— Простите, Ваша Светлость, а зачем Вам это?

— Зачем нужен термос со льдом внутри? — посмотрел я на Ивана Михайловича так, словно он явную глупость спросил,– Конечно же, для хранения продуктов во время пути. Буду замораживать воду, чтобы класть на лёд то, что в жару может испортиться. Да хотя бы тот же самый квас или шампанское остужать. Можно, конечно, в термосе хранить просто охлаждённые перлом продукты, но тогда придётся регулярно проверять их сохранность.

— Простите, Ваша Светлость, но правильно ли я понимаю, что из-за этакой безделицы Вы готовы купить перл стоимостью как минимум в две таких кареты, как эта?

— Перл, несомненно, будет использоваться, но я его сформирую сам,– как можно беспечнее ответил я, и потрогал внутреннюю обивку кареты, под которой явно ощущался войлок.– С термоизоляцией насколько я понимаю всё хорошо, так что по внутренности кареты вопросов у меня нет. В крайнем случае, для обогрева можно использовать перл. Разве что неплохо бы добавить на сиденье ещё подушек.

С этими словами я вылез из кареты и с умным видом начал осматривать ходовую часть. На самом деле смотреть мне там было нечего — всё ещё в прошлый мой приезд на двор разглядел Серёга, стоило мне только обратить внимание на выбранную карету. Этому шпиону ничего не стоило залезть под карету и найти изъяны. Естественно все слабые места он мне и указал.

— Иван Михайлович, а вот этот узел надо обязательно усилить сваркой, — ткнул я в соединение, которое было собрано с помощью примитивной скобы, изготовленной не из лучшего железа.

Сразу вспомнился анекдот, в котором хозяин машины, чтобы доехать до гаража, просит в автосервисе прихватить сваркой какую-то деталь, а там уж он её намертво проволокой примотает.

— Извините, Ваша Светлость, но узел столь значительных габаритов не влезет в кузнечный горн,– принялся мужчина объяснять причины столь оригинального инженерного решения,– А пайка, к сожалению, не выдерживает нагрузок. Поэтому пришлось пойти на такой шаг.

— Можно ведь перлом на месте разогреть до температуры плавления обе железные детали и в сварочную ванну подавать такую же железную проволоку,– пояснил я свою мысль,– В конце концов, у вас есть перл Материи. Могли бы размягчить детали до состояния глины и просто слепить их между собой, создав единый целый узел.

— К сожалению, перл мне достался от покойного отца, а ему в свою очередь от деда,– вмиг погрустнел хозяин каретного дворца.– Так что я не могу использовать его во всю силу. Кстати, а откуда вы узнали про перл Материи? Неужто приказчик разболтал?

— Ваш приказчик, Иван Михайлович, вовсе не причём. Просто торцы досок на карете не обиты декоративным уголком, а скруглены. При этом даже под краской и лаком видно, что скругление это получено не шлифовкой, а так, словно кто-то натянул продольные волокна дерева на торец. Должен заметить, что смотрится очень красиво.

— Ваша правда, Ваше Сиятельство,– расцвёл от похвалы мужчина,– Торец доски это вечная болячка — хоть как изгаляйся, но всё равно вода в него попадёт, а там и вся доска начнёт портиться. Вы что-то про сварку говорили. Не могли бы более подробно объяснить.

— Проще показать, — пожал я плечами, — Если есть желание и время, могу продемонстрировать. Надеюсь, у вас найдётся не нужное железо? Ну и брезентовый фартук с нарукавниками и рукавицами не помешают.

По-моему, я хозяину каретного двор снёс все его шаблоны. В его голове никак не укладывалось, чтобы молодой князь запросто надев на себя рабочую одёжку, принялся бы трудиться. Говорят Пётр Первый и некоторые его потомки не чурались ручного труда и на токарном станке делали всяческие поделки. Но то Императоры во дворцах, а тут князь прямо перед тобой сваривает два куска железа с помощью огненного перла.

— Ваша Светлость, — рассматривал мужчина только что сваренные мной две железные полосы,– А другие металлы можно сваривать? Ту же бронзу, к примеру.

— Почему бы и нет? Только флюс нужно подобрать соответствующий.

Иван Михайлович долго шкрябал скулу, о чём-то размышляя, и наконец-то задал мне вопрос, ради которого и был затеян мой спектакль:

— Ваша Светлость, я так понял, что Вы умеете перлы делать. А какова цена перла, подобного Вашему?

— Любезный Иван Михайлович, сегодня-завтра я при всём своём желании не смогу подобный перл сформировать — мне сначала нужно соответствующий колодец найти. Ну а так, стоимость небольшого перла будет три тысячи рублей серебром.

Мужик аж крякнул, услышав цену. Из его звуков было не вполне понятно, то ли я продешевил, то ли пережал.

Нет, ну а как ты хотел, дядя? Твоя карета стоит тысячу серебром, но какая бы она добротная не была, лет через десять всё равно окажется в печке. Да и за ремонт карет ты берешь по максимуму. Пересказал мне намедни Виктор Иванович выдержку из дневника поэта, где он сетовал на то, что за починку каретники с него взяли полтысячи рублей. Я же готов изготовить артефакт, который будет давать тебе прибыль и достанется по наследству ещё и твоим внукам с правнуками. Я, можно сказать, тебе удочку продаю. Да какую там удочку. Целый невод.

Кто-то скажет, Пушкин совсем крохобор. Имеет в банке двести тысяч серебром и не может пожаловать на карету какую-то тысячу. Отвечу так — я исследую рынок. Не каждый же день мне будут встречаться богатенькие Буратино в виде Строганова. С чего бы мне упускать возможность заработать лишнюю копейку? Двести тысяч. А что двести тысяч? Умеючи их можно за пару дней в унитаз спустить, которые, кстати, здесь пока ещё отсутствуют.

В общем, остановились мы с Иваном Михайловичем на бартере. Я ему перл, а он в придачу к четырёхместной карете даёт ещё и двухместную. Вдобавок Фребелиус к двум означенным каретам даёт по комплекту зимней резины. Тьфу ты — санные полозья он даёт на каждую карету. Плюс на каждую карету двухлетняя гарантия и бесплатное техобслуживание в течение пяти лет.

И, как вишенка на торте, на обе кареты будут нанесены гербы Ганнибалов-Пушкиных.

— Только Вы уж про меня не забудьте, Ваша Светлость, — просил мужчина, провожая меня с каретного двора, — А я Ваши кареты сегодня же с продажи сниму и закажу этот…как его…термос.

С Иваном Пущиным я решил встретиться в Летнем саду, так как и от нашей и от его квартир, парк находился в минутах ходьбы. Так и ответил на его записку, что буду ждать его на берегу Карпиева пруда.

По дороге я заглянул в булочную и купил там самый большой калач. Вспомнилось, как в раннем детстве Александр с няней любили ходить в Летний сад, чтобы кормить там уток. Да, иногда долетают до меня какие-то моменты особо ярких воспоминаний, связанные с жизнью Пушкина до моего прихода в этот мир. Откуда и что берётся, не знаю. Мозг — дело тёмное, зачастую необъяснимое, но работают же у меня братские чувства к Ольге и Лёве и это факт, от которого никуда не деться.

Пришёл я несколько раньше, чем мы с приятелем договаривались, и оттого, когда Пущин меня нашёл, калач, совместными стараниями меня и птиц, уже подошёл к концу. Если что — делился я с ними по-честному. Не меньше половины птицам скормил.

Мне к тому времени взгрустнулось. Впервые сообразил, какую сладкую часть детства Царскосельский лицей вырывал у своих воспитанников. Заодно решил про себя, что моему брату такого «царскосельского счастья» точно не нужно. Чересчур уж суровое учебное заведение вышло.

Очень мне интересно, зачем Иван Пущин, внук адмирала и сын генерал-интенданта, полез в тайное сообщество заговорщиков. Он даже, как мне показалось, принял некоторое участие в пьяных претензиях Кюхельбекера, сумев ввернуть пару фраз, окончательно настроивших уже ничего не соображающего Вильгельма против меня, когда понял, что я про его подвиги догадался.

— Александр, ты уже давно здесь? — нашёл меня Пущин на лавочке, где я меланхолично докармливал уткам остатки калача.

— Не слишком, но ты не опоздал, — глянул я на своего лицейского приятеля, отметив ещё раз про себя, что форма прапорщика лейб-гвардии ему идёт куда больше, чем шла Пушкину его служебная парадка.