— Поросёнок мелкий! — Рустам проревел это так, что все стекла зазвенели в доме.

Я, перехватив перила обеими руками, стала спускаться быстрее, когда я оказалась внизу, то застала картину того, что Рустам держал за шиворот спортивной куртки Тима, а тот рычал и брыкался.

— Сбежал, засранец, сбежал, Есю заставил переживать, нервничать. Ты что себе думаешь, что ты себе позволяешь?

— Пусти меня. Пусти меня, тоже мне нашёл время воспитывать, где ты все это время был до этого.

Рустам зарычал и выпустил реально Тима из своей хватки своей, и сын, дёрнувшись в сторону, поправил на плечах куртку и бросил на меня злой цепкий взгляд.

Я не понимала, в чем я виновата.

У меня затряслись губы.

Я тихо произнесла:

— Тим…

Но сын никак не отреагировал.

Он, рыкнув, дёрнулся в сторону и побежал по лестнице наверх.

— На спортивной площадке сидели поросята, — оскалился Рус, делая шаг ко мне, а я не понимала, что мне тяжело сдержать слезы, и поэтому они катились по щекам. — Сидели довольные, а этот поросёнок игнорировал звонки. Есь, ты чего застыла?

— Как-то нелепо…

Рустам, глядя на меня, покачала головой, и я шмыгнула носом.

— Ты чего плачешь, все хорошо, как я и говорил, они недалеко отошли…

— Как он вообще ушёл из дома?

— Надо строительную лестницу убрать с той стороны, где у него спальня.

Я вскинула бровь и провела ладонью по губам.

— Ну, помнишь, позавчера приезжали рабочие чистить все водостоки, строительная лестница так и стоит возле его окна. Ну, он вылез, спустился, дошёл до калитки, тихонько её открыл, вызвал такси, поехал.

Я снова шмыгнула носом, стараясь сдержать слезы, но Рус сделал шаг ко мне, обнял и прижал к себе, чтобы я уткнулась ему носом в плечо.

— Ну, что распереживалась, будет хорошо, все будет хорошо, идём. Я тебя в спальню провожу.

Рус реально проводил меня в спальню, где я нервно и судорожно стянула с себя халат и опять залезла под одеяло.

Рус пометался ещё перед дверью, но все же решил не испытывать судьбу.

— Может быть, тебе чая налить?

Я покачала головой, сжимаясь в комок, притягивая к себе подушку.

Я так расстроилась, я так распереживалась, что сон не шел. Где-то глубоко за два часа ночи меня наконец-таки срубило каким-то непонятным муторным состоянием, что я не могла правильно оценить, спала я или бодрствовала, наверно просто дремала.

И вместе с этим воскресное утро началось для меня безумно рано, потому что живот продолжал тянуть. И как бы я не хотела успокоиться, у меня это не получалось. Я тихо спустилась на первый этаж и прошла в кухню, поставила чайник, включила мультиварку, чтобы сварить кашу.

Чем больше я ходила, тем меньше у меня дёргало внизу живота.

Я не понимала, как это связано, но подозревала, что, скорее всего, это был обычный спазм.

Я приоткрыла окно, потому что от чайника и парящей мультиварки на стеклах стала собираться влажная плёнка.

Пройдя к левому ящичку, я не сразу поняла, что меня привлекло.

Я прислушалась.

— Я тебе ещё раз говорю никаких звонков и никаких встреч.

Я выдохнула. Оперлась руками о столешницу и прижалась лицом к стеклу, рассматривая, что происходило на улице.

Рустам стоял на самом краю веранды, которая не дотягивалась до кухонного окна, и разговаривал с кем-то по телефону, держа мобильник перед собой.

Как обычно.

И ведь не учил его ничему случай с Аликом.

Опять громкая связь.

— А знаешь что? — раздался звонкий голос. — Если ты сегодня не приедешь, то завтра я приеду к твоей жене…

Я оттолкнулась от столешницы и сделала два шага назад, сжала в ладони кухонное полотенчико. И подумала, что в принципе можно подождать.

Я не узнала голос из-за того, что у меня гремел чайник, булькала мультиварка, плюс все искажалось расстоянием, но если эта девица так настроена, то в случае неприезда мужа, она приедет ко мне, тогда да, наверное, стоит подождать.

Я снова шагнула к столешнице, опять опёрлась на неё руками, подтянулась к окну, чтобы получше слышать, но Рус что-то шипел близко, притянув мобильник ко рту, а потом и вовсе сошёл на такой шёпот, что даже со слуховым аппаратом я бы не разобрала, что он говорил.

Я понимала точно одно: у Рустама была женщина.

Эта женщина была сведущая в делах его семьи.

Эта женщина чем-то его шантажировала.

Ей что-то нужно было от него, и у меня есть подозрение, что сообщение написала вчера тоже она. Я не успела запомнить набор цифр на экране, там не было подписано кто ему прислал сообщение.

Я тяжело задышала и опять оттолкнулась от гарнитура, запищала громко мультиварка, я дёрнулась в сторону, открыла крышку и провела ложкой по каше, скривилась надо было помешивать, тогда бы низ не подгорел, чайник забурлил, засветился синим и тоже спустя мгновение запищал.

Я дёрнулась к вытяжке, включила её, чтобы парность вытягивала ещё и с её помощью. Но этого оказалось мало.

Со стороны кабинета послышались какие-то шорохи. Я поняла, что Рустам зашёл в дом, а если он зашёл, значит, он скоро поймёт, что я уже встала, и, вполне возможно, слышала его разговор.

Тяжёлые шаги приблизились.

Рус оказался на пороге кухни и замер.

— Почему ты встала? — Спросил муж холодно.

— Потому что выспалась, — произнесла я тихо, не обращая на супруга никакого внимания, я специально демонстративно делала вид, будто бы его не было.

— Тебе вчера было плохо, зачем ты соскочила в такую рань?

— Просто так получилось, — произнесла я сквозь зубы и открыла холодильник, чтобы вытащить творог и сметану оттуда.

— Не крутись. Давай я сам сделаю завтрак.

— Я почти все сделала. Каша готова.

Рус нелепо застыл в проёме, потому что не знал, как реагировать на меня.

Я его раздражала своей холодностью, а ещё нежеланием идти на контакт и тем, что я дала себе слово не нарываться.

У меня был план, и надо было ему следовать.

— Понятно, — произнёс Рустам с заминкой.

Я коротко взглянула на него, заметила:

— Ты меня вообще не обяжешь, если поднимешь Тимура на завтрак.

— Хорошо.

Я отвернулась, мне показалось, что Рус должен был пойти за сыном, но он продолжил стоять.

— Есения… я… — начал медленно муж, но я не пыталась ему помочь. — Еся, мне кажется, события последних дней…

Рустам тяжело вздохнул и зашёл все-таки на кухню, отодвинул барный стул и прошипел:

— Ты можешь не суетиться, а посмотреть на меня.

Я застыла возле полки с крупами, убирая туда упаковку с овсянкой, а потом, развернувшись, протянула:

— Я не хочу смотреть на тебя, я не хочу с тобой разговаривать. Если ты этого не понял по моему равнодушному поведению, то я тебе скажу это через рот. Мне абсолютно неважно, что случилось в наших с тобой отношениях за последние пару дней.

Муж нахмурился, свёл брови на переносице.

— Есения, как ты говоришь, это неправильно…

— То как я говорю, Рустам, это единственно правильный вариант. Я и не собираюсь что-то обсуждать с тобой накануне родов. Мне важнее родить здорового ребёнка, нежели чем оказаться правой или виноватой. Поэтому все события, которые произошли за эти пару дней, будем считать, что они случились и случились, но каждый остался при своём мнении, спорить и переубеждать я не собираюсь никого.

Рустам сцепил руки в замок. И тяжело вздохнул.

— Есь, я понимаю, что ты раздражена. Ты рассержена...

— Рус, ты ничерта не понимаешь, — психанула я, разворачиваясь к мужу лицом.

Я как стояла с этой чёртовой пачкой геркулеса, так и осталась держать её в руках.

— Ты не понимаешь, какого это, когда у тебя за несколько недель до родов происходят настолько фатальные изменения в жизни, что живот беспрестанно тянет. Ты не представляешь, какого это, когда за несколько дней до родов ты слышишь от близких людей о том, что, во-первых, ты не мать ребёнку, которого ты растила чёртову прорву времени. Во-вторых, что ты не имеешь права ничего этому ребёнку сказать. И в-третьих, то, что за несколько недель до родов до тебя доходит осознание того, что муж тобой пренебрегает…