Сэйбл посмотрела на брата. Он научил ее лазать по деревьям, ловить рыбу и читать. Он был ее героем, ее проклятием и партнером по танцам на ежегодном окружном балу рабов. То, что он мог вот так просто отказаться от своей расы и от нее, вызвало слезы на ее глазах.
— Не плачь, Сэйб. Ты королева. Королевы не плачут.
Она застыла от удивления.
— Ты знаешь о королевах?
— Да, Мати рассказала мне их историю за ночь до того, как мы с Эндрю отправились воевать. Она хотела, чтобы я знал на случай, если с ней что-то случится.
— Тогда, если ты знаешь это, как ты можешь так поступать?
— Потому что в моих жилах тоже течет кровь королев. Я отказываюсь пресмыкаться до конца своих дней.
— Но, Райн…
Он покачал головой, и в его голосе прозвучала грусть.
— Не надо, Сэйбл. Я принял решение. Ты не сможешь его изменить.
— Я увижу тебя когда-нибудь снова, услышу ли о тебе снова?
— Мое подразделение пробудет здесь еще несколько дней. После этого мы отправимся в Южную Каролину. Только королевы знают, услышишь ли ты когда-нибудь от меня снова, но я всегда буду хранить тебя с Мати в своем сердце. Всегда.
Она яростно обхватила его руками за талию, и он крепко прижал ее к себе, пока они оба плакали.
На следующее утро Райн принес ей свою одежду для стирки. Ей все еще было трудно принять тот путь, который он выбрал, но ей было приятно, что он какое-то время будет рядом. Миссис Риз, всегда радовавшаяся новым клиентам, поприветствовала его с улыбкой и спросила, есть ли какой-нибудь прогресс в поимке двух воров. Когда он сказал ей, что пока нет, она продолжила заниматься своими делами. Сэйбл знала, что Райн хотел сохранить их отношения в тайне, поэтому не рассказала миссис Риз правду. Она представила его как сержанта Райна Кларка, а не как Райна Кларка Фонтейна.
Райн настоял на том, чтобы заплатить Сэйбл за стирку, что, по ее мнению, было справедливо. Затем он спросил об Отисе и Опал.
— Они сбежали примерно за шесть недель до меня, — ответила Сэйбл. — Я думала, может быть, они приехали в этот лагерь, но пока что я их не видела.
При мысли об экономке Фонтейнов и ее муже всплыло давно забытое воспоминание. Она спросила своего брата:
— Помнишь, как она застукала нас за кражей пирожных, которые она испекла для рождественского чаепития Глупышки Энн?
Райн ухмыльнулся.
— Помню ли я? Эндрю, должно быть, съел дюжину, прежде чем она нас застукала. Нам пришлось вымыть все окна в доме. Мы неделю после этого не могли сидеть.
Сэйбл рассмеялась.
— Я до сих пор слышу, как она и Глупышка Энн кричат на нас.
Они все еще смеялись, когда подошел майор, неся несколько рубашек. Увидев их вдвоем, он остановился, и Сэйбл задалась вопросом, почему у него такой недовольный вид. Судя по недовольному выражению его лица, он должен был обратиться к другой женщине, но, к ее большому разочарованию, он подошел к ней.
— Доброе утро, мисс Фонтейн.
Неуверенная в его настроении, Сэйбл кивнула в ответ.
— Майор.
Райн отдал честь.
— Доброе утро, майор.
Он ответил и на приветствие, и на салют.
— Доброе утро, сержант. Вы здесь, чтобы воспользоваться услугами мисс Фонтейн?
Ей показалось, или майор действительно намекал, что она предлагает нечто большее, чем услуги прачки?
Очевидно, ее брат решил так же, потому что он посмотрел Левеку в глаза и холодно сказал:
— Если вы имеете в виду, пришел ли я сюда, чтобы отдать вещи на стирку, то да, сэр, так и есть.
Майор посмотрел на большую кучу белья, ожидающую внимания Сэйбл, и спокойно ответил:
— Увы, Мисс Фонтейн, кажется, немного занята. Может, вам стоит обратиться к кому-нибудь из других прачек?
— Я договорился вчера вечером, сэр.
Райн всегда отличался сообразительностью, но майор, похоже, этого не оценил.
— Когда вчера вечером?
— Вчера вечером, когда я пришел поговорить о краже, сэр.
— Что ж, солдат, я старше вас по званию. Найдите кого-нибудь другого, кто постирает ваше белье.
У Сэйбл от удивления отвисла челюсть. Из всех высокомерных и своевольных людей… Она стиснула зубы.
— Майор, его деньги так же хороши, как и ваши, и он был здесь первым. Это вы найдите себе кого-нибудь другого.
Она была уверена, что Левек не привык, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне, но ей было все равно. Как он посмел вести себя так грубо! Не обращая на него внимания, она сказала брату:
— Сержант, пожалуйста, дайте мне свои вещи.
Сжав губы, Райн подчинился, и она положила его сверток поверх кучи вещей, которые нужно было постирать.
— Они будут готовы завтра.
Затем она посмотрела на Левека и спросила:
— Вы все еще здесь?
Его глаза опасно сверкнули.
— Да, мисс Фонтейн, я здесь.
И, все еще удерживая ее взгляд, он сказал Райну:
— Сержант, вы выполнили свое дело. Разве у вас нет поручений на это утро?
— Да, сэр, так и есть.
— Тогда займитесь делом.
Райн посмотрел на Сэйбл, но офицер предостерегающе добавил:
— Сейчас же, солдат.
Райн сердито отдал честь.
— Да, сэр!
Он решительно развернулся и направился обратно к основному лагерю.
Наблюдая, как он уходит, Сэйбл кипела от злости.
— Вы, возможно, самый высокомерный человек, которого я когда-либо встречала.
— Спасибо, мадемуазель, — ответил он и поклонился.
Разозлившись, Сэйбл выхватила стопку белья у него из рук.
— Уходите. Они будут готовы завтра. Пришлите за ними помощника.
— И упустить возможность увидеть, как ваши глаза сверкают, как шторм на море? Нет, я сам вернусь, чтобы забрать их. До свидания, мисс Фонтейн.
Когда он зашагал прочь, Бриджит бочком подошла к ней.
— Он тебе действительно не нравится, не так ли?
— В данный момент — нет. Совсем нет.
Вернувшись в свою палатку, Рэймонд сердито бросал дротики в доску, укрепленную на дереве, и думал: «Как эта маленькая контрабандистка посмела связаться с другим мужчиной!» Он видел, как она улыбалась, глядя в глаза солдату, и как ее лицо наполнилось теплотой, которую ему еще предстояло ощутить. Он не привык, чтобы женщина, которую он желал, игнорировала его или оскорбляла словесно. Он подошел к доске, вытащил дротики, отступил на несколько шагов и снова принялся их метать.
Находясь в самом разгаре своего плохого настроения, Андре Рено подошел, посмотрел на дротики, в беспорядке торчащие из доски, и сухо произнес, растягивая слова:
— Я полагаю, ты даже не пытаешься попасть в цель?
— Заткнись, Рено.
Андре приподнял бровь.
— Какая муха тебя укусила?
Рэймонд метнул еще один дротик.
— Зеленоглазая по имени Сэйбл Фонтейн.
Дротик просвистел совсем рядом с центром.
— Аааа, — глубокомысленно ответил Андре. — Кажется, в мире все же есть женщина, неподвластная чарам старшего сына дома Левек.
Глаза Рэймонда сверкнули, как у разгневанного бога.
— Это обязательно войдет в мое следующее письмо Галено, — добавил Андре.
— Если ты расскажешь Галено хоть что-то об этом, я лично брошу тебя в ближайшую уборную.
— Он будет рад услышать об этом.
— Разве у тебя нет каких-либо обязанностей, которые нужно выполнить?
— Нет, сэр, все под контролем.
— Тогда посмотри, что тебе удастся разузнать о белом солдате по имени Райн Кларк. Кажется, он оказывает мисс Фонтейн некоторое внимание.
— Он соперник в борьбе за расположение твоей прекрасной контрабандистки?
— Просто сделай, как я просил, Андре.
— Ответ, должно быть, утвердительный. Я уверен, что Галено упадет со стула от смеха, когда прочтет об этом.
Рэймонд бросил на Андре еще один злобный взгляд, и ухмыляющийся Андре сказал:
— Я ухожу, ухожу.
После ухода Андре Рэймонд выхватил дротики из мишени и отнес их обратно в палатку. Сэйбл Фонтейн завела его в тупик — она не только не вернулась к ужину в тот вечер, когда нашла родственников Патрика, но и, казалось, интересовалась им не больше, чем в первый вечер их знакомства. Он никогда раньше не сталкивался с подобной ситуацией. Неужели эта контрабандистка не знала, что очарование Левека ослепляет женщин по всему миру? Неужели она не знала, что когда бы он ни заходил в порт, не важно где, не важно в какой час, женщины слетались к нему, как птицы на кукурузу? Все они хотели быть с ним, делить с ним постель, наслаждаться его улыбкой. Нахождение рядом с Сэйбл Фонтейн было определенно унизительным опытом, особенно в сочетании с очевидностью того, что она, возможно, проводит время с другим мужчиной. Что с ней было не так? Неужели его физические данные внезапно изменились? Неужели он сегодня утром проснулся таким же уродливым и бесформенным, как Калибан Шекспира? Он ничего не понимал, а ее и подавно.
