— Русалка, сидя на ветвях,

— Ласкает гребнем волоса.

— И леший бродит, дух бесплотный

— Дозором обходя леса.

— В тени дубрав, где свет не яркий,

— Лишь серебром звенит ручей,

— Ветра играют, словно арфы,

— В вершинах крон и тьме ночей.

— Хм, черновик, говоришь, — задумчиво покосился я на зависшую тульпу — слушательницу, ожидая её оценки.

— Для юного поэта вполне достойно, — тряхнула головой Алёна Вадимовна и тут же скрылась, явно не желая брать на себя ответственность за определение поэтической ценности пары четверостиший, записанных братом у себя в тетради.

— Что дальше делать будем, Александр Сергеевич? Пока как-то не совсем по плану поэзия пошла, — легко переложил мой тульпа на меня принятие решения.

— Ты же сам мне говорил, что Лев Сергеевич был не менее талантлив своего старшего брата, — вернул я мяч на его поле.

— Так-то оно так, но я к классическому Пушкину привык, и всё остальное не готов принять в первом чтении.

— Время у нас есть. Давай посмотрим, как современники стихотворения молодого поэта воспримут.

— То есть, пока идём по мягкому варианту? — уточнил Виктор Иванович.

— Самому мягкому в том, что касается поэзии, а вот вопросами воспитания мне придётся жёстко заняться. Иначе вырастет такой же лентяй мот и оболтус, каким в моём мире был брат Пушкина, — поставил я перед собой весьма непростую задачу.

Лёвка маменькин сынок и баловень. Едино, что мне может помочь — это его почитание и вера в старшего брата. Опять же, имею право. Двое нас в Роду Ганнибалов-Пушкин — я да брат.

Правда, третьего ждём. Матушка уже на девятом месяце, а братцу Платону уже я не дам умереть раньше времени.

— Александр, у нас есть к тебе разговор, — встретили меня на завтраке два брата-сибарита.

Удивительное дело. Оба они обычно далеко за полночь шляются по салонам Петербурга, потом отсыпаясь до полудня, а тут вдруг к раннему завтраку встали. Для них такое — просто подвиг!

— Говорите, но недолго. Мне вскоре по делам надо уехать, — заранее ограничил я временные рамки, чтобы не слушать тех обычных пустословий, которыми они любят украшать свою речь так, что иногда до сути сложно продраться.

— Мог бы и побольше уважения проявить к своему отцу, — не преминул укорить меня Сергей Львович, — Я могу и не посмотреть, что ты князем стал, — тут же позволил он себе лишнего, но сразу заткнулся, стоило мне на него выразительно посмотреть, и отвёл глаза.

— Тем не менее, я слушаю, — прервал я повисшую в воздухе неловкую паузу.

— Касательно твоих вчерашних расходов на Ольгу. Надеюсь, ты знаешь, что бывает, когда дворяне выписывают вексель, а потом оказываются не в силах его оплатить! — как всегда с переизбытком пафоса, достойного лишь актёру захудалого театра, поинтересовался отец.

— Я рассчитался чеком. И Ольге пятьдесят тысяч положил в банке на её счёт, чтобы она с приданым была. Номер счёта сказать? Вдруг вы тоже туда тысяч по пятьдесят сброситесь? Кстати, если вдруг попробуете к её деньгам ручонки свои протянуть, то сразу не советую. Засужу и верну всё втройне. Обещаю, — спокойно приступил я к яичнице.

— Да как ты с отцом разговариваешь! — дал петуха Сергей Львович в конце обращения.

— Вроде слова грубого не сказал. Одни известия радостные донёс, — пожал я плечами, — Или ты, отец, не рад, что твоя дочь из бесприданниц перешла в разряд перспективных невест? Пусть пока не самых богатых, но и я только начал работать.

— Как отец, я хочу знать, нет, я требую!! — в очередной раз перебрал батя с пафосом, начав переигрывать, — Ты должен рассказать нам, что это у тебя за работа и куда ты собрался, раз у тебя даже нет времени поговорить со своими ближайшими родственниками.

— Про мою работу вам знать ни к чему, всё равно вы в ней не разбираетесь, а собрался я на каретный двор. Договорился вчера, что с хозяином поутру встречусь, чтобы пару карет заказать, — тщательно промокнул я свежеиспечённым хлебом остатки желтка в тарелке.

— Зачем тебе две кареты? — не выдержал дядя.

— Мне одной хватит, а вторую я для семьи закажу. И коней сам выберу. У меня Ольга в невестах, матушка на сноснях, брату надо себя в пансионе показать, как тут без собственной кареты обойтись? Опять же у меня отец имеется. Он хоть и пижон, и любит пыль в глаза пустить, но вроде неплохой человек. Пусть и он каретой пользуется. Собственный выезд ему всяко веса добавит, — перешёл я на чай с рогаликом, — Ещё вопросы ко мне есть? Вопросов нет, — посмотрел я на отвисшие челюсти братьев, — Тогда, до вечера, — бросил я на тарелку недоеденный рогалик.

Весь аппетит сбили браты-акробаты. И это далеко не самые худшие дворяне. Образованные. Воспитанные. Но бестолковые-е…

Мои дорогие родственники похоже и не поняли, что я только что на них крест поставил. Пусть они своей жизнью живут. Мне в Роду такие проблемные личности не нужны. Пользы они не принесут, а хлопот изрядно доставят.

Собираясь в каретный двор, я рассчитывал на разговор с немцем, волей судьбы заброшенным в Санкт-Петербург с берегов Рейна. Оказалось, что основатель экипажного заведения Михаэль Фребелиус уже лет восемь как помер и оставил своё дело сыну Фредерику, да и тот на русский манер величался Иваном.

Обо всём этом мне поведал приказчик, во время обзорной экскурсии по вверенному ему хозяйству.

— Смотрите, Ваша светлость, какой великолепный дормез у нас имеется на продажу. Очень удобен для дальних поездок. Рессоры из Москвы от самого Якова Мохова. Лак английский. Дуб французский. У нас только лучшие материалы идут на строительство карет, — расхваливал он каждый экипаж, пока я томился в ожидании хозяина двора.

Неплохой, конечно, вагончик. Вот только куда мне такая семиметровая шайтан-арба? Да и запрягать в неё необходимо минимум шестирик. А если она в грязи застрянет? Как по мне, то в дальнюю дорогу четырёхместная карета самое то, что нужно. Можно ещё рассмотреть двухместный экипаж, для разъездов по городу, но это позже.

— Вы хотели меня видеть, Ваша светлость? — оторвал меня от размышлений русый мужчина лет тридцати в коричневом сюртуке. — Иван Михайлович Фребелиус, хозяин этого каретного двора. Чем я могу Вам помочь?

— Князь Ганнибал-Пушкин, — представился я в ответ. — Любезный Иван Михайлович, меня заинтересовала карета и я готов её у вас купить, но есть несколько пожеланий, которые, надеюсь, будут вами учтены.

— Ваша Светлость, мы всегда прислушиваемся к просьбам клиентов и по мере возможности стараемся их исполнить, — заверил мужчина. — Какие дополнения Вы хотели бы внести к уже построенной карете?

Какое красивое слово «дополнение». Сразу возникла ассоциация с автосалоном. Там тоже всегда готовы поставить допоборудование.

Что я хочу видеть на новой карете? Резину хорошую? Её ещё никакую не делают, иначе колёса карет давно бы перестали обивать железом. Амортизаторы? Снова мимо, потому что даже если б они существовали, их установка потребовала бы переделки всей конструкции кареты. Печку в салон? Так мой предшественник перлом предка свою комнату обогревал, уж карету-то я как-нибудь да натоплю. Замораживающий перл я до лета сделаю. Так что необходимость в кондиционере то же отпадает. А вот холодильник в жару был бы весьма кстати.

— В ящике под сиденьем, я хотел бы видеть медный плотно закрывающийся короб, чтобы в нём можно было бы делать лёд,– кивком головы поманил я хозяина двора к карете, чтобы на месте показать свою задумку.

Иван Михайлович жестом отослал своего приказчика, а сам пошёл вслед за мной.

— Вот здесь и нужно расположить короб,– подняв сиденье, указал я на место для будущего ледника, — Желательно с двойными стенками, между которыми нужно поместить слой очень толстого войлока, примерно в дюйм толщиной, не меньше.