В коридоре, что-то загрохотало, но я решила не обращать на это внимание.

Я не понимала, почему Рус упирается, что ему сложно было бы сказать о том, что да, у меня есть другая женщина, и все на этом.

— Есения! — прогремело снова в коридоре, я зажала ладонями уши, спустилась пониже под одеяло и натянула его на себя.

Не хотелось говорить, не хотелось что-то обсуждать, но тяжёлый шаг приблизился, и дверь опять распахнулась.

— Есения, где Тимур? — произнёс холодно Рустам, и в этот момент я поняла, что что-то не то происходит.

Я откинула одеяло и приподнялась на локте.

— В каком смысле, где Тимур? Он у себя, либо в мансарде.

Я повернула голову в сторону мужа и увидела, как у него на шее бешено бились венки, такое чувство, как будто бы ещё секунда и Руса разорвёт на мелкие частицы.

Муж вздохнул, прикусил губу, провёл пальцами по щетине и качнул головой.

— Его нет в спальне.

Когтистая лапа предчувствия дотронулась до меня, я ощутила, как у меня ладони вспотели, а по спине вдоль позвоночника встали табуном мурашки.

Я только сглотнула.

— Нет, Тимур же не мог так поступить. Он же не мог просто взять и сбежать. Мы с ним поговорили, он ещё раз попытался отпроситься поехать на ночёвку, но я ему сказала, что пусть лучше ребята приедут, вы посидите у нас, нежели чем ты поедешь к ним.

Рус тяжело дышал, и от этого его дыхания вся комната раскалялась. В воздухе, как будто бы витали всполохи огня.

— Его нет в спальне, его нет на этаже.

— Я предлагала ему посидеть с друзьями в мансарде, никто не открывал ворота Рус. Он дома.

Я откинула одеяло и, придерживая живот, встала с постели, дёрнула с изголовья тонкий халат и натянула на себя.

— Есения я крикнул по коридору Тимур, где ты? И он не отозвался…

— Рус, это глупости, которые ты говоришь, — начала паниковать я, сердце застучало быстро-быстро, а в подсознании вставали картинки о том, как стадо неуравновешенных подростков собиралось и устраивало просто разносящие все вокруг вечеринки. А ещё я понимала, что если Тимур куда-то свалил, то ответственность лежит на мне, потому что я с ним была дома.

Я прошла мимо мужа и засеменила в сторону комнаты сына, толкнула дверь.

— Ну это второй этаж, Рус. Он должен быть либо в мансарде, либо на первом этаже где-то сидит, — произнесла я хрипло, осматривая спальню Тимура и подмечая глазом все тот же стабильный, лёгкий хаос. На столике с ноутом валялась открытая упаковка чипсов. Сбоку выдвинутый ящик с маркерами и с прочей канцелярией. Плед на кровати сбитый.

Мне Рус ничего не ответил.

Я быстро набила сообщение матери Дмитрия о том, что неизвестно ли ей, приехал ли к ним Тимур, но сообщение так и не было прочитано.

— Есения, куда он мог деться?

— У меня есть только одно подозрение, Рус, он поехал туда, куда мы его не пустили.

— Не мы, а ты, — едко поправил меня муж, и я задышала ещё тяжелее.

— А скажи, ты бы отпустил его туда? Я считаю, что все это очень дурно пахнет…

— Еся, скажи мне адрес этого Димы. Сейчас я съезжу.

Я открыла переписки, которые были, когда Тимур уже ездил в гости, назвала адрес, и Рус, записав его на мобильный, развернулся.

— Стой, подожди, а я? — громко задышала я.

— А что ты? Сиди дома, сиди и жди. Вдруг он не доехал. Вдруг он вернётся. Вдруг они просто потусили где-то на улице через два квартала и сейчас придут домой.

— Да как он мог исчезнуть из дома?

— А ты куда-нибудь выходила? — оскалился на меня Рус. Я облизала губы. — Да, ты, вероятнее всего, сидела в спальне.

— Рус он взрослый, он понимает слово нет…

— Есения, он подросток, ему плевать на слово нет, давай будем откровенны. А ещё тот фактор, что вы последнее время не находите общего языка, говорит о том, что он, скорее всего, мог проигнорировать тебя.

— Он не проигнорировал бы меня, если бы ты вовремя встал на мою сторону, а не пустил это дело на самотёк, как ты привык.

— Я привык пускать дело на самотёк? Если бы я пускал дело на самотёк, то его давно бы ждало кадетское училище.

Я взмахнула руками и зарычала.

— Да, конечно, это же самое простое, отправить ребёнка куда-то непонятно учиться, но главное самому с себя снять ответственность. Типа я такой хороший. Я выбрал место для обучения своего сына.

— Ты сейчас чего от меня хочешь добиться, Есения? — шагнул ко мне муж, и я поняла, что чем больше мы спорим, тем сильнее затягиваем всю эту ситуацию.

— Езжай быстрей, — произнесла я и поняла, что у меня сердце хотело сбежать из груди.

Рус резко развернулся и пошёл по коридору к лестнице.

Я судорожно сглотнула, сделала пару шагов до кровати.

А если с Тимом что-то случилось?

А если он попал в какую-то беду, а если…

Живот сильно потянуло.

Я до боли прикусила щеку, чтобы не застонать.

А потом поняла, что эта боль стала разливаться по всему тазу.

Нервно всхлипнув, я сжала мобильник в ладони…

— Тимур, возьми трубку, возьми трубку, — шептала я, прислушиваясь к длинным гудкам, которые звенели в трубке.

Живот ни капельки не отпускал, даже несмотря на то, что я легла на кровать и подняла ноги на подушку. Я гладила низ живота и внутренним голосом просила малыша потерпеть, осталось не так много. Сейчас не надо двигаться, не надо шевелиться в направлении к выходу, слишком рано…

— Тимур, пожалуйста, возьми трубку, — ещё раз произнесла я заново набирая сына. Все это ерунда и ложь о том, что дети всегда будут делиться на своих и чужих. Сейчас я переживала за Тима, как за своего, за свою кровинку, за свое сердце. Я помнила все, что связано было с ним. Я помнила, как тяжело мне было, будучи молодой девушкой, без материнского опыта, пытаться наладить с ним отношения, и когда я только появилась, он на самом деле был более мягким, он сильнее во мне нуждался, но с каждым годом израстаясь, он все больше и больше ставил под вопрос мои желания, мои слова, я его за это никак не могла осудить, потому что он знал у него есть родная мать, и есть Есения…

Есению можно не любить, но надо слушаться, а можно любить, но слушаться не стоит. Если он что-то делал, он делал это не из-за того, что он хотел это сделать, а потому, что ему не позволяла наша с ним жизнь поступить иначе. Я знала, что я лажаю где-то очень сильно, потому что со своим ребёнком я была бы менее терпимой, с Тимуром я терпела все, я терпела его истерики в супермаркетах, когда он ложился на пол и начинал выть о том, что ему не купили ту или иную игрушку, я терпела с Тимуром, что в игровой комнате он мог закатить скандал, потому что я не разрешала ему кататься на самой высокой горке.

Я все это терпела, потому что я знала, что если я проявлю чуть больше строгости, то что-то будет не так. И вот сегодня я её проявила, и Тимур сбежал.

— Тим, возьми, пожалуйста, трубку, возьми, я тебя умоляю, — прошептала я чувствуя, как сбивается моё сердцебиение и как кровь по венам разгоняется с невыносимой скоростью. — Тим, мальчик мой, пожалуйста, подними трубку, я тебя умоляю…

Я не ощущала, как по вискам стекали вниз слезы. Я боялась за Тимура, и все это глупости о том, что если не родной, значит не так страшно.

Одинаково страшно…

Я не засекала время, не понимала, сколько прошло минут с момента отъезда Рустама, но когда вновь за окном услышала звук открывания ворот, у меня сердце забилось с такой скоростью, что могло посоперничать с гоночной тачкой.

Я, тяжело опершись о локти, села в постели, вытащила подушки из-под ног и, придерживая живот, вышла в коридор.

Вязкая слюна стояла на языке, я её даже проглотить не могла, поэтому, сжавшись в комок, я постаралась спуститься по лестнице.

Где-то на середине я услышала, как дверь дома открылась ключом, и злобный рык мужа на весь холл заставил меня чуть ли не потерять сознание.