— Лена…

— О нет, не стоит извиняться, — она изящно поправила складки платья. — В конце концов, я всего лишь принесла какие-то документы. Не такие уж они и важные, верно?

В ее тоне сквозила такая изысканная холодность, что я почувствовал себя неуютно:

— Ты же понимаешь…

— Конечно понимаю, — она взяла сумочку. — Как и то, что некоторые предпочитают проводить ночи в кабинетах с товарищами из райкома, а не с девушками, — она сделала изящную паузу. — Впрочем, это не мое дело.

Вот чертовка, уже обиделась. Ладно, сейчас нет времени на извинения, надо ехать.

— Я вызову тебе автомобиль, — я потянулся к телефону, но Лена остановила меня легким движением руки:

— Не стоит, — она изящно поправила брошь, даже не глядя в зеркало. — Мой «Рено» ждет за углом. К тому же, — в ее голосе прозвучала едва уловимая насмешка, — я не хочу задерживать товарища Баумана. Он, вероятно, копирует не только рабочие привычки Сталина, но и его нетерпимость к опозданиям.

Она двигалась по комнате с какой-то кошачьей грацией, собирая документы в сумочку «Гермес». Ни один жест не выдавал разочарования, только чуть более резкие, чем обычно, движения и легкий румянец, еще не сошедший с щек, напоминали о прерванном моменте близости.

В холле Агафья Петровна подала ей пальто. Елена не позволила мне помочь с одеванием, справившись самостоятельно.

— Удачной работы, Леонид Иванович, — она намеренно использовала официальное обращение. — Надеюсь, ваша ночная встреча будет продуктивной.

Она чуть замешкалась у двери, словно ожидая чего-то. Я шагнул к ней:

— Лена…

— Не провожайте, — она одарила меня безупречно светской улыбкой. — Товарищ Бауман заждался.

Каблучки ее туфель «Балли» процокали по мраморным ступеням. Хлопнула дверца «Рено», негромко заурчал мотор. Я смотрел, как красные габаритные огни растворяются в морозной мгле.

Вернувшись в кабинет, я быстро собрал нужные документы в портфель из свиной кожи. От дивана все еще исходил легкий аромат «Коти Шипр». Я с досадой одернул съехавший галстук, накинул пальто:

— Степан! — крикнул я в полутемный холл. — Заводи «Бьюик», едем в райком.

За окном пошел снег. Крупные хлопья медленно кружились в свете уличных фонарей. Ночная Москва погружалась в зимнюю дрему, но в некоторых окнах все еще горел свет. Город жил особой, ночной жизнью.

В приемной райкома было пусто и гулко. Место секретарши пустовало, никто не стучал по клавишам «Ундервуда».

Карл Янович сидел за столом, заваленным бумагами. В пепельнице дымилась «Герцеговина Флор», воздух густо насыщен табачным дымом. За окном падал снег, создавая странный контраст с желтым светом настольной лампы.

— Проходите, Леонид Иванович, — он машинально поправил пенсне в золотой оправе. — Показывайте, что там у вас.

Я разложил документы на столе. Начал с технической части, графики Величковского, доказательства плагиата немецких патентов, результаты испытаний. Про Колосова упоминать не стал, пусть этот козырь пока останется у меня в рукаве.

Бауман внимательно слушал, его длинные нервные пальцы с чернильными пятнами постукивали по столу.

— А теперь главное, — я достал найденные Еленой бумаги. — Взгляните на эти банковские переводы.

Бауман склонился над документами. В тишине кабинета было слышно только тиканье настенных часов да шелест бумаг. Он долго изучал квитанции рижского банка, сверяя подписи.

— Серьезно, — наконец произнес он, снимая пенсне и устало протирая глаза. — Очень серьезно. Но…

Он вдруг замолчал, глядя куда-то поверх моей головы, на огромную карту СССР, занимавшую всю стену.

— Но что? — я подался вперед.

— Серго… — Бауман запнулся. — Товарищ Орджоникидзе может оставить решение комиссии в силе. Есть определенное давление.

Он снова нервно поправил пенсне:

— Сверху настаивают на поддержке частного сектора в промышленности. Группа товарища Рыкова

— Рыков? — я понимающе кивнул. За последние месяцы я достаточно изучил расклад сил в партийном руководстве.

Бауман поднялся из-за стола, подошел к окну. Его фигура четко вырисовывалась на фоне падающего снега.

— Крестовский умеет находить покровителей, — он говорил, не оборачиваясь. — У него связи и в Промбанке, и в ВСНХ. А теперь еще и правые в ЦК.

Он нервным движением достал новую папиросу из портсигара с монограммой «К. Б.»:

— Вы же понимаете, Леонид Иванович, сейчас идет большая игра. Вопрос о путях индустриализации. Правые настаивают на максимальной свободе для частного капитала.

В коридоре послышались голоса. Бауман дождался, пока они утихнут:

— Даже если мы докажем махинации Крестовского, они попытаются замять дело. Скажут — издержки нэпа, исправим, проведем разъяснительную работу.

Я молчал, наблюдая, как он нервно ходит по кабинету. Его тень металась по стене под портретом Ленина.

— Нужно идти выше, — наконец сказал я. — К товарищу Сталину.

Бауман резко остановился. В тишине кабинета было слышно, как потрескивает папироса.

— Вы понимаете, что предлагаете? — он снял пенсне, близоруко щурясь. — Это совершенно неприемлемо. Даже если бы я согласился, это очень… очень рискованно.

— Товарищ Сталин сейчас как раз занимается вопросами индустриализации, — я говорил спокойно, хотя внутри все напряглось. — У меня есть не просто компромат на Крестовского. У меня есть доказательства несостоятельности всей их политики.

Бауман вернулся к столу, тяжело опустился в скрипнувшее кожаное кресло:

— Объясните.

— Смотрите, — я разложил документы веером. — Вот технические доказательства, их хваленая технология не работает. Через три месяца начнутся аварии. Это уже не просто производственный вопрос, это вопрос обороноспособности.

Я достал заключение Величковского:

— А вот доказательства связей с немецкими фирмами. Они не развивают отечественную промышленность, они просто паразитируют на старых германских патентах. И выводят валюту через Ригу.

Бауман взял документ, его пальцы слегка подрагивали:

— Но почему именно к Сталину?

— Потому что это системный вопрос, — я понизил голос. — Частники вроде Крестовского не создают новых технологий. Они не строят будущее промышленности. Они просто выкачивают прибыль, используя старые наработки и коррумпированные связи.

За окном прогрохотал последний трамвай. Бауман молчал, разглядывая документы через свое пенсне. Я видел, как работает его мысль.

— А что вы предлагаете взамен? — спросил он наконец.

— Новую модель, — я достал из портфеля еще одну папку. — Частная инициатива под государственным контролем. Не просто владение заводами, а создание новых технологий. Не вывод капитала за границу, а развитие отечественной промышленности.

Бауман подался вперед, его утомленные глаза вдруг заблестели:

— Конкретнее.

— Вот план модернизации нашего завода, — я разложил чертежи. — Полностью отечественная разработка. Производительность выше на сорок процентов, расход топлива меньше на четверть. Главное, никакой зависимости от иностранных патентов.

Он внимательно изучал цифры. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только шелестом бумаг и тиканьем часов. С улицы доносился приглушенный шум мотора, видимо, партийная «эмка» во дворе райкома.

— Допустим, — Бауман наконец поднял глаза. — Как вы видите практические шаги?

Я достал блокнот в кожаном переплете:

— Первое — подготовить докладную записку для товарища Сталина. Не просто разоблачение Крестовского, а анализ всей ситуации в промышленности. С конкретными предложениями.

— Кто будет готовить?

— Техническую часть — Величковский. Он сейчас в Москве, его авторитет в научных кругах безупречен. Экономические расчеты сделает Котов, он еще земской выучки специалист. А общий анализ общий анализ я возьму на себя, — я сделал паузу. — У меня есть опыт подготовки таких документов. И еще есть человек в наркомате, который поможет правильно оформить все материалы.