— Захар Елизарович занят! — девушка невольно указала взглядом на нужный кабинет. — Вы созванивались? Вас ждут?
— Конечно, — хмыкнул пришедший и по взгляду журналистки понял, в какую сторону ему идти. — Еще как ждут…
— Подождите! Как ваша фамилия? Постойте! Мужчина! Что за безобразие, я сейчас милицию вызову!
— Слышь, ты, курица! — Сафрон резко развернулся, и семенящая уже за ним девушка чуть в него не врезалась. Даже на ногу наступила и ойкнула. — Сядь и прижми жопу… Иначе…
Грицук достал нож из-под полы и провел кончиком острия по щеке оцепеневшей от ужаса журналистки.
— Усекла?
В ответ девушка лишь закивала. Закрывая рот руками, будто сдерживая крик.
Тогда Сафрон схватил ее за волосы и потащил за собой.
— Я передумал… Со мной пойдешь. Посмотришь, как сдохнет этот фраер.
Дверь кабинета главного редактора распахнулась, и внутрь ввалились двое. Журналистка Зина и Сафрон.
Главный редактор газеты «Красный Зарыбинск», Захар Елизарович Артищев, был интеллигентного вида пожилым мужчиной с профессорской бородкой, пытливым взглядом и в круглых очках. Несмотря на тепло, он и летом предпочитал носить костюм-тройку с белой рубашкой и галстуком. Этакий пожилой франт. Смотрелся он в огромном редакторском кресле слишком безобидным и мягким для должности. Добрые глаза, сглаженные черты лица. Несмелая плешка пробивалась на седеющей зализанной макушке. Вот и сейчас он сидел в своем кресле и курил любимую трубку, обложившись какими-то вырезками, журналами и толстенными потрепанными книгами. По его одежде, содержимому стола и внешнему виду сразу можно было предположить, что он не сможет дать отпор ворвавшемуся Сафрону, да и не только ему.
— Что здесь происходит? — вскочил не по годам резво главред. — Вы кто такой? Немедленно отпустите девушку! Это возмутительно!
— Сядь! — рявкнул вошедший, и редактор тут же присел.
Сильная рука Сафрона швырнула Зину в сторону, та упала на пол, всхлипывая, и попятилась на четвереньках, не смея подняться на ноги.
— Простите, Захар Елизарович, — лишь смогла лишь выдавить девушка.
— Ша, сучка! — гаркнул на нее Сафрон, демонстрируя нож с длинным и широким клинком, который хищно серебрился на свету. — Еще слово — и сдохнешь первой…
— Не надо, не надо, я прошу вас, — скулила журналистка.
Редактор, услышав такое, гордо вскинул голову и смотрел прямо на преступника.
— Я так понимаю, вы… вы пришли меня убить? — проговорил он как можно спокойнее, но голос его все равно дрогнул и на последнем слове сел.
— А ты догадливый, папаша, — озирался по сторонам Сафрон, будто искал, чем можно таким поживиться перед тем, как он выполнит поручение Святоши.
— Вон! — закричал вдруг редактор, громко и немного истерично. — Вон из моего кабинета!
— Ты что-то попутал, дядя⁈ — рассмеялся Сафрон и двинулся к его столу с ножом в руке.
— Стойте! — крикнул редактор и вскинул руку над столом.
В его пальцах был зажат узнаваемый пистолет «Вальтер П38», оружие оккупантов, а после и наших партизан и красноармейцев — трофейное.
Сафрон замер, вращая глазами:
— Дядя, э-э… Ты чего… Не дури… Убери волыну. Я же пошутил.
Но при этом он маленькими шажками продолжал продвигаться вперед, на редактора.
— Стойте, я клянусь, я выстрелю! — бормотал редактор, а пистолет лихорадочно прыгал в его руке.
— Да пошутил я… — улыбался Грицук. — Я кроссворд придумал, принес вам в редакцию, в газете напечатать, возьмете? Хороший кроссвордик вышел. Глянете?
Сафрон уже понял, что даже если главред и не решится жать на спуск, то это может запросто выйти у него случайно. Его рука трясется, а палец нервно застыл на спусковом крючке. Поэтому Грицук стал пятиться к двери, от греха подальше.
— Стреляйте, Захар Елизарович! — набравшись смелости, Зина вскочила на ноги и схватила увесистую статуэтку из бронзы.
— Еще секунда, и я даю слово, что выстрелю, — бормотал вспотевший редактор.
— Да шутка же! Ха! — хохотнул Сафрон и, попятившись к выходу, развернулся и пулей выскочил из кабинета.
Редактор без сил сполз в кресле, а Зина, прижимая бюст Ленина к груди, с укором покачала головой.
— Что же вы не стреляли, Захар Елизарович. Он же… Он… вас убивать приходил. Вы разве не поняли?
— Да откуда же тебе знать, Зина? — снисходительно вздохнул редактор и, поморщившись, потрогал левую часть груди, будто его беспокоило сердце.
— Знаю… Я в оперативном комсомольском отряде состою. Мы хулиганов ловим.
— Зина, Зина, — цокнул главред. — Это был вовсе не хулиган…
— А кто? Вы его знаете?
— Это был… зверь. Взгляд у него, совсем не человеческий… Такому человека жизни лишить, что бутерброд сжевать. Я много людей повидал, научился в них разбираться, этот — один из самых худших его представителей. Поверь мне…
— Тем более надо было стрелять, — решительно притопнула каблучком комсомолка.
* * *
Я подъехал к зданию редакции, когда оттуда выскочил непонятного вида мужик в штормовке, с капюшоном, накинутым на голову. Мне показалось, что еще и очки солнцезащитные на морде. Оперская чуйка мигом сигнализировала, что мужик этот нечист на руку. Зачем добропорядочному гражданину бегать сломя голову среди бела дня?
Я вылез из «копейки» и гаркнул:
— Стоять! Милиция!
Мужик оглянулся, замер на мгновение, а после еще пуще припустил, перемахнув через забор палисадника, и выскочил на улицу Ленина.
У меня сработал инстинкт преследования, как у гончей, и я сразу рванул за ним, по пути расстегивая кобуру. Перескочил через заборчик, пригнувшись, пролетел под кустами колючей акации, выскочил на улицу и увидел, как в закрывающихся дверях автобуса мелькнула спина в штормовке. Черт! Повезло ему…
Автобус заскрипел, заурчал, хрустнул передачей и стал набирать скорость, отъезжая от остановки.
— Стой! — махнул я водителю, но тот не увидел, и автобус увез этого странного мужика.
Бахнул из ПМ в воздух, но выстрел растворился в открытом пространстве и прозвучал как хлопок автомобильного глушителя при позднем зажигании двигателя. На такие звуки шоферы не обращают внимания.
Я огляделся — попуток нет, улица как назло вымерла. Быстренько вернулся к служебной машине, хотел завести и догнать автобус. Шансов мало, что беглец будет еще там, скорее всего, уже готовится сойти на ближайшей остановке, а она вот-вот уже будет — у нас длинных перегонов нет. Только сел и остановка. Но все равно решил рискнуть, как вдруг из редакции выскочила растрепанная и испуганная девушка. Если бы не лохматость и бледный вид, то ее вполне можно было бы назвать симпатичной.
— Товарищ милиционер! — сходу бросилась она ко мне, опознав каким-то образом по моему виду правоохранителя. — Вы же из милиции! Помогите!
— Что случилось? — опешил я.
— Захара Елизаровича… Нашего уважаемого редактора хотят убить! — она отрешенно махнула на распахнутую дверь редакции.
— Где? — крикнул я и без промедления бросился внутрь здания.
Но в холле меня встретила тишина и пустота, лишь нервно дергается под потолком неисправная ртутная лампа да где-то слишком сильно дребезжит комнатный вентилятор.
— Кого убивают? — я недовольно обернулся на девушку.
— Все в порядке, молодой человек, — из кабинета напротив вышел интеллигентного вида пожилой мужчина в коричневом костюме-тройке. Не затасканном и не залоснившемся, а, казалось, только с иголочки.
Такие выходные костюмы имелись у советских граждан (и тройки в том числе), но надевали их по особым случаям — на торжества и праздники, а на повседневку не носили, берегли. А этот редактор — прямо аристократ советского пошиба.
— Вы главный редактор?
— Да… Я хочу написать заявление.
— По поводу? И как вы поняли, что я из милиции? — я повернулся к девчонке, вопрос, по большей части, предназначался ей.
— Ну как же? Вы же Александр Александрович Морозов. Ася столько рассказывала. Мы много про вас материала выпустили. Все комсомольцы в нашем оперативном отряде Зарыбинска хотят быть похожими на вас. Даже думали пригласить вас на собрание, чтобы вы на своем примере, рассказали…