Ни черта не вижу! Где же он?

На ощупь нашарил автомат, вцепился мертвой хваткой в цевье. Хотел еще что-нибудь ободряющее сказать Мишке напоследок, но воздуха для слов уже не хватило.

И тогда он улыбнулся…

Джон пришел в себя и несколько минут не мог понять, где он, и что происходит. Руки, связанные за спиной, неимоверно затекли. На глазах непрозрачная повязка, во рту вонючий кляп, в ушах звон, а в голове пульсирует боль. Он попытался пошевелиться, и тут же получил грубый пинок под ребра. Над головой многозначительно щелкнул взводимый затвор.

Так, теперь все понятно, пленника охраняют и очень тщательно.

Память услужливо предоставила последние мгновения перед забытьем. Небольшая остановка перед Ом-Дурман, штурмовики, сворачивающие шатер, противная на вкус консерва и горький дым сигарет из планктона. Затем открывающаяся дверь «Humvee», срез ствола автомата в руках полуголого африканца, направленный прямо в лицо.

— Черт!

Самого момента потери сознания Джон не помнил, но голова просто раскалывалась от боли. Не иначе ниггер крепко приложил его прикладом в висок. Однако не убил, что было бы более естественно. Автомобили, оружие, боеприпасы — ценная добыча в Африке. Значит, нападение было организовано не с целью грабежа. Но тогда — зачем?

Впрочем, — рассудил Джон, — все очень скоро прояснится, и даже гораздо раньше, чем хотелось бы.

Выжил ли кто-нибудь из его людей? Занятые сворачиванием шатра потеряли бдительность, проспали нападение на командира. Возможно, была перестрелка, но память лишь разочарованно разводила руками.

Джон со злостью скрипнул зубами.

Ничего не помню!

Слишком много оплошностей. Крепкие стены «Ковчега» расслабляют. Отряд оказался совершенно не подготовлен к суровым испытаниям пустыней. Уверенность в собственном превосходстве и недооценка опасности почти привели к провалу миссии. Если меня убьют, вся надежда только на Летовски. Можно ли ему доверить судьбу целой страны?

Увы, ответа нет.

Его снова пнули под ребра, а затем хриплый голос отдал команду на незнакомом языке. Впрочем, перевод и не нужен — велели встать. Вот сейчас и узнаем, почему я до сих пор еще жив. И надолго ли?

Джон пошевельнулся, подтянул колени к подбородку, перевернулся на живот. Его подхватили под руки, грубо поволокли по песку, в конце недолгого путешествия швырнули на раскаленный песок. Сдернули повязку с лица, развязали путы, выдернули кляп. Он несколько секунд отчаянно моргал, глаза успели отвыкнуть от ослепительно яркого солнца пустыни.

— Ну здравствуй, Джон, — сказал кто-то на хорошем английском.

Ничего не вижу, только зеленые пятна пляшут перед глазами.

Очень четкое произношение и совсем небольшой, но хорошо уловимый акцент. И этот голос. Джон мог бы покляться, что уже слышал его раньше, причем неоднократно, но никак не мог вспомнить — где.

Он потер онемевшие запястья, чтобы выиграть немного времени. Глаза наконец-то адаптировались к яркому свету, и, подняв взгляд, Шеридан понял, у кого находится в пленниках.

Джарваль!

Так вот почему голос показался знакомым. Теперь все стало на свои места…

Впрочем, а чего ты еще ожидал? Это же владения сумасшедшего Джарваля.

Шейх восседал под небольшим навесом, сложив ноги по-турецки на чем-то напоминающем циновку. Не спеша пил чай из глиняного стакана непривычной формы. Нижняя часть посудины имела утолщение, отчего сосуд казался пузатым, а верхняя часть, наоборот, слегка сужалась, как горлышко у кувшина, и лишь ободок резко расширялся в стороны.

Злобный араб все-таки вышел на тропу войны, а не замаливает грехи перед аллахом в бескрайней пустыне. Мозг Джона заработал с лихорадочной быстротой.

— Салам алейкум, хабиби Джарваль.

Шейх усмехнулся и поправил:

— Эмир.

— Салам алейкум, эмир Джарваль, — не стал возражать Джон, — сейчас от неправильно употребленного слова или выражения зависит очень многое, в том числе и собственная жизнь.

— Как я рад встретить в этой негостеприимной пустыне такого справедливого и доброго человека, как ты, Джарваль.

Побольше лести, как бы глупо и пафосно это не звучало.

— … эмир, — требовательно повторил араб и нахмурился.

— … как ты, эмир Джарваль, — немедленно повторил Джон.

Третью ошибку злобный араб не простит. Впредь нужно быть осторожнее.

Лицо шейха немного разгладилось, лесть подействовала.

— Скажи мне, о мой дорогой друг Джон, — голос шейха совсем ничего не выражал, — каким образом ты оказался в нашей бесплодной пустыне? И что ты здесь забыл?

Совершенно непонятно, шутит араб или интересуется всерьез? Да и на обращение не стоит возлагать особые надежды, у них так принято. «О мое сердце… о моя душа… о брат мой возлюбленный…»

А у самого кинжал наготове. Наточен, словно бритва. Пырнет и глазом не моргнет.

— Прилетел на самолете, — не стал врать Джон. Разведка у шейха поставлена на высшем уровне, да и вранье араб почувствует за милю. Чертов живой полиграф.

Левая бровь шейха едва заметно дернулась, это было единственное проявление эмоций, которое он позволил себе проявить.

— И где же твой самолет?

— Упал и сгорел. Слишком старый был.

Джарваль едва заметно кивнул. А может быть, очередной глоток горячего чая оказался слишком большим, и движение головы — непроизвольная реакция на ожог гортани.

— Тебя разыскивал, эмир Джарваль.

Небольшая пауза. Эмир обдумывает ответ и никуда не торопится.

— Ну вот, мой американский брат, ты меня нашел.

Констатация факта или издевка? Или это такое предложение продолжить разговор? Ну ладно, проклятый араб, в эту игру можно играть и вдвоем.

— Позволь не скрывать своей радости от нашей встречи, о великий эмир, — не удержался от ерничества Джон.

На это раз даже левая бровь осталась неподвижной на каменном лице араба.

— Зачем столько оружия с собой взял, брат Джон? Неужто испугался пустынных ящериц и нильских крокодилов? Первые не опасны, а вторые — деликатес. Нельзя бездумно истреблять рептилий, являющихся основным средством пропитания для некоторых, не очень развитых рас. Ты ведь знаешь значение таких слов, как экологический баланс?

Издевается, понял Джон, постарался немедленно сгладить возникшую неловкость.

— Ну что ты, эмир, как можно нарушать экологическое равновесие? Оружие, по большей части предназначалось тебе в подарок. А также прекрасный броневик американского производства.

Араб едва заметно ухмыльнулся.

— И это еще не все…

— Ты имеешь в виду золото, мой американский брат?

Значит, машины обыскали и слиток нашли.

— Этот бесполезный металл меня почти не интересует…

Джон мысленно возликовал. «Почти» — еще не значит «совсем». Значит, все-таки золотишко его немного привлекает. Хотя бы ностальгией по давно сгинувшим временам.

— И этого бесполезного металла, — Джон решился подсечь глупую рыбешку, раз уж клюнула на наживку, — мы привезли немало. Но брать с собой в дорогу побоялись, в Африке много лихих людей. Закопали в пустыне.

— Что осталось в пустыне, то принадлежит пустыне, — голос араба остался безучастным, — а куда остальные машины отправил, если не секрет?

Джон почувствовал, как земля уходит из под ног.

Откуда он знает? Кажется, мы недооценивали мертвый континент. Есть у них связь. И это очень сильно меняет расклад сил и средств. Значит, они ведут конвой всю дорогу, внимательно отслеживая все перемещения.

Джон словно кожей почувствовал тиканье часов на запястье.

Пауза затянулась. Врать нельзя — почувствует. Машины и оружие и так уже его. Золото найдет сам, проводник не нужен, отыщет по следам. Избавиться от пленников — дело нескольких секунд. Рассказать правду? Сможет ли араб своим скудным умишком осознать, что такое эвакуация населения целой планеты?

— В Бахр-Дар, — коротко ответил Шеридан, решив пока ничего не пояснять.