Я отставил крышку, лучик фонарика осветил бледное лицо мертвеца. Глаза Жорича почему-то были открыты. Будто он ожил. Вера даже чуть не вскрикнула, зажав рот рукой.

— Глаза открыты, — пробормотал Тулуш. — Надо было духов задобрить.

— Басни все это и суеверия, — авторитетно заявил я и взял мертвеца за руку. — Ну-ка посвети!

Вера, стоя на краю могилы, скользнула лучиком по запястью, а затем перевела свет на кисть трупа. Я внимательно осмотрел ладонь и тыльную сторону кисти. Но никаких шрамов и застарелых отметин там не было. Я тщетно старался разглядеть хоть что-то, но посиневшая кожа была без изъянов.

Взял вторую руку. Трупное окоченение уже прошло, поэтому сделать это было не так сложно. Однако, мертвые сухожилия и мышцы тянули пальцы и суставы у трупа, будто невидимые пружинки, и казалось, что Жорич сжимает кулак и сопротивляется мне. Еще и его взгляд — в темноте он будто уперся именно в меня.

Не очень приятная процедура — осмотр трупа. Да еще и на кладбище, стоя в могиле.

— Ну что там? — встревожено спросила Вера, лучик от нее подрагивал.

— Держи фонарик ровнее, — сказал я, разглядывая вторую кисть мертвеца. — И здесь нет стигматов.

— Это не Святоша… — удрученно проговорила Вера. — У него должны быть следы от гвоздей на руках. Его когда-то прибили живым к забору. Будто распяли, — Вера стала повторять ту историю, которую когда-то мне рассказала в Мохово, словно хотела напомнить, а может, она просто размышляла вслух, и воспоминания ей помогали сосредоточиться. — Тогда он был еще подростком. Убил двоих девочек в лесу. Никто из сельчан не понял, зачем он это сделал. Его должны были судить, но доказательств не было. Он не признался, но проболтался одному из своих дружков. Тот рассказал отцу погибших девочек. Он выследил подростка-убийцу и заживо прибил его к забору гвоздями. Оставил умирать в глухом месте, но Лев Грицук как-то выжил. Возможно, кто-то освободил его. А потом сгорел дом этого отца вместе с ним. Будто несчастный случай. Однако, все были уверены, что это дело рук выжившего садиста. Но опять же таки, никаких доказательств. Ему все тогда сошло с рук.

— Могли шармы за столько лет рассосаться? — задумчиво проговорил я.

— Нет, — уверенно покачала головой Вера. — Я консультировалась со знающими людьми, какие-то следы все равно бы остались. Он свое прозвище получил благодаря этим «стигматам» — отметинам. И то, что людей, уже будучи взрослым, убивал в концлагере, прибивая гвоздями. Все это указывало на его прошлое… Он будто вымещал старую злость, никак не мог простить, что с ним сотворили.

— Ну точно Святоша… Стигматы, распятие, — задумчиво проговорил я и стал обыскивать карманы покойника.

Зачем стал шарить в костюме? Сам не знаю, таким вопросом не задавался. Ментовская привычка, интуиция, или что-то еще.

— Что ты ищешь? — спросила Вера.

— Ничего, проверяю костюмчик на всякий случай. Он явно ношеный. Похоронили в старом.

Новые костюмы для похорон покойникам сейчас никто не покупал. Надевали на усопших из того, что было в прижизненном гардеробе. Я с особой тщательностью обыскивал нагрудные внутренние карманы. Видно было, что костюм этот Жорич давненько не надевал, он был ему тесноват.

Я нащупал что-то в одном из карманов. На ощупь глянцевая бумажка. Открытка? Извлек находку.

— Посвети сюда, — помахал я Вере какой-то карточкой размером примерно со стандартное фото 9×12 см.

Лучик скользнул по мне, переместился на предплечье и остановился на фотокарточке, зажатой в моих пальцах.

— Ого! — присвистнул я, разглядывая черно-белое изображение. — Вот это поворот!..

— Что? Что там⁈ — склонилась над могилой Вера, но все равно не могла в подробностях разглядеть изображение на карточке. — Мужчина и женщина, да? А что за город? Кто они такие?

— На-ка глянь, — протянул я ей старое и уже пожелтевшее фото. — Никого не узнаешь?

— Это Жорич… Здесь он гораздо моложе. А это Ялта? Да, точно она… Вот и надпись: «Ялта 1956 год».

— Ялта, ага. А рядом с Жоричем погляди-ка, кто стоит. Не узнаешь девушку? Присмотрись, ну…

— Это же Загоруйко! — с удивлением выдохнула Вера. — Потерпевшая, которую взял в заложники Жорич перед тем, как ты его убил…

— Вот именно! Виталина Сергеевна собственной персоной. Ни на какие мысли тебя это не наводит?

— Ты говорил, что Святоша… Что Святоша мог быть женщиной.

— Предполагал, — кивнул я. — Если такое, конечно, возможно с точки зрения документальной обоснованности. Ты же добывала о нем сведения из, черт знает, каких архивов.

— Такое могло быть… Вся информация о Святоше у нас получена из документальных источников, но в немецкой комендатуре могли запросто её засекретить, залегендировать.

— И тогда, получается, что нам скормили дезу? Спустя столько лет? — цокнул я.

— Существование Святоши мы доказали. И его видел мой отец, а вот достоверных данных о нем нет пока. Мы лишь предполагаем, что его звали Лев Никанорович Грицук, а возможно, это был его псевдоним. В данном случае — её. А почему ты вернулся к этой версии — с палачом-женщиной?

— Потому что уважаемая Виталина Сергеевна меня обманула. Она сказала, что не так давно знакома с Жоричем. Года два назад взяла его на работу на мясокомбинат, а уже после с ним сблизилась. А тут фотокарточка двадцати двух летней давности. И смотри, как они милуются на набережной, жмутся друг к дружке, будто попугайчики-неразлучники. Явно не случайные знакомые.

— Зачем она тогда обманула?

— Вот и я хотел бы это знать.

— Погоди, Саша… — Вера стала догадываться о ходе моих мыслей. — Получается, что там в квартире, ну, когда Жорич взял ее в заложники… Это был лишь спектакль? Постановка? Выглядело все очень правдоподобно.

— А если и правда это был спектакль? Чтобы вывести из-под удара любовничка.

— Она хотела его спасти, а ты его убил… — кивнула следачка. — Не вышло…

— Нужно проверить, так ли это все было на самом деле.

— Как? — озадачено повела плечом Вера. — Если она сыграла такой спектакль, вряд ли признается.

— Этого и не нужно. Помнишь, на старой жестяной банке из-под немецкого кофе мы нашли следы пальчиков двух человек. Один из них Жорич, криминалист идентифицировал. А второй –неизвестный.

— Помню… Но тот же эксперт сказал, что отпечатки неустановленного лица — скорее всего мужские. Ты сам мне рассказывал.

— Да… — кивнул я. — Валя грамотный и опытный криминалист, но судил он по размерам следов, это не стопроцентный признак, он лишь предположил. К тому же у некоторых женщины пальцы могут быть ничуть не меньше по размерам, чем у мужчин. А то и больше.

— И какие же пальцы у директорши?

— А вот мне помнится, что крупные. Сама она, хоть и худая, но стопы и кисти, будто маслы, громоздкие немного. Вот глянь, это даже на фотокарточке видно.

Я уже выбрался из ямы, и пока мы с Верой обсуждали версии — кто же есть Святоша, Тулуш закрыл гроб крышкой и закапывал могилку Силантия.

— Ну да… — пробормотала следователь, рассматривая фото. — Сама худенькая, но высокая и суставы пальцев не маленькие. Думаешь это ее следы на банке?

— Не знаю, но проверить нужно.

— Как? — всплеснула руками Вера. — Ты не забыл, что криминалист — ее родной сын?

— В этом то и сложность… Вряд ли Валентин знает, как выглядит папиллярный узор на пальцах матери. Поэтому мы дактилоскопируем директоршу, на дактокарте напишем другую фамилию и принесем ему для проверки Вале. Чтобы он не был отягощен родственными узами, так сказать. И уж если это окажется она… Что ж, я найду способ объяснить все Валентину. Он парень умный, должен понять.

— Саша, ты уверен? Это же его мать, а вдруг он с ней заодно?

— Не думаю, все-таки в людях я разбираюсь. Валентин правильный слишком, чтобы быть замешанным в таких мерзких делах.

— И тем не менее, — поджала губы Вера. — Если наши предположения верны, то получается, что он сын Святоши…

— Пока это лишь догадки, — я вздохнул. — Эх… Жаль, что мы не нашли шрамов на руках Жорича.