Что дальше?

Устроить засаду? Должны же пленнику принести поесть или выгулять на оправку? Как обычно поступают герои в боевиках? Спрятаться за дверью, и когда тупоголовый охранник принесет поднос с едой, зайдет внутрь и начнет глупо оглядываться по сторонам, как будто пленник мог испариться из запертой камеры, в это время выскочить у охранника из-за спины и огреть чем-нибудь тяжелым по голове. План просто безупречен для малобюджетного боевичка, но в жизни, как правило, дверь открывается из помещения наружу.

Можно было бы, конечно, повиснуть над входом, ухватившись, словно ниндзя, за вбитые в стену крюки. Вот только никаких крюков в камере нет. Гладкие бетонные стены, бетонные пол и потолок, железная дверь и малюсенькое окошко, через которое не протиснется даже ребенок. Можно демонстративно улечься на пол посредине камеры, изображая мертвого. Дождаться, когда глупый охранник подойдет вплотную и наклонится над пленником, а затем резким ударом…

Чушь все это! Дешевые киношные приемы, не работающие в реальной жизни. Охранник не станет заходить в комнату, оставив дверь открытой. В лучшем случае позовет напарника, в худшем — просто даст очередь из автомата по лежащему ничком заключенному, прострелит ногу или руку и только потом войдет в камеру.

О свободе пока можно забыть.

Джон смотал веревку, черт его знает, может быть еще пригодится, сунул в карман и уселся на пол. На поверхности сейчас полдень, адская жара, и время «кайлюля» — послеобеденного сна. Судя по тишине в подземелье, кормить его пока не собираются. Это, конечно, плохо, но не смертельно. А вот водички могли бы и принести…

Нужно немного поспать, решил он, предстоит тяжелая ночь, и все равно в камере заняться больше нечем. Джон сложил скрещенные руки на колени, уткнулся в них лбом и почти мгновенно уснул.

Стивен открыл глаза, сделал глубокий вдох и сразу же зашелся в каком-то безудержном неистовом кашле. Он попытался сдержаться, но организм не слушался, требовал — дышать. Еще и еще. Не выдержал, сдался, снова вдохнул, и опять надолго закашлялся. Внутри что-то хрюкало, сипело и булькало, от сотрясения опять резанула боль, раскаленным ножом прошла через всю грудную клетку насквозь.

Нечем дышать!

Хочется расправить плечи и вдохнуть полной грудью, но боль сворачивает в тугой узел, вжимает в кресло, жжет адским пламенем, и чтобы убежать от этой всепоглощающей пытки, приходится сдерживаться. Пара секунд блаженства, дольше без воздуха не вытерпеть, а затем опять раскаленный прут в глотку.

Потому что живой человек не может совсем не дышать!

Он еще несколько секунд барахтался на самом краю сознания, а потом словно молния вспыхнула в мозгу простая и ясная мысль.

Черт возьми, если мне больно, значит я не умер. Как там говорили древние? Мыслю, значит — существую. А я мыслю. Еще как мыслю! И чувствую. Значит, я — жив.

Его охватил непонятный, совершенно безумный восторг.

Как же сильно, оказывается, я люблю жизнь! Ведь это же так прекрасно — просто жить и радоваться каждому мгновению, каждому восходу и закату, песку на зубах и обжигающему раскаленному воздуху пустыни.

И сразу же вдогонку пришла еще одна, более мрачная мысль, резанула по нервам, окатила ледяным душем.

Нечем дышать!

Да, я не умер, но грань слишком тонка, и радоваться пока еще нечему.

— Лидия Андреевна, — пронзительно кричит Василий над самым ухом. Вопль невыносимо бьет по барабанным перепонкам, эхом отдается в голове, — идите скорее сюда, Стив очнулся.

Перед глазами плывет.

Стивен попытался встать, но сильные и одновременно нежные женские руки удержали на месте.

— Рано тебе еще вставать.

Кашель постепенно стих, но боль в груди так и не ушла.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает врачиха.

Губы засохли и склеились. На слова не хватает воздуха. Мысли путаются.

Пришлось еще раз вдохнуть через боль, сдержать подступающий приступ кашля и лишь потом ответить, постаравшись уложиться в один единственный выдох.

— Хре-но-во.

Проклятые слоги! Впредь нужно подбирать слова покороче.

Как же трудно оказывается говорить.

И больно!

— А ты везучий, Стив, — засмеялась Лидия Андреевна, — у тебя situs inversus. Транспозиция внутренних органов. Первый раз в моей практике. Я знала, что такое бывает, но самой сталкиваться никогда не приходилось. Очень редкая аномалия.

— Что… это?

— Зеркальное расположение внутренних органов. Если просто, у тебя сердце находится справа, а печень слева. Везунчик! Сквозное проникающее ранение груди слева, пуля прошла меж ребер. Благодаря анатомическим особенностям организма сердце не задето, повреждение верхней доли левого легкого. Еще есть небольшой ушиб ребер, но это уже так, ерунда. До свадьбы заживет.

Значит, не умру. Во всяком случае, не сегодня! Нужно только научиться дышать через боль…

Попробовал улыбнуться, но не смог. Губы не слушаются. Лицо словно деревянное.

— Как… Мишка?

— Да все в порядке с твоим Мишкой, — отмахнулась Лидия Андреевна, — в заднее окно посмотри и увидишь.

Она рассмеялась и вдруг очень похожим голосом произнесла:

— Лидия Андреевна, как там Стивен себя чувствует?

Попытался повернуть голову, но не смог. Тяжелая, словно весит целую тонну. Изо всех сил скосил глаза. Не столько увидел, сколько догадался, что позади «скорой» едет УАЗик Чекиста. Само собой вырвалось удивленное восклицание.

— Да-да, ты не ошибся, — усмехнулась Лидия Андреевна, — Мишка теперь личный водитель политрука.

Она замолчала, лицо внезапно стало серьезным и даже хмурым.

— Тебе сейчас нельзя волноваться, поэтому спи и набирайся сил.

— Я в норме, — с трудом простонал Стивен, — расскажите… что было… пока… я… спал?

Боже мой, какая длинная фраза. Покуда выговорил заплетающимся языком, выдохся. Словно кросс на пятнадцать километров пробежал.

Лидия Андреевна пожала плечами.

— А что рассказывать? Чернецкий погиб, Иваныч тоже… — дыхание перехватило, но она справилась с нахлынувшими чувствами и продолжила, — Михаил остался не у дел, все водители расписаны по экипажам. Петр Иванович перед смертью попросил Геймана приглядывать за Мишкой, вот он и забрал его к себе. МАЗ сгорел. Часть груза пришлось бросить. В основном все тяжелое: экскаватор, железо, из которого лагерь делали, понтон, семена, запчасти, даже часть продуктов оставили на берегу. Вот — едем. До Хартума рукой подать, а там еще тысячу километров и наша цель путешествия — Бахр-Дар. Вода у нас почти совсем закончилась, надеемся в Хартуме найти источник.

— Ясно, — с трудом выдавил Стивен.

Значит, Чекист никому ничего не рассказал и Мишка не арестован. Слава Богу!

— Я долго… без сознания?

— Долго, — отмахнулась Лидия Андреевна, — несколько часов.

— Помогите… встать.

— Нельзя! Ранение серьезное, условия походные. Сам понимаешь, риски высоки, придется недельку — другую поваляться в горизонтальном положении. Точнее — в сидячем.

— Некогда… мне… валяться, — нахмурился Стивен, — у меня… дела…

— По нужде что ли? — усмехнулась врачиха, — так для этого утка есть. Сейчас Василий тебе поможет.

— Да нет, — смутился Стивен.

— Спи, — голос Лидии Андреевны внезапно обрел несвойственную жесткость, — все дела потом. А сейчас — отдых.

— Есть, господин военврач! — вяло пошутил Стивен.

— Вот именно, — веско подтвердила Лидия Андреевна, даже не улыбнувшись, — я и по званию пока повыше тебя буду. Так что имею право приказать.

— А какое… у вас… звание? — не удержался Стивен от любопытства.

Лидия Андреевна пожала плечами.

— Какая разница? Лейтенант медицинской службы.

— Вы… серьезно?

— Не то время и место, чтобы шутить.

— Я… не знал…

— Странно, что тебя это удивляет. Врачи во все времена были военнообязанными.

Стивен откинулся на небольшую подушечку и закрыл глаза. Как бы ни хотелось спать, сон не шел. Пока лежишь без движения, дышать чуточку легче. Видимо, организм почти не расходует энергию, кислорода требуется меньше, и можно дышать неглубоко. «Не в затяжку» — вспомнил он чью-то глупую остроту. Цепочка ассоциаций быстро привела к мыслям о сигарете. Он снова открыл глаза, убедился что Лидия Андреевна перебралась на переднее сиденье. Звать ее не хотелось.