— Алёна, замолчи,— раздалось у меня из-за спины, и в этот момент я ощутила, как на плечи легли тяжёлые руки мужа. — Еся, поднимись, пожалуйста, к себе.

Но вместо того, чтобы куда-то уходить, я мёртвой хваткой вцепилась в косяк арки.

Муж, тяжело вздохнул.

— Рустам, не надо дышать так, не надо закатывать глаза. Я всего лишь делюсь с твоей женой, жизненным опытом. Скажем так, как бывшая с нынешней.

— Рот закрой, вещи собери и выйди. У тебя нет никакого права находиться здесь. Это раз. Ты не согласовала свой приезд со мной. Это два.

Алёна взмахнула руками и медленно, протяжно вздохнула.

— Рустам, Тимуру не три годика, чтобы я согласовывала с тобой график посещений. Это первое и второе мне абсолютно без разницы, какой бровью ты на меня косишь. Никто не лишал меня родительских прав, поэтому у нас с тобой ровно пополам возможностей общаться с ребёнком, поэтому не надо здесь сейчас строить из себя самого грозного. А ты, Есения, трижды подумай, прежде чем рожать с этим человеком. А то, кто знает, может быть, через три года и тебя также под зад выпнут.

Я сцепила зубы настолько сильно, что мне казалось, сейчас они покрошатся. У меня была абсолютно другая версия того, как Рустам расставался со своей бывшей женой. Это она не захотела жить вместе. Это ей надо было уйти. Это она оставила Тимура, а не Рустам вынудил его её забыть о сыне.

— О господи. Судя по твоим глазам, Есечка, у тебя абсолютно другая история в голове, но нет, знай правду. Когда я решила забрать Тимура, мне поставили условие. Либо я ухожу из этого дома своими ножками, либо я не ухожу и остаюсь сыном, но когда я встану никому не будет известно.

— Алёна, ты сейчас перевираешь и наговариваешь! Есения, поднимись к себе, — прохрипел муж и вышел из-за моей спины, закрыл меня собой, а мне показалось, что мой самый страшный нынешний кошмар ожил.

Алёна объяснила кое-какие моменты, связанные с моей беременностью, и теперь от этого было вдвойне страшно, но я все-таки надеялась…

Надежда ведь умирает последней, правильно? И Рус со мной так не поступит. Там реально было что-то неправильное…

Я мысленно оборвала себя.

Наивная глупая дурочка.

Каждая жертва насилия считает, что с ней такого с ней такого не случится. Уж она-то будет мудрой. Она-то будет правильной. Она-то не даст повода для того, чтобы муж поднял на неё руку, так и я. Я же буду мудрой, я же буду правильной и Рус у меня никогда не отберёт ребёнка, но это такая глупость.

— Я никуда не уйду, — сказала я хрипло. И стянула с плеч дублёнку.

— В таком случае, Алёна, пройди в мой кабинет, я не намерен с тобой обсуждать дела своего сына на всеобщем обозрении…

Алена пожала плечами, хохотнула и сделала несколько шагов вперёд, она проскользнула мимо нас, и мне в нос ударил едкий цветочный аромат. Я до боли сдавила пальцы, и в этот момент Рустам обернулся ко мне.

— Ты… — протянула медленно я, — ты, лицемер…

— Есения, успокойся, пожалуйста…

— Что успокойся, что успокойся? Все слишком одновременно происходит. Тебе не кажется?

— Именно поэтому я и говорю тебе успокойся. Именно поэтому я тебе советую подняться в спальню, потому что как-то все одновременно происходит, понимаешь?

Рус провёл ладонью мне по плечу и сделал шаг в сторону, быстро прошёл по коридору и хлопнул дверью, а я осталась стоять на границе с гостиной. Тимур сбежал с лестницы буквально через пару минут после того, как закрылась дверь кабинета, на нём был горнолыжный спортивный костюм, а на плече висел рюкзак.

— А где? — спросил он растерянно.

— В кабинете, — отозвалась я, пряча взгляд.

— В смысле меня что, опять кинули, со мной опять никто не едет на горнолыжку?

— Я не знаю, Тимур.

Тим запыхтел, как маленький паровоз, а со стороны кабинета раздались крики.

— Я говорил тебе, чтобы ты не приближалась к моему ребёнку! — рычал на весь дом Рус, что-то визгливо отвечала Алёна. — Ты не заслуживаешь называться его матерью. Ты никто ему!

Тимур застыл посреди холла, и я поняла, что он тоже прекрасно все слышал. От этого у него затряслись губы.

— А если ты считаешь, что у тебя есть какие-то права на моего ребёнка, то ты для начала должна хотя бы вспомнить о том, что он тебе не просто сын выходного дня.

— Он меня никуда не отпустит, — дрожащим голосом сказал Тимур.

Я не стала ничего отвечать, просто прошла в гостинную, а из неё заглянула на кухню.

Что я должна была ему сказать, да твой отец тебя никуда не отпустит и стать опять виноватой?

Раздались крики еще громче, ещё выше.

Я опёрлась руками о стол и тяжело задышала.

А спустя несколько мгновений дверь кабинета со всей силы хлопнула, и Алёна пронеслась по коридору бешеной фурией и выскочила за дверь. А мы так и остались с Тимуром стоять друг напротив друга, но уже в кухне.

Когда Рустам появился в поле нашего зрения, и я, и сын прекрасно понимали, что ничего хорошего он нам не скажет.

— Тим, иди к себе…

— Может быть, ты прекратишь мне приказывать, — процедил сын.

— Да прекращу, поэтому мы с тобой поговорим позднее. Сейчас не надо.

Тим с силой швырнул об пол рюкзак и дёрнулся вперёд.

Я приоткрыла рот, а когда Тимур скрылся за поворотом, перевела взгляд на Рустама.

— Что случилось?

— Ничего особенного. Её устроили десять миллионов за то, чтобы она больше не появлялась в нашей жизни, особенно в жизни нашего сына, — холодно, цинично и зло произнёс муж, как будто бы отвечая на абсолютно другой вопрос.

Как будто бы говоря о моей беременности…

Рус не стал больше ничего говорить, только покачал головой и медленно вышел из кухни.

Я не знала, как мне себя вести, что мне делать, но понимала, что, несмотря на весь этот марлезонский балет, я обязана была побеспокоиться о себе в первую очередь. Поэтому остаток дня я провела за тем, что сидела и выбирала квартиры. с кем-то мне удалось даже созвониться, и я шёпотом в гардеробной сидела разговаривала с риелторами.

Я хотела снять заранее жилье, чтобы, когда придёт возможность уйти, я не мучилась и не бегала из-за этой темы с грудным ребёнком на руках. Вариант переконтоваться у родителей какое-то время мне абсолютно не подходил, потому что я действительно не желала беспокоить отца.

Тимур ходил насупленный, и я старалась с ним не пересекаться, потому что понимала, что ушат грязи опять выльют на меня. А я не понимала, чем в этой ситуации могла помешать сыну, и тем более, как я могла отвечать за действия его матери.

Но чуйка, интуиция, шестое чувство нашёптывало мне, что лучше повременить с общением, однако даже несмотря на моё осторожное отношение ко всем в доме, вечером меня все равно настиг сын.

Я спустилась в кухню, чтобы налить себе чаю на ночь. А спустя несколько мгновений туда же заглянул Тимур.

Он вид имел демонстративно равнодушный.

Кончики пальцев горели, а уши пылали, я подозревала, о чем пойдёт разговор.

— И почему так? — спросил с вызовом Тимур и сел за стол. Он проводил меня тяжёлым, нечитаемым взглядом. Я, застыв, словно бабочка перед ловцом, выдохнула.

— Тебе не ко мне с этим вопросом, а к отцу, —короткий брошенный взгляд на сына дал понять, что Тимур сцепил зубы, стараясь не показывать своих истинных чувств, а если бы он этого не сделал, у него бы затрясся подбородок.

— Ты думаешь, это нормально? Да? — не отставал он от меня.

— Я вообще ничего не думаю, Тимур, — я развернулась к столешнице, быстро налила из заварника душистого улуна с манго и, подняв чашку, направилась в сторону от стола, как раз к двери, но Тим не дал мне далеко уйти.

— Ты же прекрасно знаешь, что они это специально…

Я продолжила идти, только сбавила скорость, придержала низ живота и тяжело вздохнула.