До меня наконец дошло, о чем просит политрук.

— Сквозь озера? Вы сказали — «сквозь озера», которые кишат тварями, способными сожрать стокилограммового крокодила целиком за несколько часов? Лев Исаакович, да вы в своем уме? А если кто-то остановится, чтобы искупаться или набрать водички?

— Мы предупредим, что останавливаться и выходить из машин нельзя. Возможно, дадим какую-то вводную информацию — строго дозированно, чтобы не поднялась паника.

— Лев Исаакович, — запротестовала я, — да это просто бред! Там в озерах черви, которые умеют прыгать. А что, если они заберутся в кузов грузовика? А если у кого-нибудь машина заглохнет? Или колесо спустит? Или горючее закончится?

— Мы обдумаем стратегию поведения, — перебил Чекист, не дослушав меня, — постараемся предварительно разведать маршрут. Родион Сергеевич проложит самый кратчайший курс, по возможности вокруг водоемов.

— А если не получится, то попрем вброд?

— Да, Лидия Андреевна, — взгляд Чекиста стал жестким, — если не получится объехать вокруг, нам придется форсировать водное препятствие. Другого выхода у нас просто нет!

— Тогда соберите людей и объясните, насколько высока опасность.

— Это не самая хорошая идея.

Я опять разозлилась.

— Вы подвергаете экспедицию смертельному риску.

— Я выбираю меньшее из двух зол. Смерть от обезвоживания в пятидесятиградусную жару тоже не сахар и не щербет. Если мы отклонимся от маршрута слишком далеко, нам не хватит воды, чтобы добраться до ближайшего населенного пункта.

— Лев Исаакович, — взвилась я, но договорить политрук не дал.

— Я обещаю обдумать ваше предложение. Надеюсь, Лидия Андреевна, вы поступите благоразумно и доверите миссию просвещения личного состава руководителям экспедиции. Лидия Андреевна, поймите, инициатива наказуема.

Захотелось скрипнуть зубами, как делал Быков в минуты сильнейшего раздражения, но к сожалению, я так не умела. Поэтому промолчала в ответ.

— Разрешите откланяться? — пробормотал он какую-то архаичную форму прощания и вышел из медпункта.

И даже словом не обмолвился о Чернецком и сегодняшним происшествии. Или я чего-то не понимаю, или одно из двух…

Гейман вообще не пошел на вечерний развод, предоставив Быкову отдуваться самому. Впрочем, что скажет Эмиссар на собрании, он знал и так. Небольшая церемония награждения, благодарности выжившим «потеряшкам», обильно разбавленные словесным поносом о важности миссии и последней надежде человечества, а также вручение небольших, но памятных подарков. Старику — наручные часы, не зря захватил с собой, вот как чувствовал, что пригодятся. Мальчишке-помощнику — личное оружие. Что-нибудь небольшое — «Беретту» или ПМ, их в КАМАЗе пол-ящика зазря валяется. А потом эмиссар зачитает вслух приказ о присвоении внеочередного звания рядовому Майеру. Ну а погибшим — гражданство Метрополии посмертно. Мертвым то оно, конечно, уже все равно, а родственникам пособие пригодится.

Политрук не удержался от ехидной усмешки. А в довесок еще и приказ о временном переводе Стивена в «миротворцы» под его личное командование. Он долго выдумывал должность и остановился на очень старом, ныне практически забытом словечке — «комиссар», которое в ХIХ веке означало «чиновник, выполняющий полицейские функции». Тавтология, конечно, ибо «миротворцы», это и есть военная полиция. Но звучит стильно и наиболее подходит по значению сообразно ситуации.

А вот под занавес, когда все расслабятся и будут потихоньку озираться в надежде слинять незаметно из строя, дабы покурить за грузовиками, и будет объявлено «важное сообщение относительно ночного перехода».

Поспать сегодня не удалось даже пяти минут, голова была тяжелой и соображала плохо, но текст Гейман все-таки сочинил. Получилось коротко, емко и непонятно. Если пересказать в двух словах: из машин не вылезать, нигде не останавливаться, в случае поломки ждать подмогу, не покидая кабин.

Лидия Андреевна наверняка останется недовольна подобным инструктажем и затаит обиду, но другого выхода у нас нет. Открывать всю неприглядную правду о червях — страшновато. Не всякая психика выдержит подобные новости. Как бы у кого-нибудь крышу не сорвало. Так что пусть лучше злятся на командование, ворчат и проклинают, авось обойдется. Нам от их проклятий ни холодно ни жарко, а вязать сумасшедших в смирительные рубахи нет никакого желания.

Маршрут строили вдвоем с Быковым часа полтора. Несколько раз поругались, но в конце концов пришли к компромиссу. Большую часть озер обогнем по пустыне, форсировать придется только одно. И вот его, самое большое и мелкое, обогнуть никак, только если возвращаться назад, к Асуану. Чего не хотелось бы, горючего и так мало. Потеря автоцистерны больно ударила по всем расчетам: придется жертвовать парой транспортных средств. И здесь у нас без вариантов. Первым под списание пойдет трактор, как самый прожорливый и бесполезный. Свою основную задачу он уже выполнил. Ну а следующий на очереди военный МАЗ. Жрет соляру, как не в себя. Жалко, конечно, такой тягач классный. Мамонт! Но горючего осталось мало. Лучше выбросить часть груза, чем последние пятьсот километров топать пешком по пустыне.

Гейман снова взглянул на наручные часы, минутная стрелка закончила движение по циферблату и остановила свое движение точно напротив цифры двенадцать. Семнадцать ноль — ноль. Пора!

Он быстро поднялся, откинул полог и по грунтовым ступенькам выбрался из блиндажа. Солнце все еще невыносимо жгло, хотя находилось очень низко над горизонтом. Сорок пять минут до заката, затем Юпитер останется светить в гордом одиночестве еще целых два с половиной часа. За это время планируется пересечь озеро и углубиться в пустыню.

Гейман прошел между грузовиками, мельком посмотрел вправо на неровный квадрат построения личного состава. Сейчас почти все собрались там, кроме двоих часовых и одного дежурного, Быков велел присутствовать всем без исключения, даже «ученому люду», морячкам и взводу хозобеспечения.

Политрук не спеша повернулся спиной к импровизированному плацу, а на самом деле просто слегка выровненному бульдозером куску пустыни, и двинулся вдоль линии припаркованных грузовиков со стороны кабин, внимательно вглядываясь в лобовые стекла — никого. За пару минут он добрался до легковых автомобилей — пикап разведчиков, пикап полевой кухни, «скорая», его собственный УАЗик, «Тайфун» разведчиков и «Тигр» Эмиссара. С виду все тихо, ни единой живой души.

Один часовой дежурит на насыпи у пулемета, второй — на водовозке, вон даже отсюда башка видна. Дежурный сегодня, кстати, — Шибарин. На глаза не попался. Где-то прячется от жары. Интересно, если поднимется тревога, за сколько секунд успеет прибежать на шум? Возраст под полтинник, давно не мальчик уже.

Гейман обошел крайний броневик и не спеша двинулся обратно, на этот раз со стороны бортов, старательно обшаривая зорким взглядом каждый автомобиль. Ни-ко-го!

— Черт, — выругался он сквозь зубы, когда дотопал до крайнего в ряду бензовоза, — никого.

Этого просто не может быть! Так тщательно подготовленная ловушка оставалась пуста. Быков обещал немного потянуть время, как всегда споет свою старую песню о «важном», то бишь о спасении человечества. Сколько он сможет вешать лапшу на уши, прежде чем народ окончательно заскучает и начнет незаметно разбредаться кто куда? Ну минут десять, не больше. Исходим из минимума — пять.

Гейман вновь посмотрел на часы. Семнадцать ноль шесть и тридцать секунд сверху. Итого, в запасе осталось тринадцать с половиной минут, плюс — минус одна минута резерва. Маловато! Неужели просчитался?

Он резко присел на корточки и вытащил Стечкина. Затаился у огромного колеса военного МАЗа. Выждав несколько секунд, осторожно выглянул из-за ребристой покрышки, бегло осмотрел пространство между колесами — никого. Опустился на четвереньки и пополз на руках глубже под кузов. Добравшись до противоположного колеса, он сел прямо на песок и прислонился к нагревшейся за день резине. Затаил дыхание и даже закрыл глаза, прислушиваясь, чтобы ничего не отвлекало.