Мишка ухватился за поручень, и МАЗ вновь потревожил поверхность озера, взбаламутил ил и, разбрасывая брызги, «поплыл» в сторону прорезиненного куска ткани. Поравнявшись, тягач остановился, скрипнул тормозами и в очередной раз обдал Мишку гарью.

Дополнительной команды не потребовалось, Михаил перебрался на правую сторону, спрыгнул на площадку. Дотянуться до морячка не получилось — слишком далеко. Он уверенно шагнул на ступеньку, ухватился за мокрое крыло и, свесившись почти до самой воды, дотянулся до лежащего ничком «космонавта», уцепился за край защитного плаща, потянул на себя. Тело перевернулось, и Мишка увидел неестественно вздутое багрово-синее перекошенное лицо мертвеца.

Он испуганно отшатнулся — зрелище не из приятных. В том, что морячок мертв, не было никаких сомнений. Поражало другое, труп выглядел так, словно пролежал в озере очень и очень долго, как минимум несколько дней. Впрочем, если честно, Мишке никогда раньше не приходилось видеть утопленников. И тем не менее, за каких-то десять минут в воде тело не может так сильно измениться. Или может?

Неужели черви успели изуродовать?

Подавленный, Мишка вернулся обратно на площадку, заглянул в окно к Иванычу:

— Дядя Петя, он мертв.

Иваныч с подозрением уставился на Мишку.

— А ты чего побледнел, как будто призрака увидел?

Мишка неожиданно шмыгнул носом.

— Выглядит так, словно неделю в воде лежит.

Иваныч нахмурился.

— Отсюда прицеп видишь?

— Да, — обрадованно закивал головой Мишка, вытянул руку, указывая направление.

— Стой прямо тут, держись крепче, будешь направлять.

МАЗ громко взрыкнул и не спеша двинулся вперед, разрывая темноту ночи.

Гейман открыл дверцу пошире и спрыгнул на песок как можно дальше от броневика. Негромко чертыхнулся, развернулся, щелкнул кнопкой ручного фонаря. Осветил порог, ступеньки, колеса. Вроде ничего не видно. Береженого бог бережет! Кто знает, может быть и правда, проклятые червяки в поисках жертвы умеют не только прыгать, но и по берегу ползать, как змеи.

Он осмотрел корпус боевой машины со всех сторон, однако ничего подозрительного не увидел. Громко крикнул:

— Все чисто.

Выбрался Быков, подошел ближе.

— Лев Исаакович, пойдем посмотрим?

Гейман равнодушно пожал плечами.

— Пошли.

Они двинулись вдоль колонны, на всякий случай держась подальше от автомобилей, миновали пикап мобильной кухни. Неповоротливый водитель в ОЗК распахнул все дверцы машины и, чертыхаясь, выгребал болотную жижу из кабины. Быков одобрительно хмыкнул, но подходить ближе не стал. Лишних ОЗК костюмов все равно нет, а рисковать понапрасну не хотелось.

Примерно та же картина наблюдалась и возле «скорой» с единственным отличием — водитель начал уборку с чистки двигателя микроавтобуса. В этом был определенный резон, машина капризная, движок залило, и еще неизвестно, заведется ли она вообще.

Все дверцы салона Арсений открыл настежь, предоставив возможность грязи вытекать самостоятельно, исключительно под воздействием гравитации. Жижа была густая, стекала медленно, собиралась в небольшие сталагмиты, словно маленький ребенок лепил кулички на пляже.

Постепенно дошагали до УАЗика политрука, Чернецкий почему-то до сих пор не покинул кабину. С помощью двух фонарей осмотрели песок поблизости — чисто. Гейман наклонился и заглянул в заляпанное грязью боковое окно. Евгений Александрович мирно дремал, опустив голову на рулевое колесо, на легкий стук в стекло не отреагировал.

Сюр какой-то, — подумал политрук раздражаясь, — вот же тунеядец, может спать в любое время дня и ночи. Как выпадает свободная минутка, так бессовестно дрыхнет, наплевав на свои обязанности.

Чекист постучал по дверям кулаком.

— Подъем, лежебока! Приехали. Конечная!

Особоуполномоченный даже не шелохнулся. Гейман почувствовал, как неприятно засосало под ложечкой от предчувствия беды. Он крикнул громче, почти не надеясь на успех, и снова постучал:

— Женя, просыпайся!

Чернецкий оставался неподвижен.

— Черт!

Гейман повернул ручку и с силой рванул дверцу на себя, под ноги хлынуло полужидкое болотное месиво. Пришлось отпрыгнуть в сторону. С реакцией пока, слава богу, все в порядке, даже брюки не запачкал. Быков осветил фонарем нижнюю часть дверцы, порожки, песок под днищем, и в последнюю очередь самого особоуполномоченного. Матюгнулся, силой оттащил в сторону политрука.

— Плохо дело, Лев Исаакович. Жека мертв, и тебе его тело руками трогать нельзя.

Чернецкого из кабины пришлось извлекать багром. Процессом руководил Пауль, в качестве «добровольцев» для выполнения грязной работы выступили двое «миротворцев», назначенные политруком. Особоуполномоченному не повезло с защитным костюмом — трещины по складкам, сапоги прохудились, внутрь попала вода, а вместе с ней и черви.

Приказ был коротким и четким, возражать никто не посмел. Тело, не вынимая из ОЗК, оттащили подальше от машин, облили соляркой и подожгли. Желтые языки пламени почти полностью утонули в плотном черном дыму чадящей резины.

Вместе с Быковым обошли всю колонну по кругу, Родион молчал всю дорогу, только скрипел зубами, да так громко, что было слышно. Убедившись в отсутствии других жертв, выдохнули с облегчением.

Могло быть хуже.

А если бы личный состав посвятили во все подробности гастрономических взаимоотношений с проклятыми червями, могло быть и совсем хреново. Услышав о смертельной опасности, почти наверняка раздались бы недовольные голоса. Стихийный митинг с невнятными требованиями мгновенно трансформируется в самый настоящий бунт с неподчинением приказам.

И выходов из положения у нас всего два: либо принуждение к подчинению грубой силой, либо идти на уступки бунтовщикам, что вообще никогда хорошо не заканчивается. Почувствовав силу, толпа начинает выдвигать заведомо невыполнимые требования. Если нет единого лидера движения сопротивления, отдельные субъекты непрерывно грызутся между собой по самому пустяковому поводу и никак не могут найти взаимоприемлемое решение. Переговорный процесс топчется на месте, градус напряжения растет, эмоции зашкаливают, конфликт переходит в горячую стадию. В качестве триггера может сработать любой громкий возглас, выстрел или даже просто меткое словцо, сказанное в нужное время. И тогда все! Чтобы остановить беснующую толпу понадобится пулемет.

Наведались к механикам и получили клятвенные заверения, что за пару часов все машины искупавшиеся в воде, приведут в рабочее состояние.

— Сомнительно, — буркнул политрук и нехотя покосился на Быкова, тот был мрачен и угрюм, как скала. Впрочем, торопить механиков особого смысла не имело, МАЗ еще не вернулся, так что времени навалом.

Внезапно Эмиссар прервал «обет молчания» и, хмурясь, произнес:

— Что-то долго они.

Словно мысли прочитал. «Русич» отправился за прицепом примерно полчаса назад. Даже учитывая осторожность старого водителя и кромешную тьму, все равно подозрительно долго в пути. Расстояние от береговой линии до брошенного прицепа — всего ничего, метров восемьсот, не больше. Мотнуться туда-обратно даже пешком — пятнадцать минут. Ну пусть будет двадцать. На машине всяко быстрее. Уже давно должны быть здесь. Неужели что-то случилось? Машина заглохла? Горючка закончилась? Провалились в невидимую под водой каверну?

Гейман на всякий случай приказал водителям ближайших грузовиков направить прожектора в сторону озера. Развернулся лицом к воде, долго вглядывался в темноту. Разглядеть ничего не удалось. На секунду показалось, что где-то вдалеке, почти у самого горизонта, мелькнул свет, но это вполне мог быть и обман зрения.

— Может, случилось чего? — задумчиво пробормотал Быков в самое ухо.

— Родион Сергеевич, давай еще немного подождем. Иваныч — опытный водитель, думаю, справится.

— Да я и не сомневаюсь…

Однако теперь червь сомнения начал грызть и самого политрука. Еще почти четверть часа он поглядывал на темный горизонт, нервно тер лысину и даже попытался грызть ногти, но вовремя одернул себя. И лишь когда темноту прорезали ослепительно яркие лучи фар и прожекторов тягача, вздохнул с облегчением. Отцепить прицеп с артефактом посреди озера — это конечно был верх идиотизма. Но другого решения на тот момент они с Быковым не нашли и решили рискнуть.