— Вы хорошо выглядите, — заметил он.

— Я рада, что вы одобряете, — сказала она, не упуская из виду, что другие женщины бросают в ее сторону гневные взгляды. Она не хотела навлечь на себя их гнев.

— Мне нужно возвращаться к работе.

— Не поужинаете ли вы со мной сегодня вечером?

Сэйбл удивленно подняла голову.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что я здесь не для того, чтобы стать вашим десертом в конце дня.

Он усмехнулся. Несмотря на то, что он нашел формулировку ее отказа освежающей, ему понравилась мысль о ней в качестве десерта.

— Я буду вести себя наилучшим образом.

— Именно этого я и боюсь. Она продолжила помешивать. — А теперь оставьте меня, пока у меня не возникли проблемы с миссис Риз.

— Как пожелаете, но я не перестану спрашивать, — пообещал он с горящими глазами.

— Уходите, — приказала она, пытаясь скрыть улыбку.

Он грациозно поклонился и удалился.

Возвращаясь через лагерь, Рэймонд улыбался при мысли о прелестной мисс Фонтейн. В ней были пряность и дерзость, которые, казалось, снова вдохнули радость в его душу. Война, беженцы и безвременная кончина его брата Джеррольда подорвали его обычно жизнерадостный подход к жизни. Он видел больше смертей, чем хотел бы, и больше отчаяния, чем мог бы вместить мир. Люди умирали, страна была разорвана на части, а его матери в Новом Орлеане приходилось по частям распродавать свое имущество, чтобы прокормиться. В последние несколько недель он думал, что солнце никогда больше не засияет в его душе, но присутствие Сэйбл, казалось, изменило это. Да, за время пребывания здесь у него было несколько тайных связей, но они никогда не были чем-то большим, чем взаимное удовлетворение потребностей. Сэйбл Фонтейн будоражила его кровь. Желание узнать ее получше и, возможно, затащить в постель заставило его снова почувствовать себя живым.

В тот вечер, когда Сэйбл и другие женщины ужинали возле палатки миссис Риз, Сьюки, молодая женщина, которой утром взяла одежду майора, спросила:

— Что он тебе сказал?

Поскольку Сэйбл никогда раньше не участвовала в их беседах, ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что вопрос был адресован ей и что Сьюки имела в виду майора. Она пожала плечами.

— Ничего.

Она вернулась к бобам на своей тарелке, надеясь, что на этом все закончится, но, конечно, этого не произошло.

Пейдж, подруга Сьюки, холодно добавила:

— Он был там слишком долго, чтобы просто молчать.

В последовавшей тишине Сэйбл поняла, что они не закроют тему, пока она не ответит, поэтому она сказала им правду.

— Он пригласил меня поужинать с ним.

— Видите, я знала, что она там флиртует, — огрызнулась Сьюки. — Так когда ты пойдешь?

Сэйбл вытерла тарелку остатком черствого хлеба.

— Я не собираюсь идти.

Они уставились на нее так, словно у нее только что выросли крылья.

Бриджит, которая до этого молчала, спросила:

— Ты шутишь, да?

Сэйбл покачала головой.

— Нет.

— Разве ты не видела, какой он красивый? — спросила Сьюки.

— Ты знаешь, насколько он богат? — вставила Пейдж.

Сэйбл честно ответила:

— Мне все равно.

Очевидно, это был не тот ответ, которого ожидали женщины. Их ошеломленные лица заставили ее улыбнуться.

Бриджит съязвила:

— В этом лагере нет ни одной женщины, которая сказала бы ему «нет».

— Тогда я пойду ему на пользу. Ни один мужчина не должен получать все, что он желает.

Когда несколько женщин покачали головами в ответ на ее слова, она спросила:

— Что не так?

— Ты просто не такая, как мы ожидали, — призналась Сьюки.

— А чего вы ожидали?

— Кого-то, кто не будет справляться с работой и постоянно жаловаться.

— Почему?

— Из-за того, как ты выглядишь и говоришь.

Сэйбл оценила их прямоту. Она задалась вопросом, сколько людей смотрели на нее с такой же неприязнью. Ее раздражало ошибочное мнение, что светло-коричневая кожа и изысканная речь автоматически делали ее другой. Независимо от цвета кожи или происхождения, рабыня оставалась рабыней.

Конечно, были и такие, кто пользовался своим положением домашних рабов и помыкал теми, кто трудился в поле; на самом деле, она знала нескольких таких раздражающих людей на плантациях неподалеку от своего дома. Но домашние рабы бывали разных мастей. Среди них были те, чья кожа имела бледный оттенок, свидетельствующий о смешении рас, и другие, чьи лица отражали истинный цвет кожи их африканских предков. Опал, экономка дома Фонтейн, никогда не допускала никаких различий; никто ни над кем не властвовал. Если кто-то из ее подопечных и считал себя лучше, он знал, что нужно держать это при себе.

— Так ты действительно не собираешься с ним ужинать? — спросила Сьюки, все еще не веря своим ушам.

— Нет.

Они продолжили качать головами, прежде чем перевести разговор на другую тему.

К удивлению Сэйбл на следующее утро другие женщины начали обращаться к ней по имени, а не «Эй, ты!». Бриджит, которая казалась самой дружелюбной, называла ее Фонтейн.

Они показали ей, как обжаривать зеленые кофейные зерна, которые продавал лагерный продавец, поделились с ней некоторыми сплетнями и по большей части относились к ней как к одной из них. Перемена в их отношении заставила ее задуматься, не изменил ли вчерашний разговор их мнение о ней. Сэйбл всегда была прямолинейна, поэтому она обратилась к Дороти, самой старшей женщине.

— Потому что ты одна из нас, не лучше и не хуже. Не важничаешь, не жалуешься.

Сэйбл приняла это простое объяснение так же, как и их недавно предложенную дружбу.

Следующий день принес еще больше стирки и еще больше тяжелой работы. Он также принес встречу с потерявшимся ребенком.

Сэйбл заметила его, когда возвращалась из уборной. Он сидел на земле и выглядел таким печальным, что она остановилась, а затем огляделась, чтобы посмотреть, нет ли поблизости его родителей. Не увидев никого, она наклонилась и спросила:

— Как тебя зовут, малыш?

— Патрик.

На вид Патрику было не больше шести или семи лет.

— Где твоя мама, Патрик?

Он начал беззвучно плакать.

— У меня ее нет.

Она почувствовала, как сжалось ее сердце.

— А папа?

Он покачал головой.

Она огляделась в поисках кого-нибудь, кто мог бы помочь, и заметила, что несколько человек с любопытством смотрят на нее, но никто не подошел, чтобы выразить беспокойство. Сэйбл нужно было вернуться к своему чану, но она не захотела оставлять ребенка одного.

— Не хочешь ли пойти со мной и посмотреть, сможем ли мы найти кого-нибудь, кто смог бы тебе помочь?

Он кивнул и встал.

Сэйбл взяла его маленькую грязную ручку в свою. Пока они шли в прачечную, она узнала, что он приехал в лагерь несколько дней назад со своим дядей Бенджамином и группой пожилых мужчин и мальчиков, но они потеряли друг друга. Когда Сэйбл спросила его, узнает ли он своего дядю или кого-нибудь из его товарищей, если увидит их снова, Патрик заверил ее, что узнает.

Прачки были тронуты бедственным положением маленького Патрика. Когда они узнали, что он не помнит, когда ел в последний раз, миссис Риз накормила его, вымыла и нашла ему кое-какую одежду в своем тайнике с вещами. К полудню он выглядел как новый маленький мальчик, но, казалось, не приблизился к воссоединению со своим дядей. Сэйбл взяла на себя задачу найти его.

Миссис Риз разрешила Сэйбл поискать его, но предупредила, что в этом случае она потеряет половину дневной зарплаты. Сэйбл согласилась без возражений.

Сопровождаемая Патриком, Сэйбл двинулась через лагерь. Куда бы они ни пошли, она спрашивала, не знает ли кто Патрика или кого-нибудь, кто пытался бы найти ребенка, соответствующего его описанию, но никто не знал. Она нашла несколько многообещающих зацепок, но ни одна из них не привела к родственнику мальчика.

Когда стемнело, они все еще продолжали поиски. Сэйбл была в отчаянии, но не высказывала своих чувств вслух, чтобы ее юный подопечный не терял надежды. Кто-то рассказал ей о месте недалеко от центра лагеря, где люди, оказавшиеся в разлуке, могли оставить весточку своим родственникам. Женщина, сообщившая Сэйбл эту информацию, не была уверена, где именно находилось это место, но она слышала о его существовании от другой женщины.