерживать смех.

— Нет, я этого не отрицаю.

Очевидно, ей не очень хорошо удалось скрыть искрящийся в ее глазах юмор, потому что он спросил:

— Что тут смешного?

— Ничего, — солгала она. — Я просто слушаю.

— Тогда, если ты этого не отрицаешь, мне придется убить его.

Сэйбл расхохоталась.

«Не сошла ли она с ума?» — подумал Рэймонд. Угрозы смертью обычно не вызывали такой реакции.

Сэйбл взяла свою хлопчатобумажную салфетку и вытерла слезы веселья, выступившие в уголках глаз.

— Где ты находишь достаточно большие шляпы, чтобы уместить в них свою разбухшую французскую голову? Ну да, убей его. Он мой брат, дурачок.

Глаза Рэймонда расширились. Ее брат!

Сэйбл покачала головой. Мужчины.

— Почему ты не сказала мне раньше?

— Это тебя не касается.

— Твой брат.

— Да, мой брат.

«Ее брат», — с облегчением подумал Рэймонд. Он был вне себя от ярости из-за ее брата. Он чувствовал себя дураком, но от восторга ему хотелось сделать сальто.

Хотя Сэйбл и не собиралась раскрывать свои истинные отношения с Райном, она решила, что майору лучше об этом знать. Она не хотела, чтобы он доставлял Райну неприятности.

Рэймонд посмотрел ей в глаза.

— Он всегда выдавал себя за белого?

— Нет. Этот выбор он сделал недавно.

— Он планирует остаться белым?

— Да. Он сказал, что устал нести крест, который приходится нести нам, рабам.

Рэймонд наблюдал за ее замкнутым лицом поверх свечей на столе.

— Что ты об этом думаешь?

— Мне это не нравится, но это его жизнь. Я его очень люблю. Мы с ним последние в роду моей матери. Когда он уйдет, у меня никого не останется.

Хотя отец Рэймонда погиб в море, когда ему было двенадцать, он вырос в окружении большой, любящей и чрезвычайно шумной семьи. У него была красивая и энергичная мать Джулиана и четверо оставшихся младших братьев. Он не мог представить, какой безрадостной была бы жизнь без них. У этой женщины никого не было.

— Что случилось с твоей матерью? — спросил он.

— Она предпочла покончить с собой, лишь бы не быть вынужденной вступать в физические отношения снова.

Рэймонд почувствовал ее боль.

— Сколько тебе было лет?

— По словам моей тети, три.

— А эта тетя?

— Тоже умерла.

Рэймонд вспомнил о своей матери, Джулиане, и о том, как она растила его и его братьев.

— Женщина, одинокая в этом мире, должна быть сильной.

— Я сильная. Мои мать и бабушки были королевами.

Рэймонд ни на секунду не усомнился в этом утверждении. Это не имело ничего общего с тем, как она выглядела, но было связано с ее сильной и уверенной манерой держаться. Возможно, ее происхождение также объясняло ее порой резкую речь и дерзкое поведение.

— Королева-контрабандистка, — размышлял он вслух.

— Королева без подданных и земель.

— Но с первым придворным.

Сэйбл боролась с эффектом, который произвели его слова, напоминая себе, что он не может испытывать к ней никакого влечения.

— Мне кажется, я немного вышла из возраста для придворных.

Он пожал плечами.

— Я не разделяю этого мнения, но поскольку ты королева…

Она решила сменить тему.

— Чем ты занимался до того, как вступил в войну?

— Я был партнером в судоходной фирме. Делами занимался близкий друг, а я командовал судами.

— Много ли ты стран повидал в мире?

— Большую их часть. Морские путешествия — это моя жизнь.

Она услышала увлечение в его голосе и задумалась, найдет ли она когда-нибудь в этой новой, свободной жизни что-то такое, что заинтересует ее с такой же силой.

Судя по приглушенным звукам, доносившимся снаружи палатки, Сэйбл поняла, что время уже позднее. Днем в лагере царила суматоха, но с наступлением ночи шум и суета в основном стихали.

— Мне пора идти.

У Рэймонда не было ни малейшего желания лишаться ее общества.

— Райн — странное имя.

— Ты пытаешься задержать меня.

— Я знаю. Подыграй мне.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Тетя Мати сказала, что его назвали в честь реки Райн, где он был зачат. Карсон Фонтейн и его жена Салли Энн в то время находились в свадебном путешествии по Европе. Моя мама была с ними в качестве служанки Салли.

— Они были в свадебном путешествии?

— Да, у Райна и Эндрю, сына Фонтейнов, разница в возрасте всего две недели. Мы с сестрой Эндрю, Мэвис, родились с разницей в шесть минут. Моя мать кормила нас обеих грудью.

— Что случилось с Мэвис?

Этот вопрос пробудил в ней воспоминания о той ночи, когда Сейбл ушла из дома, принеся с собой горе и грусть.

— Хотела бы я знать.

Она стряхнула с себя уныние и вспомнила о позднем часе.

— Мне действительно пора идти. Спасибо за ужин.

Она встала.

— Останься еще ненадолго.

— Нет. Некоторые люди уже думают, что ты мой ухажер.

— Действительно?

Сэйбл могла поклясться, что он выглядел довольным.

— Эйвери, например, верит в это, и твое выступление сегодня вечером только разожжет новые слухи.

— Я так понимаю, ты этого не одобряешь?

— Нет.

— Почему нет? — спросил он, наливая себе еще вина и делая глоток.

— Что ж, дай-ка подумать. Сомневаюсь, что я привыкну к тому, что меня будут называть зеленоглазой шлюхой майора, — непринужденно сказала она.

Рэймонд поперхнулся вином. Как только он снова смог дышать, он посмотрел на нее своими темными глазами. В этот момент он понял, что хочет заполучить эту женщину в свою постель. Только там он сможет в полной мере ощутить ее огонь и задор. Ему никогда не нравились пассивные женщины.