— И вам лично хочу сказать спасибо, товарищ милиционер.

— Пжалста! — улыбался Тулуш. — Не ходи больше к плохой человек. Женщина должен дома сидеть. Детей растить.

Через полчаса квартира Жорича превратилась в оживленное место. Захват заложницы, стрельба по сотрудникам из окна, угрозы расправы и в довершение всего применение табельного с летальным исходом — все эти события по отдельности очень резонансные и громкие, а вместе — совсем гремучая смесь.

Прилетел прокурор с помощником и с Верой. Та прибыла в качестве дежурного следователя, в ее обязанности входило зафиксировать обстановку на месте происшествия, изъять следы и предметы-улики. Прибыл и мой шеф. Мы вышли из квартиры, встали на лестничной площадке подальше от суеты.

— Ну, Саныч, ну ты шума наделал! — дивился Кулебякин раскуривая сигарету. — Молодец, конечно, справился со злодеем… Вот только про убийство на пляже, где парня ножом в спину прирезали, не забывай. Вот бы раскрыть его, глядишь — и меня бы скорее взяли в область. А тебя на мое место. Поднажми, Морозов. Где результаты?

— Работаем, Петр Петрович, работаем, — я чуть отошел от дыма. — По моей версии — погибший, возможно, косвенно причастен к этому темному убийству на пляже.

— Как это? — вытаращился Кулебякин. — Ты же говорил, что беглый зэк, скорее всего, пришил. Из той компашки, которую тогда я, понимаешь, расстрелял. Вот как чуял, что палить нужно сразу на поражение, — хорохорился шеф, вспоминая свои нетрезвые стрельбы на природе. — Одного убил, а в остальных не попал. Жаль…

— Убитый Жорич, скорее всего, связан с единственным еще не пойманным беглецом.

— Да? — удивился Кулебякин. — Вороватый кладовщик Зарыбинского мясокомбината и беглый рецидивист? Что у них общего?

— Возможно, что Жорич — не настоящая его фамилия.

— Вот как? И кто же он на самом деле?

Теперь уже можно было раскрыть карты перед шефом, все же его поддержкой я не раз заручался раньше.

— Мы предполагаем, что настоящее имя кладовщика — Лев Никанорович Грицук, по прозвищу Святоша. Он же родной дядя беглого зэка Сафрона Грицука. Во время оккупации работал на фашистов, был палачом в концентрационном лагере на Брянщине.

— О как! Вот только фашистов мне еще тут не хватало, ядрена сивуха! Сан Саныч, дорогой, ты уж разберись досконально, обстоятельно. Но палку, знаешь ли, не перегибай. Кокнули кладовщика, и бог с ним. А если ты тут еще нацистов к нашему Зарыбинску приплетешь, я точно никогда и никуда не переведусь. Давай остановимся на махинациях с мясом и тушенкой, а? — будто бы торговался со мной шеф. — А фашистами пусть смежники из области занимаются. Лады?

— Я доведу дело до конца, вы же знаете…

— Ох, Морозов, и в кого ты такой упрямый и правильный… Ладно, доводи до чего хочешь, только официально никаких фашистов я регистрировать и в сводку вносить не дам. Вот поймаешь гитлеровцев, приведешь их в КПЗ, покажешь мне лично их бесстыжие морды, тогда и поговорим. А пока — официально у нас обычные хищения на мясокомбинате. Обычный захват заложницы. Обычное убийство на пляже. Рутина, в общем.

— Ну так-то, Петр Петрович, у нас два обычных убийства уже.

— Чего? Каких-таких два⁈ Ты меня, Саша, не пугай. То, что ты кладовщика пришил, так это вовсе не убийство. Это вынужденная мера во имя спасения заложницы и коллеги. Кстати, Мухтар твой где?

— На месте… В ГОВД.

— А я думал, здесь. Там судмедэкспертша говорит, что погибшему зверь какой-то ухо отгрыз. Странно…Я думал, Мухтарка помог.

— Не зверь отгрыз, а Сибиряк.

— Вот разницы вообще не вижу. Держи своего Сибиряка в узде. Сегодня он преступника загрыз, а завтра и на людей переключится?

— Тише, Петр Петрович, — заговорщически проговорил я. — Тише…

— Что такое? — переспросил шепотом Кулебякин.

— Вдруг Тулуш услышит.

— Ну и что? — дивился шеф, но все равно продолжал разговаривать шепотом. — Я же его начальник, ядрёна сивуха! Мне хоть что можно говорить…

— Боюсь, обидится на вас. Если Салчак на кого обиделся, это трындец. Тот уши не сбережет. Я слышал, обычай у них там такой. Чуть что — сразу уши кусать.

Кулебякин нахмурился, потрогал свои уши на всякий случай, прокашлялся в кулак и проговорил:

— Саныч, ну ты это… Про наш разговор ему не рассказывай, ладно? Пусть не обижается. Я же начальник, а на начальников и на дураков не обижаются, сам знаешь.

— Угу… Только вот про труп, когда я вам говорил, что два у нас убийства, я не Жорича имел в виду.

— Господи! Что еще случилось? Ну дайте мне спокойно перевестись на новую и замечательную должность и получить, наконец, подполковника.

— Все понимаю, Петр Петрович, — сочувственно закивал я. — Вот только такое не скроешь от вас, потому что убийство громкое. Сотрудник наш убит.

— Кто? — схватился за голову Кулебякин. — Только не говори, что кто-то из следователей! У нас перспектива по делам в суд горит, у нас и так в следствии работать некому. Ну точно теперь не переведусь…

Он шмякнул ладонь себе на грудь, как будто собрался сам геройски погибать.

— Слава богу, со следователями все в порядке. Старшего инспектора паспортного стола убили.

— Ф-ух… Пронесло, — выдохнул Кулебякин. — Паспортисток у нас несколько. В смысле, плохо, конечно, ужасно… Кого там из них убили?

— Вершинину.

— О как… Интересно, интересно… Но между нами говоря, Вениаминовна давно работала. Баба умная, но жадная. Был грешок за ней — мзду частенько брала с граждан. Жаловались, бывало, люди. Я бы ее давно уволил, да только подловить все не мог. Да и сам понимаешь, если своего сотрудника на взятке поймать, то и начальника, то есть меня, по головке не погладят. Вот так и терпел ее годами. Рано или поздно это должно было случиться, — философски вздохнул он в серый подъездный потолок. — Когда работаешь с криминалом, жизнь в любой момент прерваться может. И, кстати, откуда ты узнал про убийство? Материала по нему я не видел.

— Да вот буквально минут десять назад Баночкин по рации сообщил мне, что труп в рабочем кабинете обнаружили. Так что после этого осмотра полным составом поедем сразу на второй.

— А почему мне ничего не доложил этот Баночкин? — нахмурился Петр Петрович. — Вот приеду, покажу ему кузькину мать.

— Не успел еще сообщить, наверное…

— Ну тебе же успел как-то, — огрызнулся шеф обиженно.

— Так мне дело раскрывать, а не вам, — парировал я.

— Ладно… Чувствую, все равно уже в область меня не возьмут, — вздохнул шеф. — Нашего инспектора внутренней службы убили… Не Зарыбинск у нас, а Чикаго какой-то… Эх… Пойду с прокурором переговорю. А ты работай, найди убийцу Вершининой и того, кто прирезал пацана на пляже. Сроку тебе… — Кулебякин задумался, а потом махнул рукой: — В общем, нет времени на раскачку, как говорится — вчера надо было.

И майор ушел изображать вид кипучей деятельности. Ведь, несмотря на все сетования, в душе он все же надеялся на скорый перевод. Уже и жене пообещал переезд в столицу области. И квартиру ему там дадут большую, светлую, с балконом и телефонной точкой.

Я тоже вернулся в квартиру Жорича.

— Что у тебя, Валентин? — спросил я эксперта, когда тот ковырялся в зале. Снимал с предметов обстановки пальчики, искал следы и прочие улики.

— Пока ничего интересного, — проговорил он, не отрывая глаз от шкафчика, дверцу которого старательно мазюкал дактилоскопическим порошком.

Несмотря на то, что фигурант по делу — его мать, и формально Валентин не имеет права участвовать в следственных действиях, как лицо заинтересованное, но сейчас такое расслабленное время, что на эти мелочи уголовно-процессуального производства можно было смело наплевать. Тем более, учитывая то обстоятельство, что криминалист на весь Зарыбинск один, и заменить его всё равно некем.

Из области могли прислать, конечно, но они скорее застрелятся, чем соизволят выделить нам человека. Даже когда Валя был в отпуске, он все равно выезжал на тяжкие и особо тяжкие преступления, участвовал в текущих осмотрах. Благо таких преступлений в Зарыбинске было немного, это в последнее время, с приходом Сафрона в город, преступный элемент что-то активизировался.