Собак слишком много! Патронов не хватит.

Решение лежит на поверхности. Нужно выбирать самые крупные цели, именно они наиболее опасны в рукопашной. Краем глаза Стивен успевает заметить, как Румын отбрасывает бесполезный автомат и достает из-за голенища нож.

Бах-бах-бах.

Еще три туши валятся на песок. Громкий металлический щелчок возвещает о закончившихся патронах. Стивен выхватывает штык-нож и, потратив целую секунду, пристегивает его к стволу Калаша. Затем срывается с места и бежит что есть мочи на выручку сослуживцу. Боль в ноге куда-то улетучивается, видимо адреналин временно заблокировал болевые ощущения.

Это хорошо! Это вовремя.

Он врывается в свору, словно обезумевший зверь, опьяненный запахом крови. Мозг вновь отключается, уступив место первобытным инстинктам. Стивен бьет прикладом и колет штык-ножом, расшвыривая визжащие комки плоти по сторонам. Он боится поднять голову, чтобы ненароком не увидеть мертвого Румына. Если это произойдет, он же себе не простит.

Острые, как бритва, зубы впиваются в ногу, но сильный удар по черепу успокаивает очередную зверюгу навсегда. Еще одну Стивен поддевает подкованным ботинком под грязное брюхо, третью пронзает штык- ножом. Секундная передышка.

Теперь Стивен видит, что Румын все еще жив и продолжает орудовать ножом, сидя на земле. Вот только держит его почему-то в левой руке. Форма товарища быстро пропитывается кровью.

С немалым трудом Стив пробивается к нему, и жестокими пинками разгоняет прочь оставшихся собак. Те с недовольным ворчанием отступают, поджав хвосты, образуя уже знакомый полукруг мертвой зоны. Стивен наклоняется к Румыну, с удивлением натыкается на улыбающуюся во все тридцать два окровавленную физиономию. Со лба свисает кусок кожи, правая рука безжизненно болтается плетью вдоль тела, но глаза горят, и рот кривится до ушей в безумной ухмылке.

— Ну мы и дали им просраться! Да, Стив?

Румын пытается встать, ноги не держат, и он неуклюже валится обратно на землю, хватая воздух ртом.

— Херово мне, чего-то… — бормочет штурмовик, закатывая глаза, — я немножечко посплю, ладно?

— Не двигайся, — приказывает Стивен и громко кричит, — сюда! На помощь! Врача!

Он не видит приближающихся штурмовиков, но ощущает их присутствие позади неведомым шестым чувством. Чьи-то сильные руки отодвигают в сторону, над раненым склоняется санитар.

— Ох, едрить колотить, — матерится пожилой штурмовик, — сильно пацана порвали. Капрал, вызывай «колеса», Румына штопать нужно.

Капрал потянулся к заплечной рации, что-то быстро и отрывисто скомандовал, слов не разобрать, только одна фраза прозвучала отчетливо — «два трехсотых».

Капрал повернулся к Стивену:

— Ты как сам?

Стивен растеряно осматривает себя, и не увидев серьезных ран, докладывает:

— Ногу подвернул, господин капрал, и так, по мелочи, пара царапин.

— Ясно, — рычит капрал и добавляет в рацию вполне различимо, — да, сказал же — двое. И пулей сюда! У меня боец кровью истекает.

Заметно поредевшая свора улепетывает прочь от города…

Боль в ноге, острые зубы пронзают плоть…

Стивен невольно вскрикивает, дергается и просыпается в холодном поту. За окном светло, мимо величественно проплывают барханы.

Африка. Конвой. Кабина МАЗа. За рулем Мишка. Зыркнул глазами, улыбается, крутит баранку. Ноет прокушенная крокодилом нога.

— Доброе утро, Стив! Что, плохой сон приснился?

— Типа того, — пробормотал Стивен, стряхивая остатки сна.

Впрочем, сложно сказать, что это было, сон или воспоминания? Мысли текут вяло, равнодушно.

Сначала собаки, потом ящерицы, теперь вот крокодилы. Да что же это такое? Какое-то странное совпадение. Или нет? Неужели я как магнит притягиваю всех этих тварей?

Стивен почувствовал, что снова уплывает в царство Морфея, и яростно помотал головой.

А что было потом?

Румына увезли в госпиталь и через месяц комиссовали по ранению. Военная пенсия, гражданство Метрополии и навсегда покалеченная рука. А ведь пацану еще не исполнилось и двадцати пяти.

Как дальше сложится жизнь инвалида?

Впрочем, еще неизвестно, как она сложится у самого Стивена. Ведь он вполне может и не вернуться из экспедиции.

Двигатель МАЗа гудит ровно, убаюкивающее. Позади на спалке похрапывает Иваныч, досталось вчера старику, а обещанной подмены и пары дней отдыха что-то не видно. Водители изначально жестко распределены по машинам. Кого собирался выделить Чекист? Ведь никаких резервов нет. Да и каждый грузовик со своими особенностями и нюансами. «Русича» не каждый вести сможет, очень уж капризный тягач.

Мишка не выдерживает:

— Стив, ну ты проснулся? Расскажи, что там вчера приключилось? Правда, тебя крокодил укусил?

Стивен вздохнул и нехотя принялся за рассказ…

24 февраля 32 года (за полночь)

На очередной остановке народ скучковался возле автоцистерны с питьевой водой, чтобы вволю потрещать в отсутствие начальства. Обсуждали последствия нападения ящериц на колонну, кто что видел, и кто что думает по этому поводу. Потеря джипа вместе с экипажем, суровая перестрелка в голове колонны, затем бешеная гонка по пустыне, чтобы оторваться от обезумевших тварей, взволновали всех. Мужикам было о чем поговорить, я их не осуждаю, но сама участвовать в пустопорожней болтовне не стала. Так, послушала немного, одним ушком, и ушла.

Ветер стал сильнее, порывами трепал брезент на кузовах, поднимал и швырял в лицо целые пригоршни песка. Василий принес канистру с водой, закинул в багажник и с ворчанием полез в салон. Как я его понимаю! Хочется размяться, подышать свежим воздухом, а оно метет. Забралась в салон и я, все одно с минуты на минуту должны дать команду к отправлению. Арсений захлопнул капот, обтер руки ветошью и сел за руль с недовольной миной на лице.

— Кажется, буря начинается, — проворчал он, устраиваясь на водительском сиденье.

Затрещала рация, ворвался жесткий голос Быкова, возвестивший начало движения конвоя.

— Ну, с богом! — едва слышно произнес Арсений и выжал газ.

«Скорая» сорвалась с места, пристраиваясь на свое привычное место в колонне. Грузовики впереди тут же подняли пыль, которую немедленно подхватил ветер, видимость сразу стала отвратительной. Василий на задке демонстративно завалился спать. Вот бессовестный! Хоть бы языком трепал, как обычно, какое-никакое, а все-же развлечение. За окном темень, фары освещают только небольшой кусок дороги и борт движущегося впереди грузовика с разбитым подфарником. Иных зрелищ нет и не предвидится до самого рассвета. От скуки с ума сойти можно!

Чувствую — закипаю. Вот уж не думала, что три четверти времени в экспедиции придется трястись на жестком сидении и залипать в непроглядную черноту пустыни под заунывный рев двигателей колонны. А все приключения, как всегда, где-то впереди и без меня.

Выручил Арсений. Откашлялся и попросил:

— А расскажи нам, Василек, что-нибудь интересное.

Василий тут же передумал спать, ну еще бы, две пары добровольных ушей сами подставились, принял вертикальное положение, и осторожно уточнил:

— Что рассказать?

Арсений добродушно рассмеялся:

— Да нам, в общем-то, все равно. Об Африке расскажи, о пустыне, о пирамидах.

— Хм… — озадачился Василий, — общеизвестные факты из учебника цитировать мне неохота, многие цифры давно из головы улетучились, могу напутать. Лучше давайте, я вам одну любопытную гипотезу расскажу. Между прочим, свою собственную. Но сначала немного матчасти.

И пошел чесать языком…

Дословно я, конечно, не запоминала, да и терминологии было через край, так что перескажу немного своими словами.

— Теория антропогенеза гласит, — начал Василий, — что ареалом возникновения человечества является Африка, именно там были найдены останки самых древних гоминид. Африканское происхождение австралопитека подтверждают и генетические исследования. Зародившись на африканском континенте, человечество постепенно распространилось по всей планете. Это произошло не одномоментно, а несколькими волнами миграции. Архантроп или Homo erectus (прим. человек прямоходящий), вышел из Африки и расселился по всей Евразии во времена раннего и среднего плейстоцена, около двух миллионов лет назад. Затем были волны миграции денисовцев, неандертальцев и,наконец, совсем недавно, около шестидесяти тысяч лет назад, кроманьонцев. Со временем остальные ветви вымерли, и господствовать на Земле остались только мы — современные люди, потомки кроманьонцев.